Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
Рослый детина, вероятно служивший здесь «на подхвате», как со старым знакомым пообмялся с Колосницыным, удостоив Кирилла лишь коротким взглядом. Показав молча на скамейку, обрамлённую витым кованым железом, привратник медленно, словно крадучись, направился в дом.
Так бы сидеть и сидеть в тенёчке под изгибистой плакучей ивой, где стояла скамейка, и никуда бы не торопиться!
Гости закурили, и Кирилл стал искоса поглядывать на дверь, только сейчас заметив над ней узкую коробочку видеокамеры. То ли от всевидящего ока электронного устройства, то ли от тщательной ухоженности окружающего пространства, чувство лёгкой тревоги наплывало и наплывало на незадачливого соискателя денежного места в осином гнезде рынка, и Кирилл вопросительно посмотрел на Сергея.
Но тот ладонью коротко попридержал его:
– Не дёргайся!
Сергей, конечно, здесь был человек не посторонний, и теперь сидел, вольно откинувшись на витую спинку скамейки, пуская дым в заоблачное пространство и коротко, между затяжками, цвиркая сквозь зубы на розовый куст, благодатно цветущий на соседней клумбе.
Минут через десять в сопровождении того же верзилы вышел сам хозяин дома – с высокими залысинами недомерок лет за пятьдесят, худощавый в темно-синих мешковатых вельветовых джинсах и чёрной майке с американским грифом, но в домашних тапочках. Несмотря на возраст, его тёмные влажные волосы были без единой сединки, курчавились на шее, собранные в пучок и перехваченные витым серебристым шёлковым жгутом, концы которого двумя косичками прятались за воротник лёгкой поверх майки оранжевой цыганской курточки безрукавки.
Было видно, что обладатель особняка не собирался стареть и ещё «держал масть».
«Господи! Карамба! Вот так превращение! Тот наглый цыганок, встретившийся ему однажды на дороге далёкой юности! Как же, как же! Точно – он! Хотя не может быть… На такой Эверест подниматься надо долго и, наверное, не с Божьей помощью! Расцеловала его жизнь, как фея, в самую макушку. Вот тебе бабушка и Юрьев день!
Кирилл был так удивлён, что не сразу вспомнил, зачем он пришёл сюда. Ему страсть как не хотелось показаться перед этой нагловатой рожей пришибленным обстоятельствами человеком.
Вообще-то Карамба был никакой не испанский пират, хотя и держал роджер местного тамбовского рынка. Он, Шитов Константин Иванович, может быть, и русский человек, если не обращать внимания на внешность. Мало ли какие народы не плодились на степных окраинах Руси!
Большие губы на прокопченном сухом костистом лице и тонкие фатоватые усики говорили о принадлежности хозяина к другой, всё-таки не нашей крови, вскипевшей когда-то на жаровне пустынных степей. Несмотря на большие семитские глаза, на еврея он похож не был. В профиль смотрелся, как испанский тореро во время сиесты.
Его можно было принять за кого угодно, но только не за человека среднерусских равнин – не лукавого и достаточно мягкого.
Вид «Карамбы» был столь резок и выразителен, что и через несколько лет, встретившись с ним взглядом, невольно кивнёшь головой.
Кирилл, стушевавшись, обернулся к Сергею, но тот уже приподнимался, протягивая недомерку руку с какой-то угодливой поспешностью.
– Этот что ль, тоже жить хочет? – пожимая ладонь Сергея, кивнул «копчёный» в сторону Назарова. В нарочито-заботливом голосе, где-то там, в глубине интонации чувствовалась скрытая усмешка бывалого человека. – Ну-ка, подойди сюда! Дай папане руку!
Кирилл, опасаясь нечаянного подвоха, протянул свою ладонь и назвался.
Пожатие этого «испанца» было сухим и костистым, как жухлый дубовый лист.
После пожатия пальцы у Кирилла заломило так, что он непроизвольно потряс рукой.
«Недомерок» смотрел весело и нагло, как действительный испанский гранд, хотя гранды, наверное, смотрят совсем по-другому.
Обойдя бочком вокруг Кирилла, он с безразличием посмотрел куда-то вверх, и неожиданно сделал резкий выпад, как будто норовил ударить по печени.
Кирилл моментально отпрянул, успев перехватить жёсткое запястье «шутника».
Отставной тореро, Шитов Константин Иванович, видно ещё не потерял чувство юмора, и мог позволить себе подурачиться:
– Ладно, живи пока! – Было видно, что «недомерок» остался доволен Кириллом. – Пашка! – он, не оборачиваясь, позвал пальцем к себе верзилу, топтавшегося молча на всякий случай за спиной хозяина. – Ты этого чудака на букву «м» поставь на волгоградский шлях с товаром, да посмотри – что почём. Завтра утречком часиков, эдак, в пять, – обратился он теперь уже к Назарову, – будешь здесь, как штык, трезвый и целый. Рыбы не обещаю, а удочку с приманкой тебе попробую дать, может, что и получиться! – И расставил руки, показывая всем своим видом, что аудиенция окончена.
Про какую такую удочку он намекал, Кирилл, боясь выставиться назойливым и непонятливым, расспрашивать не стал, про себя сославшись на русскую поговорку, что утро вечера мудренее.
Ровно в пять, ежась от утреннего холодка, он уже стоял у знакомого бастиона и трижды по условному сигналу вдавливал кнопку звонка.
Вчерашний амбал Пашка, высунув руку из приотворённой калитки, бесцеремонно схватив Кирилла за плечо, одним махом поставил его на середину двора.
Там, уткнувшись носом в ворота, поблескивала голубым глянцем новенькая «Газель».
Во дворе было непривычно пусто и тихо. Старый пират Карамба, по всей видимости ещё спал. Неведомо, что снилось грешной душе видного члена Союза предпринимателей, депутата областной Думы Шитова Константина Ивановича в такую благодатную рань.
Для тех высоких покровителей, он был никакой не депутат, да и член не видный, а просто-напросто «Карамба». Громкая флибустьерская кличка сопровождала его с того самого дня, когда оказался он на «малолетке» за кражу школьной кассы.
Грамотные авторитеты того времени окрестили однова и – на всю жизнь, согласно облику и повадкам!
Теперь кличка, как грязное родимое пятно в неподходящем месте. Так, вроде ходишь – ничего, а разденешься – оно на самом том виду! И женщинам не покажешь!
Каким-то образом выпавший из кибитки цыганок, обрусевший по приютам и детским приёмникам, при случае выдавал себя за сына испанского коммуниста, замученного в застенках ненавистного Франко, диктатора и душителя свободы.
Хвалился, что, мол, когда вывозили детей испанских республиканцев в Советский Союз, его, ещё грудного, боевые товарищи отца положили на крыло русского самолёта отправлявшегося в столицу свободного мира – Москву, завёрнутого в клочок солдатской шинели, правда, без документов. Какие документы, когда вокруг пожар войны гражданской? Лётчик уже при взлёте самолёта краешком глаза заметил на крыле свёрток, и, подумав, что это подарок братьев по классу, через открытый фонарь затащил его в кабину. Аэродром в Мадриде уже бомбили фашисты, надо было смываться, и лётчик взлетел, так и не узнав имени маленького патриота гордой Испании, поэтому в детдоме он и получил русское имя и лыком шитую фамилию – Шитов.
А вообще-то, он – Карамба! Но пассаран!
Такая вот сказка была у цыганёнка Кости Шитова в счастливые годы своего незаботливого существования.
Всё это было так давно, что Константин Иванович старался и не вспоминать эти «университетские» годы.
В новейшее демократическое время, заполняя разные анкеты, он не совсем каллиграфическим почерком записывал в соответствующую графу: образование – высшее, социальное происхождение – сирота, безродный сын военного времени, национальность – русский. Всё равно проверять было некому!
С такими данными он мухой влетел во вновь образованные властные структуры города.
Уже имея за спиной несколько экономических преступлений, он хорошо разбирался в маркетинге, и оказался востребованным в том базаре, который стыдливо назывался рыночными реформами, перестроечным временем, развалившим гигантскую страну на обломки.
По неожиданно вошедшим в жизнь правилам, тот, кто сидел наверху, поближе к «пекарне», пользуясь возможностью, прихватили себе с поощрения властей национальные пироги с начинкой, и тут же, вопреки здравому смыслу, объявили себя демократами, оболгав и опошлив само слово «демократия».
Остальных, «не состоявшихся», одним махом вбили по уши в землю, в самую грязь – сиди, милок, не рыпайся, отсюда тебя уж никто не выдернет! Крути головой, поглядывай, дальше двух шагов ничего не видно – одни подмётки.
Ну, да Бог с ними, с коммунистами-демократами и другими либералами-перестройщиками!
Перелицовывая Тришкин кафтан, каждый примеряет его на себя, отсюда всё и начинается…
«Высшее» экономическое образование безродный сын своей страны по кличке Карамба получил, конечно, не в университетских стенах. Воистину, как любил он говорить, – не школа делает человека человеком, а тюрьма!
Шитов Константин Иванович, как патрон в патроннике, тесно уместился в депутатском корпусе, получив от народа (а от кого же ещё!) индульгенцию за прошлые и будущие грехи в этом прекрасном и яростном мире. Карамба держал руку на пульсе времени, и точно знал направление движения, не задаваясь вечным риторическим вопросом: «Что делать, и кто виноват?».
