Саймон Скэрроу - Братья по крови
– Приветствую наших гостей из Рима в Большом чертоге бригантов. Нашим королевским велением им будут оказаны все надлежащие почести. Ранее мы заявляли о своей дружбе Риму, как и он сам заявил о поддержке наших интересов и независимости, дав нам золото и серебро как залог своего намерения чтить договор между нами. Все здесь стоящие знают это, как и то, что мы связаны узами священной клятвы, которую я дала Риму. И вот этот наш договор впервые подвергается серьезному испытанию.
Она чуть заметно шевельнула левой рукой, и сбоку от возвышения отделилась фигура, скрытно скользнувшая в укромную угловую дверцу. Королева меж тем продолжала:
– Среди нас кроется беглец, который некогда был великим королем на юге острова, великим воином и несгибаемым врагом Рима с тех самых пор, как римляне ступили на землю Британии. В ходе своей борьбы он несколько раз терпел поражение от римских легионов. Потеряв свое королевство, он решил повести против Рима другие племена, но также был побежден и низложен, а земли этих племен ныне полнятся плачем и стенаниями отчаяния – участь, которая Бригантию миновала. И участь, уготовить которую нашему народу мы ни в коей мере не хотим. – Королева прошлась взглядом по собравшейся знати – дескать, попробуйте дерзнуть и пойти против моей воли. – И вот этот король, не раз битый и изгнанный с гор силуров и ордовиков, прибывает теперь к нам просить крова и пищи, убежища и поддержки; требует от нас гостеприимства, к которому нас обязывают наши обычаи. Но таким обязанностям существует предел, когда дело доходит до безопасности самих хозяев, и приходится делать выбор между нашими обычаями и нашим выживанием. По этой самой причине мы и созвали вас свидетельствовать участь этого короля, имя которому… Каратак.
Ее слова эхом прокатились по залу. В этот самый момент угловая дверь отворилась и в зал вошла небольшая группа людей – четверо рослых мечников в охристых туниках, а посредине них, на полголовы выше, – сам Каратак, в богатой синей рубахе и облегающих белых штанах. За широкой спиной его висела тугая коса, на шее поблескивало золотое ожерелье. К престолу он подходил, чуть склонив голову, что лишь подчеркивало его превосходство в росте над близстоящими. Внешний вид и поведение походили не на пленника бригантов, а скорее на короля, входящего в зал со своей личной стражей.
Несмотря на то, что этот человек был для Рима заклятым врагом, его гордая поступь и осанка вызывали невольное восхищение. Ощутив то же невысказанное чувство среди присутствующих в зале, Катон напрягся от дурного предчувствия. Вражеский вождь вызывал к себе безотчетное уважение уже самим своим присутствием. Неудивительно, отчего столь многие не колеблясь шли за ним на смерть все долгие годы его противостояния Риму.
Бывший король катувеллаунов хотел было обратиться к собранию, но оказался осажен резким словом Картимандуи и ее властным взглядом, под которым он был вынужден склонить голову, хотя и не без легкой улыбки. Королева между тем вновь обратилась к своей знати:
– Мы связаны с Римом нашим договором о том, чтобы передать этого человека под стражу, – перевел ее слова Веллокат, – и свое обязательство мы выполним.
Словно вздох прокатился по толпе, тут и там очажками вспыхнули разговоры. Королева встала на ноги и заговорила все тем же размеренным, решительным голосом.
– Решение наше принято, и его не изменить! – воскликнула она, тяжелым взглядом обводя притихшее собрание, после чего продолжила более сдержанно: – Однако нарушать священный для нас обычай гостеприимства тоже ни к чему. Нынче вечером в честь Каратака, прежде чем он перейдет под стражу римлян, будет дан пир.
– Пир? – поперхнулся от возмущения Макрон. – Ради этого ублюдка?
– Ч-ш-ш, – шепотом одернул его Катон.
Трибун Отон не мог скрыть удивления, а затем и гнева от такого заявления. Он рывком повернулся к Веллокату:
– Скажи своей королеве, что это неприемлемо. Этот человек – враг Рима, скрывающийся от нашего правосудия. Он должен быть взят в оковы.
– Нет! – уставив палец, перебила римлянина Картимандуя и заговорила на латыни: – Вы здесь тоже гости, а гостю не приличествует диктовать свои условия хозяевам. Так что свои мысли, трибун, придержи при себе, если у тебя есть хоть малейшие представления о цивилизованных манерах. Это понятно?
Отон от такого отпора опешил – тем более что он неожиданно прозвучал на его языке – и даже приоткрыл рот, но затем кивнул. Однако его жену было не столь легко смутить: сделав полшага вперед, она дерзко обратилась к владычице бригантов:
– Послушай, так разговаривать с римлянами не смеет никто. Ни-кто!
– А я, как видишь, смею, – невозмутимо ответила Картимандуя. – И вообще, если ты, госпожа Поппея, желаешь сидеть на пиру, то разговаривать будешь только тогда, когда к тебе обратятся.
Аккуратно подщипанные брови Поппеи возмущенно взлетели вверх, но тут ее взял за руку супруг:
– Дорогая, перестань. Сейчас не время и не место.
Каратак наблюдал за этой перебранкой с глумливым видом, после чего обратил свой пристальный взгляд на Катона:
– Ба, префект Катон! Мой краткосрочный пленитель… Хочу надеяться, что мое исчезновение не особо отразилось на твоем благополучии.
Катон учтиво склонил перед вражьим королем голову.
– Не стану скрывать: у полководца Остория это вызвало недовольство. Тем не менее, как видишь, краткосрочным оказался именно твой побег.
– Ты в самом деле так считаешь?
– Так сказала королева. И едва наступит рассвет, как ты снова окажешься у нас в руках. Сейчас у нас твои братья, жена и дети, а завтра к ним присоединишься и ты. Твоя война с Римом окончена. Наступает мир. Так что нынче усладись на пиру вволю. Как-никак повод есть: последний раз гуляешь свободным человеком.
На миг лицо Каратака омрачилось, но затем он с холодной улыбкой зловеще произнес:
– Быть может, гульнуть вволю следует как раз тебе, префект Катон. Кто знает – может, это последняя пища, которую тебе придется вкусить в этой жизни…
Глава 26
На протяжении дня в крепость на холме прибывали все новые кавалькады знати со своими свитами, и вскоре ставить лошадей стало уже негде – пришлось оставлять внизу в поселке. В зал чертога внесли столешницы на подпорках и скамьи, расположив их в три длиннющих ряда во всю длину строения. Снаружи слуги королевы развели кострища для готовки, которые разожгли загодя, давая им прогореть до углей, чтобы пожарить на них мясо.
Возвестив насчет пира, королева Картимандуя вместе со своими римскими гостями удалилась в уединенную хижину позади чертога. Своим телохранителям трибун приказал дожидаться, приглядывая за лошадьми. Когда уводили коней, Катон заметил, как Каратака препровождают в небольшую отведенную ему лачугу, возле которой встала стража. Уединенное прибежище королевы было уже готово для встречи. На полу из плитняка кружком стояли деревянные стулья, из которых один – заметно крупнее остальных, с мягкой подкладкой – определенно предназначался владычице. Вначале села она, а уже за ней остальные; с минуту слышалось сплошное шарканье ног и двигание стульев. Наконец Картимандуя милостиво всем улыбнулась:
– Приношу извинения за то, что в чертоге говорила на своем языке. Среди моих людей есть такие, кто мое знание латыни трактует не как полезный навык, а как признак отступничества. Вот почему мои слова в основном переводил Веллокат.
– А как ваши люди относятся к самому Веллокату, госпожа королева? – полюбопытствовал Отон.
Картимандуя с мягкой улыбкой обернулась на щитоносца своего мужа.
– Он молод и знатности небольшой, поэтому внимания толком не привлекает. Со временем он займет в союзе племен достаточно весомое место, ну а пока его знание латыни толкуется скорее как преходящий порок, на который можно смотреть сквозь пальцы.
Королева повернулась обратно к трибуну, и нежная приязненность на ее лице сменилась строгостью истовой властительницы.
– Свое соглашение с Римом я соблюла. Каратак станет вашим пленником. Буду признательна, если вы сразу по окончании пира увезете его прочь из моих земель, с глаз долой.
– Да и зачем вообще давать в его честь пир? – сердито брякнул Макрон, но почувствовав на себе осуждающие взгляды, заговорил более осмотрительно, с нотками почтения: – Прошу прощения, королева, я хотел сказать: отчего бы просто не отдать его нам прямо сейчас, да и услать подобру-поздорову?
– Если бы это было так легко, римлянин… Сказать по правде, его нежданное прибытие в Изуриум поставило меня в затруднительное положение. Насколько я поняла по рассказам, ему удалось бежать из вашего лагеря сразу в ночь после битвы, когда вы его разбили и взяли в плен?
