Ведуньи из Житковой - Тучкова Катержина

В конце концов она от них сбежала — кажется, семнадцать ей было. Тогда как раз Юстина родила от Сурмена дочь. После стольких парней она впервые произвела на свет девочку, и у Рухарки, рассказывают, от радости вырвалось, что вот наконец-то в доме появилась ведунья! Такого, думаю, Йосифчена уже перенести не могла.

Да только Юстина никогда не считала первородную дочь своей наследницей! Может, потому, что с ней было с самого начала трудно сладить, а может, чувствовала исходящую от нее угрозу… Как бы то ни было, Йосифчена поняла это вскоре после того, как Юстина родила Сурмену, вашу тетку, так что она подхватилась да и ушла в Поточную к одному рано овдовевшему мужику. Даже подозрительно рано, шептались люди. Его молодая жена была сильная и здоровая, но что-то случилось — и через неделю она уже лежала в могиле. Тогда-то и начали поговаривать, что Йосифчена наделена какой-то темной силой, что она ведьма, от которой добра не жди, и люди стали ее бояться. Никто, кроме ее матери, не сомневался, что она тоже ведунья, это же яснее ясного. Как-никак ведовские умения передаются по наследству! Но до Юстины слишком поздно дошло, что она не вправе выбрать себе преемницей одну из дочерей, что унаследовать это от нее способны обе. Но тогда Йосиф-чена уже жила в Поточной, и Рухарка не могла за ней приглядывать, старшая дочка не была больше в ее власти.

Вскоре о Йосифчене распространилась такая слава, что к ней начали приходить люди с такими просьбами, с какими к добрым ведуньям не ходят. Те, кто хотел кому-то навредить. Испортить чей-то скот, отомстить, по-тихому обжулить, извести соперницу в любви, а то и жизнь отнять — да что говорить! Жуть брала всех, стоило только упомянуть Йосиф-чену, особенно после того, как она перестала ходить в костел. Люди шептались, что Йосиф-чена порвала с Богом. А что из этого вытекает? Что она стакнулась с дьяволом. Знаешь, я до сих пор в это верю. Ну, дьявол — это, может, слишком сильно сказано, но в ней было зло, что-то, лежащее по другую сторону от того, к чему прибегаем мы, когда ворожим. И Йосифчена умела обратить это в свою пользу.

Только с одним ей не везло: с наследницей. Родила она поначалу сына, а потом никак не могла забеременеть. Шли годы, и Йосифчена боялась, что сделалась бесплодной. Так оно и было: другим ребенком она уже не обзавелась. Потому-то она и прикипела так к Фуксене, что та могла стать ее единственной на следницей. Уже сызмальства она старалась передать ей все, что сама знала. Жаль лишь, не остерегла ее, чтобы не водила шашни с тем немцем, может, оно бы так плохо и не обернулось. Но ведуньи в свои карты заглянуть не могут. Вот и Йосифчена не разбиралась, хорошо ли, что Фуксенин ухажер немец. Ей хватило того, что он важная птица и что немцы тут сейчас хозяева. Вот только она не смекнула, что так будет не всегда. За это они после освобождения и поплатились. О том, что Фуксену забили до смерти где-то в лесу и что ребенок ее так и не нашелся, ты уже знаешь. Так кончился род Йосифчены, так пропали все ее знания, а сама она умерла, когда ты была в интернате или работала в Брно, я уже не помню… Это все.

Комната между тем погрузилась в сумерки. Тишину нарушало лишь потрескивание огня в печи и постукивание голых веток липы по крыше дома. Ирма устало молчала.

— Нет, это не может быть все, — внезапно сказала Дора.

— Что? — Ирма дернулась.

— Это не может быть все, — повторила Дора, недоверчиво глядя на старушку, кутающуюся в одеяло.

— Почему?

— Потому что Сурмене совершенно незачем было что-то из этого от меня скрывать.

— Эх, — с сомнением выдохнула Ирма, но Дору это не остановило.

— Конечно, это очень печальная семейная история, но ничего особенного в ней нет. В Копаницах я слышала десятки историй похуже. Так почему бы мне не полагалось знать о том, что вы мне сейчас рассказали?

Ирма сердито заворчала. От волнения она принялась приглаживать рукой свои редкие волосы, и было заметно, как в ней нарастает раздражение.

— Нет-нет, все это не то, — не отставала Дора. — Из-за чего они были в ссоре — вот о чем я вас спрашивала. А вы о ней даже не упомянули.

Ирма пристально посмотрела на Дору и сказала:

— Только не говори мне, что в тебе этого нет! Может, ты не разбираешься в травах, но какая-то сила в тебе должна быть. Послушай, ответь мне по правде: с тобой иной раз не творится что-то странное? Скажем, что-то кончилось не так, как ты хотела… какие-то видения сбылись… какие-то непонятные случайности и всякое такое? Нет? А то я, может быть, еще успела бы кое-чему тебя научить…

— Нет, — Дора завертела головой, — ничего такого со мной не творится. Но вы мне так и не расказали… Почему от меня это скрывали? Что между ними прозошло?

Ирма вздохнула и попросила налить ей еще чая.

— Что-то у меня от всего этого в горле пересохло, — объяснила она, а когда напилась, продолжала: — Хуже всего было то, что сказала Йосифчена, уходя от Юстины. Это слышали братья и отчим, и кто-то из них проговорился, так что вскорости об этом стало известно всем. Может, поначалу они в это и не поверили. Ну да через пару лет, когда о Йосифчене поползли слухи, все изменилось. Начали поговаривать, что от ее колдовства то тут, то там кто-то умер или заболел, и тогда к ее словам стали Относиться иначе. Ты, наверно, уже догадалась, в чем дело. В общем, Йосифчена уходила от Юстины в такой ярости, что наложила заклятие на новорожденного младенца, то есть на Сурмену. Юстине же она пожелала вечно бояться за жизнь этого отродья и всех девчонок, какие у нее еще могут появиться. Их она прокляла и пожелала, чтобы они росли, взрослели, но никому не приносили радости, чтоб жизнь их была полна горя и бед. И чтоб из их жизни ничего путного не вышло, чтоб годы их прошли впустую, чтоб смерть их была страшной и полной мук, чтоб в Копаницах долго не забывали, как ужасно умирают те, кто прогневал Йосифчену. Ну, что ты на меня так уставилась? Как будто ты сама родом не из Копаниц! Ты же знаешь, что тут такое бывает. Я хорошо помню, как по воскресеньям, когда люди стояли после службы перед костелом, стоило выйти Юстине с детьми, все кивали на них — вот, мол, эти проклятые, Сурмена с Иреной. К счастью, больше девочек у Юстины не было. И это проклятие тянулось за ними, как свиная кишка, с рождения до самой смерти. И смерть у обеих была не легкая, а именно что страшная и полная мук. Одна умерла от топора, другая в сумасшедшем доме. Только это был уже самый конец, не хочу забегать вперед, — сказала Ирма, сглатывая слюну. — Зло вокруг них обеих витало с самого начала. Все знали, что они прбклятые, матери пугали ими детей, и те их чурались. Из-за этого Сурмена с Иреной и в школу не ходили — чтоб другие дети их не задирали. А Юстина их и не заставляла, все равно у них к школе тяги не было, а кроме того, она за них боялась: мол, пусть лучше при доме будут. Привязала их к себе страхом, отрезала от жизни. Только такое сидение взаперти никому не на пользу. Я вот почти и не помню Сурмену в детстве, да и потом, когда она понемногу взрослела. Не помню, как она выглядела. Она не спускалась вниз с Бедовой пустоши, проводила все время с семьей и ни с кем не разговаривала даже после службы в костеле. Все ее считали странной. А младшая, Ирена, твоя мама, была еще большей чудачкой. Она даже семьи избегала и жила в своем мире. Будто бы общалась с ангелами. Мне кажется, они являлись ей, потому что знали, что больше у нее никого нет.

И ведь наверняка и Сурмена, и Ирена ненавидели этот страх перед проклятием, который передался им от заполошной Юстины. И каждая с ним справлялась по-своему. Ирена взбунтовалась. Делала вид, что никакого проклятия нет, и терпеть не могла мать, которая своим страхом ей о нем напоминала. Не хотела ничему учиться. Верила только своим ангелам и думала, что ничего больше ей не нужно. Но тут она ошибалась. От этого-то в ней и пропал дар ведуньи и сбылось предсказание Магдалки. Дети у Ирены хотя и были, но какие? Посмотри на Якубека! А ты? Ну, не дергайся так, не дергайся, ты же сама хотела это слышать. Сколько тебе уже? За сорок — и ничего! Голова полна осколков, как ты говорила, а вместе они не склеиваются. Детей у тебя уже не будет, а ведовством ты заниматься не стала. В самой себе и в вас Ирена осталась бесплодной. А ее смерть? И все это она несла в себе с детства. Ни с кем не общалась — так стоит ли удивляться, что на нее никто не польстился. От этого она была сама не своя, бегала по мужикам, как сука, другую такую озабоченную я в жизни не видела. В конце концов ей ничего не оставалось, кроме как выйти за единственного, кто подвернулся. За Матиаша Идеса, о котором всем было известно, что у него, кроме долгов из-за пьянства, за душой ничего нет. Он был один такой, кого не остановила женитьба на помешанной, да еще и проклятой. Его интересовали только деньги: он думал, что дочь ведуньи, которая своей ворожбой наверняка сколотила себе целое состояние, принесет часть в семью, выплатит его долги… О любви тут речи не шло. И стоило ему протянуть руку, как она уже была его. А потом уже без удержу близилась катастрофа. Идее очень просчитался. Хоть Ирена и получила дом в Копрвазах, который ей незадолго до смерти завещал старый Сурмен, но это было все. Старая развалюха грозила вот-вот рухнуть им на голову — ее и до сих пор никто как следует не подправил. Все в Копаницах тогда знали, как Идее обманулся и как он зол. И о том, как жестоко колотит жену, тоже знали. Но она ничего не могла с этим поделать. Ирена пришла к нему совершенно беззащитная и не умела постоять за себя, а кроме того, она его любила и глядела на него чуть ли не с благоговением. Пока он не закрыл ей глаза навеки. Топором.