Мария Сосновских - Переселенцы
Проехав рысью по улице, приезжий свернул к мосту, поднялся в горку и остановил лошадь.
– Эй, малец, подь сюда! – поманил он пальцем стоявшего у обочины парнишку. – Да иди, не бойся – пряником угощу!
Тот нерешительно потоптался, потом, волоча за собой салазки, подошел и во все глаза уставился на незнакомца.
– Че вам, дяденька?
– Скажи-ка, где тут у вас в деревне живет Ваганов Степан?
– Дак Степанов у нас много, и почитай все – Вагановы…
– Ваганова Степана Васильевича, у кого сестра взрослая, Мариной зовут, знаешь?
– Как не знать! На самом краю, возле полевских ворот оне живут… Может, проводить вас, дяденька?
– Теперь-то я и сам найду, а ты получай вот – заробил…
Приезжий насыпал горсть пряников. Парнишка, чуть не забыв на радостях второпях салазки, побежал домой.
Иван Петрович Елпанов застал Марину и всю семью дома. Крестный Степан был, на удивление, трезв, рубил на дрова сушняк в огороде.
– Здоровы будете, Степан Васильевич! – крикнул Елпанов.
Степан воткнул в чурку топор и подошел к изгороди:
– Здравствуйте! По какому делу к нам?
Степан, конечно, узнал известного на всю округу богача Елпанова, но виду не подал, выжидая, что скажет приезжий.
– По большому делу я к вам приехал, надо бы о нем в доме говорить-то…
В избе Иван Петрович сказал напрямик:
– Сватать вашу сестру, Марину Васильевну, я приехал!
– Это… а за кого сватать-то будете? – зачесал затылок Степан.
– Да за себя, за себя – неужто непонятно? Али не годится в женихи Иван Елпанов?!
Услышав голоса в горнице, Марина ушмыгнула за заборку в предпечь.
«Так значит, он на отжинках-то о женитьбе всерьез говорил?!».
В щель заборки Марина видела только спину Елпанова, заслонившую весь простенок; Степан с женой сидели напротив и прямо-таки майскими соловьями разливались:
– Спасибо, Иван Петрович, за такую честь!
Впервые в жизни Марина слышала о себе столько добрых слов…
Брат-крестный тараторил без умолку:
– В сиротстве мы с ней выросли, в горьком сиротстве… Дак она у нас така работяща, така расторопна в работе – в руках все у ей кипит!
– Знаю-знаю, Степан Василич, ведь робила она у меня… Хоть и молода, а хорошей хозяйкой будет!
Поговорили еще вокруг да около; потом Елпанов выставил вино. На столе появилась богатая закуска: и тут не поскупился – и свиное сало, и соленые огурцы, и жареная говядина, и холодец из свиных ног, и даже капуста засоленная со всякими пряностями… Степанова семья так обедала, наверно, впервые.
– Да где ж она сама-то? – спохватился Елпанов.
Степан, уже нацелившийся наливать, крикнул младшей сестре:
– Глашка, доставь-ка Марину Васильевну к столу, мигом!
Та проворно сунулась в предпечь, и вернулась немного сконфуженная:
– Ни в какую не идет Маринка… Сидит на лавке и ревет!
– Известное дело! У баб да девок глаза завсегда на мокром месте!
Степан, успевший крепко выпить, уж в который раз талдычил:
– Не сомневайся, Иван Петрович, благодетель ты наш, в полном порядке все будет! Раз я слово дал – я его не меняю! Я Марине Васильевне старший брат и крестный, а это все едино, што отец родной! Девке завсегда жениха должен найти отец – по своему усмотрению…
Елпанов видел, что чем дальше затянется сватовство, тем больше надо будет вина и закуски и тем больше будет пустых, вздорных разговоров.
Сославшись на занятость, он стал одаривать хозяев подарками.
Степан получил новые бродни, Лизавета – холста на юбку, Марина и Глашка – по миткалевому платку.
Сказав, что на днях приедет еще и сам поговорит с невестой, Елпанов пошел к кошеве. Гостя вышли провожать все, кроме Марины.
Степан, в одной холщевой рубахе, без шапки, отворял кособокие ворота и балагурил, как заведенный
– Благодетель ты наш, Иван Петрович! Заезжай к нам еще! Уж так-то мы рады, так рады!
Елпанова давно уже унесла машистой рысью застоявшаяся кобылица, а Степан с женой все еще стояли за воротами и возбужденно махали руками…
– Ну вот, сестра, и жених тебе нашелся, да еще какой! – заорал довольнехонький Степан, едва вернувшись от ворот. – Радоваться надо, а ты, дурища, в рев?!
– С чего радоваться-то? Он ведь мне как раз в дедушки годится… Внучка-то его Катерина, которая померла, только на год меня была моложе!
– Невелика беда – старый! Зато – богатый… Умрет, так все твое будет!
– Нет, крестный, не пойду я за него! Че хотите, делайте – а не пойду!
– Да ты вовсе сдурела? Я же Елпанову слово дал! Пойми ты, дурья голова, может, мы в люди выйдем! А так – хто тебя, нагую-то, взамуж возьмет?! Вот и достукаешься – пойдешь потом за бедного вдовца да на семерых ребят… Все одно отдам тебя за кого-нибудь – не вечно тебе на моей шее сидеть!
– Не сижу я ни на чьей шее! Я с семи лет, как мама умерла, по строкам роблю…
Марина не смогла сдержать слез. И хорошо – иначе разъяренный Степан набросился бы на нее с кулаками… А так крестный допил остатки вина из всех кружек и больше не найдя ничего, завалился на голбец и захрапел.
Глашка убежала к подружкам, а Лизавета уже давно сидела у соседей и хвастала, что сам Елпанов, самый богатый на всю волость жених, посватал ее, лизаветину, золовку, и каких он всем надарил подарков. Марина наспех оделась и побежала к Дуньке – поделиться новостью и поговорить. С тех пор, как женился Петро, она редко ходила в «улицу». У Дуньки все были дома; семья, с полным застольем ребятишек, ужинала. Дунькин отец, старик с длинной седеющей бородой, привстал за столом:
– А, Марина Васильевна к нам пожаловала… Садись с нами ужинать – богато жить будешь!
Марина вздрогнула, как будто ее холодной водой окатили. «Господи, неужто все уж знают про елпановское сватовство?!».
Но веселый, шутливый дядя Иван тут же поправил разговор:
– Это, девонька, примета – коли кто приходит в избу к ужину, тот богато жить будет! Вот я, к примеру, завсегда ко всем, к кому бы ни пришел, все то к обеду, то к ужину аккурат и угадываю!
– То-то и живешь богато, – засмеялась жена его, дунькина мачеха Агния. – Вон они, семеро по лавкам!
– Дак разве я не богач? Вона у меня семья-то – полно застолье! Вырастут – все работники будут. Главное дело – был бы в семье лад. А где лад, там и счастье! А богатство – это кому как покажется. Кому тыщи мало, а другой и с рублем – богач!
Потом подружки долго о чем-то шептались в маленькой горенке, пока Марина не убежала домой.
…Иван Петрович Елпанов снова приехал в Ваганову спустя неделю; Марина, скрепя сердце, согласилась стать его женой, и начались приготовления к свадьбе. Елпанов дал денег, чтобы устроить для Марины девичник, но Степан и Лизавета деньги у Марины забрали, пропили, спьяну разодрались между собой и Марину же поносили непотребными словами.
Теперь Марина уже сама не могла дождаться свадьбы, чтобы после нее навсегда уехать из Вагановой. Она уже давно поняла, что у нее нет никакого выхода, кроме как выйти замуж за богатого старика: ее, бесприданницу, и последний батрак замуж не взял бы…
– Ну што, Степан Василич, скоро ли Марину взамуж выдашь? – то и дело спрашивали Степана вагановские жители.
– Скоро уж! А после свадьбы и сам с семьей думаю переехать в Прядеину. Вишь, жить зовет меня к себе Елпанов-то! Переезжайте, говорит, Степан Васильевич, будет тебе в Вагановой жить-мучиться. Дом, говорит, у меня большой, места всем хватит!
Вагановцы слушали, усмехались, а потом говорили меж собой:
– Че-то не верится… Степка и соврет – недорого возьмет!
– Да неужто Елпанов-то из ума выжил?!
А Степан гоголем ходил по деревне в новых броднях, подаренных Иваном Петровичем. Своей рваной шапки он ни перед кем теперь не ломал и думал неизвестно по поводу кого:
«Н-ну, погодите, канальи! Только сговор пока был, а то ли еще будет, как отдам сестру взамуж да породнюсь с богачом-то Елпановым! Дай Бог в родню к ему влезть, а уж там я сумею выйти в люди! Елпанову уж семьдесят, а два века на земле никто еще не проживал! Наследников нет… Отдаст старик Богу душу, так Маринку я мигом к ногтю прижму… Полным хозяином буду! Эх, вот уж гульнем тогда! На наш век хватит, да еще и останется!».
Свадьба была назначена на последнее воскресенье зимнего мясоеда. Все было готово. Елпанов еще несколько раз до свадьбы наведывался в Ваганову. Он купил Марине отрез кашемира, сам нанял портниху – сшить платье. А белое подвенечное платье из набивного шелка, туфли, купленные в Ирбите, в магазине купца Луканина, вуаль, цветы и золотые кольца ждали своего часа в просторном сундуке дома у Ивана Петровича.
Семидесятилетний Елпанов не хотел лишней огласки своей свадьбы – наоборот, стремился, чтобы она прошла незаметно. Но получилось все не так.
В церкви народу было – не протолкнуться. Иван Петрович нарочно решил опоздать и приехать в церковь, когда народ после обедни уже разойдется по домам. Они с Мариной подъехали чуть ли не крадучись, на одной лошади в кошеве. На козлах сидел управляющий с елпановской заимки Катаев. Иван Петрович вылез из кошевы первым и подал руку невесте. Народ расступился, и пара вошла в церковь.
