Станислав Десятсков - Персонных дел мастер
Но вот в Воронцовичах семнадцатого сентября Ле-венгаупт получил сразу два приказа из главной квартиры. Один начинался словами: «Если Вы еще в Могилеве», другой же: «Если Вы уже подошли к Чаусам», а меж тем он, Левенгаупт, не был ни там ни там. Оба приказания согласно говорили о том, что шведская армия повернула от Смоленска в Северскую Украину, и предписывали Левенгаупту перейти немедля Днепр и догонять главную армию. Левенгаупт, как опытный боевой генерал, из этих противоречивых донесений понял главное: щит в лице армии короля, стоявшей между ним и русскими и дотоле надежно прикрывавшей его корпус, исчез и можно со дня на день ожидать атаки со стороны русских. Скоро и впрямь пришла весть, что русские создали против него специальный корпус — летучий корволант во главе с самим царем. Именно в те дни Левенгаупт, не пожалев денег, лично заслал в русский лагерь лазутчика, дабы тот сбил русских с верной дороги и вывел их к Орше, пока сам он переправляется через Днепр ниже по течению, у Шклова. Казалось, план удался, и он успел-таки беспрепятственно перейти Днепр, откуда и начал форсированный марш к переправе через Сож у Пропойска. А там — Левенгаупт даже прикрыл глаза от удовольствия — он беспрепятственно войдет в Северскую Украину, соединится с главной армией и, как знать, может, в руках его окажется точно такой фельдмаршальский жезл, какой имеет в шведской армии пока один Рёншильд.
Красное мясистое лицо Левенгаупта расплылось в довольной улыбке: он представил себе вид этого зазнайки Рёншильда, когда его величество вручит ему, Адаму Людвигу Левенгаупту, фельдмаршальский жезл. А сколь будет довольна его жена, урожденная графиня Кенигсмарк и родная сестра Авроры Кенигсмарк, когда он станет вторым фельдмаршалом Швеции! Левенгаупт нарисовал себе столь радужные картины, что тепло встретил даже графа Кнорринга, хотя терпеть не мог этого парижского петиметра, явившегося из версальских салонов искать воинской славы на полях сражений и сразу же получившего благодаря родственным связям с королевским домом Ваза звание генерал-адъютанта короля.
— Ну, каковы дела в арьергарде, граф?— осведомился генерал-аншеф.— По-прежнему ни слуху ни духу о русских летучих голландцах?— Левенгаупт любил пошутить.
Невозмутимое, чопорное лицо Кнорринга было, однако, как всегда, холодным и непроницаемым.
— Если под летучими голландцами вы имеете в виду летучий корволант царя Петра, мой генерал, то, похоже, он сел нам на хвост,— процедил граф.— У Новоселок показались драгуны Меншикова. И я своими глазами видел этого павлина, царского любимца, когда он повел своих драгун в атаку!
— Не может быть!— вырвалось у Левенгаупта.— Ведь мы опережаем русских на целых три дня пути! Это противно всему воинскому опыту!
Не мог же Левенгаупт знать, что в русской армии появилась ездящая пехота и конная артиллерия, которых не имели другие армии в Европе, в том числе и шведская. Однако не случайно фамилия Левенгаупт в переводе означала «львиная голова». Шведский командующий быстро подавил минутную растерянность и сказал уже привычным командным голосом:
— Что ж, вот вы и дождались своей баталии, граф Кнорринг! Пока наши обозы ползут к Пропойску, придется задерживать русских в арьергардных боях.
У Новоселок Меншикову не удалось взять в плен ни одного шведа. Рейтары Кнорринга отошли без боя. И только через день шведский арьергард снова настигли у деревни Долгий Мох. С лесистого холма хорошо было видно, как на том берегу речки, у мельницы» меж клетей и амбаров, у покосившихся мужицких хат с соломенными крышами мелькали синие мундиры шведских гренадер. Дождь, беспрестанно моросивший всю ночь, прекратился, тяжелые свинцовые тучи зашевелились и заполоскались на ветру, точно отсыревшие паруса фрегатов.
Петр глубоко вздохнул, набрал полные легкие свежего воздуха, поморщился от удовольствия. Дул зюйд, с берегов Балтики.
— То добрый знак!—Положив тяжелую руку на плечо Меншикова, царь подтолкнул его:— Прикажи начинать!
Данилыч кошкой взлетел на лошадь и помчался с холма с высшим кавалерийским шиком, опустив поводья. Выглянувшее в этот миг в разрыве меж тяжелыми уходящими тучами солнце залило своими лучами долину, и один из лучей перебежал дорогу перед Меншиковым и осветил его так, что светлейший промчался вдоль берега реки, меж своим и неприятельским войском, во всем великолепии своего пурпурного, блестящего плаща, золоченого, сверкающего на солнце шлема, в ярко вспыхивающих в солнечных лучах медных латах. Шитый золотом турецкий чепрак волочился золочеными кистями по сырой траве, воинственно поднятая шпага казалась золоченой иглой, и сам этот нарядный всадник был столь явным вызовом неприятелю, что шведские стрелки, засевшие в прибрежных кустах, не выдержали и без команды открыли по нему огонь. Но то ли ярость застилала им взор, то ли Меншиков несся слишком быстро, но светлейший благополучно подскакал к русской батарее, установленной на прибрежном откосе. И тотчас, словно приветствуя его, громыхнули русские пушки.
На неприятельской стороне, среди грядок капусты, задрали к небу жерла тяжелые шведские орудия, отряды рейтар, тускло поблескивая сталью кирас и касок, помчались на фланги, а из-за деревни показались колеблющиеся, как морские волны, синие ряды шведской пехоты.
На этом же берегу зеленые мундиры русских саперов копошились у сожженного шведами и еще дымящегося моста: несколько эскадронов драгун, сохраняя равнение, как на смотру, помчались вверх по реке, запряжки с медными трехфунтовыми полковыми орудиями проскакивали в интервалы между стоящими вдоль берега батальонами русской пехоты и лихо заворачивали, уставляя жерла на неприятеля. В сей момент вся долина представляла с холма удивительно красочное зрелище, напоминая огромный залитый солнцем зелено-багряный ковер, на который чья-то рука высыпала тысячи разноцветных фигурок.
Но вот с шведского берега тяжело ударила гаубица, гул несущегося ядра достиг холма, на котором стоял
Петр, и у всех что-то словно оборвалось в груди — каждому показалось, что это первое ядро предназначено именно ему. Но ядро, разбросав комья грязи, шлепнулось у подножия холма. «Недолет!» — как бывалый артиллерист, привычно определил Петр просчет шведского фейерверкера и неуклюже вскарабкался на крупную племенную кобылу Лизетту, подарок дражайшего друга короля Августа Саксонского. Тем временем ударили в ответ и русские пушки, затрещали с обеих сторон ружейные выстрелы, и белый пороховой дым поплыл по долине, подбираясь к вершинам белоствольных берез, теряющих от пуль последние желтые листья.
Растопырив длинные жилистые ноги в ботфортах, сутулясь и на лошади, Петр медленно объезжал батареи и выставленное к ним пехотное прикрытие. Здесь, в первых шеренгах, зрелище, кажущееся издали некоей красочной забавой, выглядело в своем истинном свете — как многотрудная и кровавая работа. Батарейцы, как на подбор рослые и дюжие мужики, быстро и ловко, словно астраханские арбузы на Волге, перебрасывали из рук в руки трехфунтовые ядра, заряжали орудия, накатывали, наводили, и по взмаху капитанской шпаги и крику «пли!» пушки рявкали, чадя мутной желто-змеиной пороховой струей. Полуоглохшие, с покрытыми порохом лицами батарейцы делали себе краткий отдых, наблюдая, куда упадут ядра, с обидой сплевывали, ежели был перелет или недолет, и снова становились на свою нелегкую работу к орудиям. Но эта же многотрудная работа заставляла их невольно забывать о летающей кругом смерти, и на батареях было куда- веселее, чем в шеренгах пехотного прикрытия.. Куда тоскливей было бездеятельно стоять в общих шеренгах (стрелять из ружей было бесполезно, поскольку шведы за рекой стояли вне ружейного огня) и слышать над головой непрерывный грохот канонады.
Но исход артиллерийского поединка решался и в этих недвижных пехотных шеренгах. Устоят ли эти шеренги, которые молча, послушно смыкаются над ранеными и убитыми товарищами, или попятятся, отступят? От этого состязания в выдержке зависел исход артиллерийской дуэли, и это понял Петр и не бросился, хотя и был опытным бомбардиром, к орудиям, а неспешно, не кланяясь бомбам, поехал вдоль шеренг преображенцев, астраханцев, семеновцев и ингерманландцев.
Роты, завидев царя, кричали «виват!», приветственно вздымали на штыках треугольные шляпы. Настроение русских батальонов, видящих, что сам государь разделяет с ними опасность, было таково, что они могли пойти в атаку прямо через ледяную купель реки Ресты. Но этого не понадобилось. Драгуны принца Дармштадтского отыскали-таки брод, перешли реку и теперь мчались с фланга на позиции шведского арьергарда. Русская пехота под артиллерийским обстрелом шведов выстояла.
Роман скакал стремя в стремя с принцем Дармштадтским, который лично повел в атаку полк невских драгун, первым перешедший реку. Роман не успел и словом обмолвиться со старыми сослуживцами, как принц выхватил шпагу и приказал горнисту трубить атаку. На ходу разворачивая свои эскадроны, невские драгуны помчались с фланга на шведскую батарею. Поспешность принца была оправданной, поскольку неприятель внезапной атаки не ожидал и не успел завернуть орудия. Роман на скаку ясно видел, как рослые шведские бомбардиры торопливо заворачивали тяжелую гаубицу, а возле них зайчиком прыгал, размахивая шпагой, молоденький офицер-фендрик.
