Александр Антонов - Монарх от Бога
- Эй, обречённые, зовите Мардария! С ним будет говорить император! - Из леса не последовало ни звука. Орест терпеливо ждал, потом ещё раз прокричал: - Приведите на опушку заложника Никанора!
Лес продолжал безмолвствовать. И тогда тронул за поводья коня Багрянородный. Он позвал Гонгилу и Амбракия, и они втроём поехали к лесу. Они выдвинулись далеко за Ореста и были уже доступны для стрел. Но страха в груди у Багрянородного не было, и он не очень громко крикнул:
- Никанор, скажи Мардарию, кто я, и выходите из леса! Будете говорить со мной.
Никанор, Мардарий и Прохор и впрямь были довольно близко от Багрянородного. Они сидели в кроне густого бука и, увидев императора, примчались советоваться, кому идти на переговоры. Никанор же решил:
- Выходим все трое. Там моя сотня гвардейцев, и они защитят нас от наёмников.
Спустившись с дерева, все трое подошли к опушке, и распахнулись лесные ворота. Двое повстанцев и заложник вышли на луговину и смело приблизились к императору.
- Здравствуй, Божественный. Вот и я, цел и невредим, - сказал Никанор.
- А кто с тобой рядом?
- Так Прохор, что подходил к нам в море. Ещё Мардарий, вождь повстанцев, Божественный, он армянин из Мардира.
Константин позвал Ореста и, когда тот подъехал, спросил вождя:
- Мардарий, это твой господин?
- Был. Но больше не будет. Я умру в этих горах. Они такие же прекрасные, как и в моей родной Армении. Оресту я не сдамся.
- Слушайте, Мардарий и Прохор, внимательно. Говорю в присутствии вашего бывшего господина дината Ореста. Отныне вы и все, кто за вашей спиной, свободные граждане Византии. Это говорю я, император Константин Багрянородный.
- И что же нам делать со своей свободой в горах? - спросил Мардарий.
- Выходите из гор, из леса, живите, как все свободные люди. Кто хочет, может вернуться на родину. От меня вы получите деньги на прожитие. Воинов зову служить у меня в гвардии. Ремесленники займутся своим делом. Землепашцы будут выращивать на своей земле хлеб. Доместик Пелопоннеса Амбракий даст землю тем, кто пожелает остаться здесь.
- И всё это сегодня или завтра? - спросил Мардарий.
- Да, сегодня и завтра, и впредь, - ответил Амбракий. - Слово императора для нас закон.
- Решайте, а я уже вам не советчик, - сказал Никанор Мардарию и Прохору и направился к императору. - Божественный, все они голодны, много дней едят то, что добудут в лесу.
- Сколько их?
- Я спрашивал. Семьсот тридцать человек, - ответил Никанор.
- Иди и скажи Мардарию, чтобы выводил из леса людей строем и при оружии. Амбракий и ты, динат Орест, идите и распорядитесь наёмниками: уведите их со становища, но чтобы пищу оставили.
И вскоре всё пришло в движение. Орест не воспротивился этому распоряжению императора и ускакал вместе с Амбракием в сопровождении десяти гвардейцев в лагерь наёмников. Мардарий, Прохор и Никанор вернулись в лес, и спустя какой-то час из леса потянулась по луговой дороге колонна повстанцев. Они несли на плечах копья и обнажённые мечи, за спинами у них были луки и колчаны со стрелами. Восставшие представляли внушительную силу.
В этот же день, после обильной трапезы повстанцы покидали земли дината Ореста и уходили в Коринф, ведомые главой Пелопоннеса Амбракием. Император поручил ему узнать у повстанцев, кто и чем будет заниматься, и всех пристроить к делу. А спустя день, завершив сделку составлением грамот, покинул замок Ореста и Багрянородный со свитой и воинами. С ним уезжали и Мардарий с Прохором, которых Багрянородный позвал служить в своей гвардии. Приехал в Коринф и Орест. Он получил у казначея императора деньги за выкуп рабов.
Восстание завершилось. Багрянородный добыл все, что касалось тайны гибели императора Михаила. И он покидал Коринф с чистой совестью. За ним последовали на судах Пелопоннеса около трёхсот бывших рабов - армян, русов, хазар, - пожелавших служить в императорском войске. Увозили свои впечатления и спутники Багрянородного Метафраст, Акрит и Геометр. И один из них уже примерялся написать новеллу о необычном по тому времени поведении Константина Багрянородного, так умело погасившего «пожар» восстания.
Глава девятнадцатая. ПУТЬ К ЦАРСКИМ КОРОНАМ
Вернувшись с Пелопоннеса, Багрянородный взялся за приведение своего сочинения о Василии Македонянине в окончательный вид. Хронист Акрит нашёл ему двух лучших каллиграфистов. Каждый день после утренней трапезы Багрянородный приходил с ними в библиотеку и там читал им своё сочинение со скорописных листов. Они же, как близнецы-братья, лист за листом, чётко, красиво записывали на пергаментах «Жизнеописание Василия Македонянина».
Божественного никто не беспокоил. Лишь иногда приходил Лакапин, и тогда каллиграфы работали самостоятельно. А Багрянородный занимался государственными делами. Чаще других приходила в библиотеку Елена. Она то сидела где-либо и читала «Илиаду» и «Одиссею», то помогала супругу читать каллиграфам текст скорописцев. Но однажды литературная работа была на несколько дней прервана. За утренней трапезой Роман Лакапин сказал Багрянородному:
- Божественный, у меня семейные неурядицы. Мне надо с тобой посоветоваться, как моей семье жить дальше.
- Я готов тебя выслушать, преславный басилевс.
- Так сразу после трапезы и поговорим. Если не возражаешь, мы пройдём в Юстинианову храмину.
Этот большой круглый зал, с широкими окнами и двумя дверями, был составной частью Магнавра и предназначался для уединения императоров для интимных бесед с кем-либо. Был в зале и тайный выход. Его знали только императоры. Двери строго охранялись, и никто из посторонних не мог проникнуть в храмину, подслушать разговор. Багрянородный с первых дней стояния на троне любил бывать в храмине, посидеть в ней у аквариума, покормить рыбок, получить новости от служителя в секрете, не боясь, что их подслушают.
Два императора встретились у стола, на котором всегда лежали в вазах свежие фрукты и виноград, стояли золотые кубки и кувшин с вином. Они уселись в кресла, и Багрянородный сказал:
- Слушаю тебя, преславный Лакапин.
- Божественный, я пребываю в смятении от семейных неурядиц.
- Что случилось?
- Меня угнетают сыновья. Я не знаю от них покоя. Хочу избавиться от Стефана и Константина, послать их служить в войско или на море, но они не желают. Требуют того, чего недостойны.
Багрянородный чувствовал искреннее душевное беспокойство Лакапина, пытался понять, почему Романа беспокоят сыновья, но безуспешно. Тогда он спросил:
- Чего же они требуют?
Лакапин тяжело вздохнул, опустил голову и долго сидел молча, думая о том, что если он скажет о желании сыновей, то Багрянородный может пойти им навстречу. Сам Лакапин того не хотел. Однако его угнетала двойственность положения. Если он захочет исполнить желание сыновей, то они его возненавидят - такой уж у них нрав. Но ещё больше боялся он того, что, добившись желаемого, они будут биться за то, чтобы получить самый лакомый кусок в империи. И у его боязни было основание. Пауза затянулась, Лакапин отпил глоток вина и, тяжко вздохнув, сказал:
- Они требуют от нас с тобой царских титулов.
- И не больше? - без удивления спросил Багрянородный.
- Пока да, не больше, - ответил Лакапин. - Но говорят же, что аппетит приходит во время еды.
- Это верно. И что ты предлагаешь? Может, завоевать для них какие-нибудь царства в Африке? - улыбнулся Багрянородный.
- Я ничего не предлагаю, поверь мне, Божественный. Но не могу же я им сказать, что ты восстанешь против их желания. Да и зачем тебе надевать на шею хомут, изготовленный недругами!
- Так уж и недругами?
- Выродки они! - в сердцах выговорил Лакапин. - Вот им моё благословение. Повзрослели, а ума не прибавилось.
Багрянородный пока ещё был бездетным и не мог здраво судить о том, какие дети у Лакапина, а их было пятеро. Он имел право произнести весомое слово только о своей супруге Елене. Но здравый смысл подсказывал, что следует познать характеры Стефана и Константина, чтобы не загнать болезнь внутрь, потому как лечить её будет трудно. Надо думать, что старшие сыновья Лакапина Христофор и Павел довольны избранным жизненным путём: один уже командует императорской гвардией, другой посвятил себя служению Богу. Он священник и, даст Бог, до митрополита дорастёт. И Багрянородный пришёл к мысли, что пора выбираться из лабиринта, да и путь к тому увидел.
- Вот что, преславный. Не нужно маяться болью, которую можно вылечить. Если ты считаешь, что тебе будет легче жить, когда они получат царские титулы, то давай так и поступим. Нет, тогда…
- Лучше бы отказать. Об империи надо думать. Они не принесут ей никакой пользы, озабоченные скачками да увеселениями. А с другой стороны, они меня загрызут, и уж лучше отступиться от них.