Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
- Хочу попрощаться с вами. Вот-вот запрягут коней, и мы с боярином Коробом поспешим в град Москов, бывшее Кучково. Благовольный князь Суздальский ждёт меня, чтобы посадить на столе рязанском. На голову разбитый окаянный мой дядя Ростислав бежал к половецкому хану Алтуку.
- Рад я за тебя, брат, - живо откликнулся князь Иван, - Издали благословляю тебя. Будь счастлив.
Ох, помозибо, брат. Издали обнимаю тебя по- родственному, - сжал руки и потряс ими новый князь Рязанский. - А твоё, боярин, предсказание сбылось, - улыбнулся он Роду. - Выйди на чуток из повалуши. Есть что передать тебе.
Когда вышли, новоиспечённый властелин Рязани, изменясь в лице, истиха сказал:
- В доме у Ольговича измена. На пиру Берладник с ножом к горлу приставал к хозяину: дескать, вот Белозерская тысяча пришла, и Иван Гюргич тянет на поправку, надо без промешки вдарить по Давыдовичам, возвратить утерянное. А Ольгович ни в какую: «Князь Иван поправится, тогда пойду». Сразу пир - на слом. Боярин Якун Короб прежде времени покинул стол. Святослав Ольгович удалился в свою ложню. Все бы пустяки, да этот объюродевший Берладник после общего ухода повязал хозяйскую охрану, занял дом своей дружиной, прямиком пошёл в покои государя. Меня слушать не всхотел. «Ежели, - говорит, - применишь силу, князю Северскому - карачун! Он обманщик и предатель!» Я пытался помешать ему, да меня из дому выкинули вон. У него же не дружина, а ватага бродников!
Род недолго размышлял:
- Скажи Ивану, будто отлучусь в задец. Сам побудь за дверью. Чуть что, кликнешь Полиена. Я недолго.
Проводил его дрожащий шёпот:
- Берегись, любезный Род!
Даже чёрный ход наверх, в покои Северского князя, был под стражей.
- Ты куда? Пускать не велено!
Род взял стражника выше локтя. Меч выпал из его руки.
- С кем связываешься? - испугался второй стражник. - Это же ведун! Напустит корчету…
Род по ступеням птицей взлетел в сени, рванул дверь в княжеский покой.
Иван Берладник считал деньги на столе.
- Все верно. Двести гривен серебром, шесть фунтов золотом. Я ухожу…
- Позор! Измена! Бог покарает тебя, брат неблагодарный! - причитал Ольгович.
- Иван, верни чужое, - велел Род.
Берладник поднял голову и отшатнулся:
- Ты?.. Кто тебя впустил?
- Верни, - повторил Род. - Иначе слишком мало лет пройдёт, как ты умрёшь.
Изгой отдёрнул руки от рыжих слитков, белых гривен и попятился к двери.
- Пусть забирает, - простонал ограбленный, - Пусть поскорей уходит…
Род отвернулся от стола:
- Воля твоя.
Он слышал, как Берладник сгрёб металл и хлопнул дверью.
- Силой взял! - пыхтел кутырь, - К Ростиславу-Михаилу побежит в Смоленск. Скиталец он и есть скиталец!
- Жизнь в мошне не страшно потерять, - бормотал Род, - Жизнь в твоём теле - вот что главное… Ну, я вернусь к больному, государь. Тебе уже ничто не угрожает.
- Коли б не ты, быть бы мне убиту, - сыпал князь благодарными словами. - Взъярился, аки пардус…
Дружинников Берладника не стало в доме и вокруг него. Но у дверей подклета выросла тень и заступила путь.
- Клянёшь меня? - прозвучал голос Ивана Ростиславича.
Род тяжело вздохнул:
- Впусти к болящему.
- Ты думаешь, легко было решиться на такое? - стонал Берладник, - Посулы - ложь. Дружина в ропоте. Боюсь остаться вновь один как перст.
- Страх гонит тебя в стан врагов, - заметил Род.
- Нет, Ростислав Смоленский нам не враг, - захлёбываясь, произнёс Берладник. - Он никому не враг. Он промеж двух сторон.
- Коли попадёшь меж двух сторон, вскорости к одной прибьёшься, - напомнил Род.
- Ах, эти Рюриковичи так переплелись, - дышал недавним пиршеством Иван. - Кто нынче друг, тот завтра враг…
- Я к вашей родове не отношусь, - неодолимо отстранил Берладника теряющий терпение боярич. - Пусти…
У повалуши ждал Владимир:
- Ну?
- Святослав Ольгович вне опасности. Буян Иван спешит в Смоленск.
- А Гюргичу, я чую, хуже, - прошептал князь.
Род велел кликнуть Полиена, притворяя за собою дверь. Несчастный скова весь пылал. Светец едва светил.
- Ты кто?.. Зачем мешаешь? - бредил Иван, - Мне нужно поспешать к Русане…
Десятый день болезни вернул жар, усилил слабость, отбирал воздух. Бесстрашный Род пугался, глядя в расширенные очи Гюргиева сына. Вот только что они были полны и смысла, и немой мольбы и вдруг теряли смысл, взирали со стеклянным равнодушием. А ухом припадёшь к груди и слышишь: сердце, словно необъезженная Катаноша, мчится вскачь.
Полиен носил лёд с погреба, а с кухни кипяток. Род лекарски прикладывал к жаркому сердцу холод, а к холодеющим конечностям тепло. Теперь, чуть обретя сознание, больной шептал лишь одно слово: «Пить…»
Поодаль плакал Святослав Ольгович:
- Все меня покинули. Берладник предал. Увезли Владимира в Рязань. Половцы ушли. Ужель и ты покинешь брата, верный Иван Гюргич?
Ответить суздалец уже не мог. Глаза ввалились. Зрачки расширены, плохо видят свет. Лицо - пергамент. Пот холоден и липок. Грудь торопится дышать. В очах ещё порою возникает смысл и снова гаснет.
Одиннадцатый день болезни стал ещё суровее. Болящий неподвижен, как окоченелый. Обмороки прекратились, взор разумен. Князь уж не кричит, не вопиет, не жалуется, ничего не требует. Тело холодно, лицо бледно, как мёртвое, зрачки не движутся, обращены куда-то вдаль…
Бессильный Род не разгибается над ним. Он видит смерть у изголовья и заклинает косариху из последних сил: «Приходи вчера!.. Приходи вчера!..» Она отходит. Князь размыкает губы, но не отвечает на расспросы. Чуть слышно, словно самому себе, он шепчет просьбу: «Пить…» Дыхание едва приметно. Взор осмыслен. Нет, он не потерял сознания. Он сознает своё страдание и как бы погружается в него всем телом, затихает в нем…
Род разогнулся, встал на ноги…
- Что? - бросился к нему Святослав Ольгович.
- Он от нас ушёл, - сказал Род.
Снаружи распогоживалось утро. Солнце борзыми прыжками устремлялось ввысь. Из окружающих лесов вливался в город запах Троицы.
Почувствовав себя стократ осиротевшим, юный ведалец пошёл, шатаясь, на берег Осётра. Его догнал осиротевший Полиен:
- Князь Святослав Ольгович повелел тебе вернуться. Срочно шлёт тебя с несчастной вестью в Суздаль. Я подготовлю обережь и поскачу с тобой.
Род покорно зашагал назад:
- Готовь. А поготову разбуди. Сосну немного.
Книга вторая. НЕ ИЩИ УМЕРШЕГО.
СМОТРИНЫ СМЕРТИ
1
Напрямки сквозь дебрь Полиен ехать остерегался, боясь увязнуть в беспутье. Род не настаивал. Хотя и почитал лес своим родным домом, а до Суздаля добираться не доводилось. Согласился сделать клюку[327]: поскакали на Рязань. Оттуда на дощанике по Оке спустились до Мурома. Наезженная дресвяная Муромская дорога вела их через леса уверенно.
- Вон сиганул рубль серебром! - указал Полиен на лисицу-огнёвку, пересёкшую путь.
Род не интересовался ценой лисьего меха, ибо лавливал пушных зверей не для промысла. Однако он заметил необычную разговорчивость Полиена. Только что тот без умолку болтал о Рязанском князе Владимире Святославиче. Уж так-то жалостно смотрелся этот Изгой под рукой северского властелина, коему пошёл служить. Порой при виде его просто подмывало проявить щедрость: «На тебе, убоже, что мне не гоже!» А теперь северский властелин, загнанный врагами в лесной тупик, ходит как в воду опущенный, зато юный Святославич, посаженный Гюргием на рязанский стол, будто только и делал всю жизнь, что властвовал. А уж как таровато принимал их в Рязани! Заморскими винами паивал. Пластинчатым кавардаком[328] угощал, и белужьим, и ветчинным. Дощаник приказал снарядить, чтоб быстрей добраться до Мурома при попутном ветре, а оттуда на свежих конях без промешки скакать до Суздаля. Не подозревал Полиен, как благодарен Владимир Рязанский Роду, предсказавшему ему счастливую участь.
Если осиротевший оружничий пытался утопить горе по своему умершему князю в несмолкаемой речи, то спутник его, молчаливый Род, тоскуя по другу Ивану Гюргичу, не находил сил поддерживать разговор.
- Вот и часовня Крест! - воскликнул Полиен. Род не ответил. - Эта часовня, - продолжал Полиен, - стоит на пересечении главных дорог: из Ростова на Владимир и из Кучкова на Муром.
- Из Кучкова? - ожил и встрепенулся Род.
- Ну да, из Красных сел. Разве тебе не ведомо? Суздаль, Ростову брат, град Владимира, стоит у главного дорожного перепутья.
- Не бывал в Суздале, - вновь понурился Род.
