Александр Антонов - Монарх от Бога
- Лучше бы отказать. Об империи надо думать. Они не принесут ей никакой пользы, озабоченные скачками да увеселениями. А с другой стороны, они меня загрызут, и уж лучше отступиться от них.
Божественный видел, что страдания Лакапина стали глубже. Глаза у него были тусклые, и это явственнее, чем что-либо иное, выдавало его болезненное душевное состояние. Выходило, что ему, Багрянородному, необходимо было помочь соправителю обрести твёрдость духа. И он нашёл такую возможность.
Было ранее решено, что Роман Лакапин сам возглавит большой морской поход к берегам острова Крит. Пришло время наказать критского пирата Льва Трипольского, освободить остров от его тирании, а с Критом и другие острова Адриатического моря, и оградить побережья от вторжения этого пирата. Поход готовился основательно. На остров Родос уже были перевезены тридцать тысяч воинов из азиатской армии Иоанна Куркуя, и сам Куркуй должен командовать этими силами. Багрянородный надеялся на успех похода на Крит и, чтобы взбодрить Лакапина, внести в него душевное равновесие, сказал:
- Вот о чём я думаю, преславный. Империя не пошатнётся, если в Магнавре, кроме нас с тобой, появятся два царя. Такое уже было. Тебе же нужно твёрдое самообладание, чтобы вести флот к Криту. Сейчас для нас важнее всего уничтожить силы пирата Льва Трипольского. Или что не так мною сказано?
- Спасибо, Божественный, других слов я от тебя и не ожидал.
- А затем и в Софию тебе надо ехать. Тебя, князя Софийского, приглашают на свадьбу, а не Христофора и Павла.
- Я уже посетовал было на Петра, с чего бы это он меня зовёт, а потом подумал, что Пётр правильно поступил: ему не с Христофором жить в мире, а с тобой да со мной.
- Добавлю к нашей беседе одно; так и скажи своим сыновьям, что после похода на Крит и поездки в Софию будем решать их судьбу. Пусть набираются терпения.
В тот же день Роман Лакапин в своих покоях учинил разнос сыновьям Стефану и Константину. Жена его, Мария, хотела было заступиться за них, но и ей досталось:
- Не твоё это женское дело вмешиваться в государственные дела. Они с какой стати рвутся к царским коронам? Да для того, чтобы жить сладкой и вольной жизнью. Скачки, гулящие девицы, а там дойдёт и до заговора против отца родного. Вон Христофор и Павел служат усердно и благонравно, и никаких забот о них у нас с тобой нет. А эти?… Ну, погодите, заставлю вас в поте лица хлеб добывать. Вот епарху Константинополя помощник нужен, так мы тебя, Стефан, к нему и приставим. А ты, Константин, будешь логофетом царских конюшен. Прокопий сгонит с тебя жир.
- С чего бы это?! - возмутился могучий, раньше времени полнеющий Константин. - Я ведь буду со временем царём. Да ты не пугай нас, батюшка, службой. Мы не из пугливых.
- Испугаетесь, как не дам благословения венчать вас.
- Дашь, батюшка, дашь. Мы же знаем, что ты нас любишь, - заявил Стефан. Он умел быть льстивым. - Ты же у нас самый лучший.
Лакапин и впрямь любил своих сыновей - всех четверых. Но он хотел от последних двух большего, чтобы они в чём-то были похожи на него. Но ни Стефан, ни Константин не унаследовали черт его характера. Как тут прикипеть к ним всей душой?
Было Лакапину до боли обидно, что сыновья ни словом не поддержали его дух, когда узнали, что он поведет флот на пирата Льва Трипольского, не просились с ним в поход, как этого добивались Христофор и Павел. А в Болгарию будут рваться как оголтелые. Да и почему не стремиться, если там предстоит веселье, торжества, красивые девицы?
Слух о предстоящем короновании Стефана и Константина титулами царей вскоре дошёл до патриарха Николая Мистика. Зная их праздный нрав, тягу к прелюбодеяниям, леность мысли, непочтение к церкви, патриарх восстал против них и сказал, что закроет все храмы, но не пустит их к алтарю, не вознесёт над ними царских корон. Николай Мистик уже достиг преклонного возраста и поэтому не боялся тех, кто держал власть. Ещё не ведая подоплёки событий, Николай Мистик обвинил Романа Лакапина в том, что он сам прорвался к трону и сыновей за собой тянет. «Анафему пошлю им!»- кричал Николай Мистик в душе и не преминул-таки встретиться с Константином Багрянородным и высказать все, что думал о младших сыновьях Лакапина.
Был день Святой Софии Премудрости, чтимый праздник константинопольских христиан. В этот день Багрянородный и Елена приехали в Святую Софию помолиться на торжественной литургии. Службу вёл сам патриарх Николай. Он ещё не знал, что это его последнее богослужение. Императора с супругой он встретил на паперти, благословил их и провёл к креслам близ амвона, где всегда сидели императорские особы во время долгого богослужения. Патриарх, как всегда, вёл службу усердно, но от длительного хождения почувствовал в ногах неодолимую тяжесть. С помощью служителя он ушёл в ризницу. Его усадили в кресло. Он ощущал, как слабеют его силы. Вот уже и руку не может поднять, чтобы перекреститься, и дышать уже нечем. Теряя голос, он попросил дьячка позвать в ризницу императора. Когда Константин пришёл, Николая напоили святой водой, и ему стало легче. Он мог ясно сказать то, что позже обрело пророческую силу. Константин сел рядом, взял его слабеющую руку.
- Святейший, ты звал меня, и я перед тобой.
- Слушай, что скажу, сын мой. Известно мне, что вы с Лакапином намерены венчать царскими титулам его сыновей, Стефана и Константина. Умоляю вас, не делайте этого. Они аспиды ядовитые, их укусы будут смертельны.
- Святейший, мы будем уповать на Бога и на то, что он изменит их нравы. Пойми нас: слово сказано, дело должно быть исполнено.
- Тебя не виню: ты делаешь это от доброты душевной. Романа тоже не вини: он желает детям блага. Но это не дети, а аспиды. Шлю им анафему!
Патриарх перекрестил перед собою пространство, произнёс «аминь», рука его упала, глаза закатились, и он впал в забвение. Жизнь ещё теплилась в нём, но её жар, словно уголёк под пеплом, угасал с каждым мигом.
Багрянородный присел с ним рядом и взял его руку, пытаясь согреть её. Пришла Елена и тоже села рядом, взяла другую руку. Так они и просидели до поздней поры, не заметив, что в ризнице собрались все священнослужители собора… Когда близко к полуночи жизнь в патриархе угасла, прозвучал сам по себе колокол - так говорили потом служители храма и многие горожане.
Константин и Елена в эту ночь осиротели, потеряв духовного отца. Возле него протекли все годы их жизни. Он крестил Константина, венчал его императорской короной, возносил над ним и Еленой супружеские венцы. Вспомнили Константин и Елена, что мать императора, Зоя-августа, - племянница патриарха, и послали в ночь за ней колесницу и воинов, чтобы привезти её в столицу к панихиде по усопшему. Всю эту ночь молодые супруги провели в храме Святой Софии. Они выплакали все слезы, и к утру их увели из храма беспомощными от горя и усталости.
Братья Стефан и Константин в дни после смерти Николая Мистика и до сороковин не досаждали отцу о короновании. Ждали, когда те, кто слышал, как патриарх послал им анафему, забудут об этом. Младший Константин утешал старшего:
- Ладно, брат, потерпим, не грешить же. А позже наверстаем потери.
Стефан был неукротимее.
- Да если бы не я, ты вовсе отказался бы от короны, - упрекнул он брата и в запальчивости бросил тень на отца: - Это наш батюшка ничем не стеснялся, шагая к трону. Какое мне дело до траурных дней! Дали согласие венчать, так пусть и вершат обряд во Влахернском храме. Павел и исполнит. Так завтра и скажу батюшке.
Однако венчание братьев царскими коронами волей обстоятельств было отложено на неопределённое время. Ранним августовским утром в Магнавре появились служащие в секрете купцы Диодор и Сфенкел. Они ходили на своей скедии в Критское море, там на острове Карпакос перекупали сушёные финики. Они предстали перед Лакапином.
- Только мы вышли в море из бухты, как нас окружили с десяток фелюг[29]. У нас и оружия-то два меча да весла, - рассказывал Диодор Лакапину. - Они же, критские пираты, вскочили на судно и весь наш товар в свои корыта покидали. И парусину забрали - дороже фиников.
- И что же дальше? - спросил Лакапин разгорячённого купца.
- Дальше самое главное. Кричат они между собой: «Давай, давай, грузи скорее. На Лемнос спешить надо, раньше Льва Трипольского там быть! Разгрузиться да умотать, не то он на свои кумбарии посадит и воевать заставит! А воевать с византийцами я не хочу, голову жалко».
- Выходит, что и на Крит нам не надо идти, если Трипольский собирается к Лемносу. Но это же у самого пролива в Мраморное море, это путь к столице? - обеспокоенно произнёс Лакапин.
- Похоже, что так и прицеливается, - отозвался Диодор.
- Скажите, купцы, успеем ли мы подойти к Лемносу раньше корсар?
- Вряд ли. Но будет лучше, басилевс, нагрянуть на них, как встанут на якоря у Лемноса. В любом случае нужно спешить.
