Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис
– Я тут ни при чем, marraine, – начал он. – Правда, не стоит взваливать всю вину на меня. Вчера, пока я был в бомбоубежище, эти негодяи оттяпали от моего участка целых полметра земли. Да, marraine, прошлой ночью он и С. передвинули колышки и перевязали бечевку, которую натянул тот господин из ратуши. Думали, я ничего не замечу. Но они просчитались. Я, как только вернулся сегодня утром из церкви, сразу увидел – колышки передвинуты! Так им и заявил – это вы сделали! Потому что накануне они опоздали в убежище. Да-да, пришли позже всех. А я точно знаю, что эти двое ничуть не храбрее остальных и не рискнут остаться в доме во время налета, если только их не задержало какое-то важное очень дело. Мой участок земли! Вот что их задержало! Украли мою делянку! Воры! Воры! – завопил Великан и снова вскинул вилы.
– Прекратите немедленно! – рявкнула я. – Если не прекратите драку, вас арестуют. У полиции и так накопилась к вам масса претензий, вы не впервые устраиваете дебош. Положите вилы!
– Положу, когда эти воры положат свои лопаты, – отрезал Великан. – Пусть сначала они!
– Нет, вы все сейчас опустите инструменты на землю! – гаркнула я на фламандском.
– Именем закона, оружие – на землю! – зычным голосом подхватил полицейский.
Скандалисты неохотно повиновались. Полицейский сгреб инструменты в кучу.
– Остальной инвентарь тоже унесем ко мне, – сказала я к офицеру. – Получат обратно, когда уладят вопрос с делянками.
Полицейский собрал оставшиеся грабли и тяпки. Великан с тревогой наблюдал за конфискацией имущества. Он был похож на ребенка, у которого отбирают любимые игрушки.
– Но, marraine, – завопил Великан, – выходит, сегодня мы больше не сможем ничего делать? Воскресенье – по воскресеньям все работают в саду!
Однако главный вопрос, из-за которого возникла склока, пока оставался открытым. Женщины согласились – да, колышки перенесены. Но месье С. и месье Б. упорно отрицали свою причастность к преступлению.
– Почему вы пришли в убежище позже остальных? – спросила я.
Был вечер субботы, а по пятницам выдают пособие. Вот мужчины и решили пропустить по стаканчику. Им стоило немалых усилий набраться смелости и зайти в английский паб, но ведь они так соскучились по выпивке. В пабе приятели познакомились с англичанином, который угостил их вином. Оказалось, этот парень хорошо знает Остенде, и в Дюнкерке тоже был. Троица отлично поладила, время летело незаметно. А имя этого парня они помнят? – поинтересовалась я. Да, конечно! Один из мужчин выудил из кармана смятый клочок бумаги, на котором было написано «Том Бейнс» – тот самый Том, чья лодка участвовала в эвакуации наших солдат из Дюнкерка.
– Вы ошиблись, – обернулась я к Великану. – У этих двоих алиби. Кто бы ни передвинул ваши колышки, они тут ни при чем.
Жены месье С. и месье Б. подтвердили – да, когда их мужья явились в бомбоубежище, от них попахивало спиртным и оба рассказывали о новом знакомом из соседнего паба.
Великана такое объяснение не устроило.
– Послушайте, – предприняла я еще одну попытку, – я верну колышки на прежнее место. Надеюсь, этого вам будет достаточно?
– Нет! Недостаточно, – снова завопил он.
Великан желал знать, кто украл его землю. Он не привык жить среди воров. Не могу ли я попросить полицию взяться за расследование? Я сказала, что у полиции есть дела поважнее, чем расследование таких мелочей. Вполне возможно, кто-то передвинул колышки просто ради шутки. Далее к разговору подключился полицейский. Я перевела длинную патетическую речь офицера, в которой говорилось, что инциденты, подобные этому, дискредитируют всю общину и лишь оттягивают момент, когда беженцы из Бельгии смогут получить разрешение на работу и начать трудиться ради общей цели – скорейшей победы над врагом. Хотя беженцы не понимали ни слова из того, что говорил страж порядка, однако его твердого голоса и сурового выражения лица было вполне достаточно, чтобы они смутились и испугались даже прежде, чем я перевела слова полицейского. Двое раненых драчунов отправились вместе со мной на Чейн-Плейс – обработать и перевязать раны. Возглавлявший процессию представитель закона тащил конфискованный инвентарь.
Наших гостей очень позабавило мое возвращение с ворохом лопат, полицейским и двумя ранеными. Однако пансионеры Королевского госпиталя были возмущены.
– Разве они не почитают день Господень у себя в стране? – спросил один из них.
– Драка воскресным утром! – подхватил другой.
– С утра они были на мессе, – сказала я.
– Уму непостижимо! – взорвался седовласый воин.
– Все равно как если бы мы пришли после богослужения и устроили потасовку из-за грядок у нас в саду. Вы ведь знаете, у нас есть небольшие грядки, на которых мы можем работать. Каждый из нас вносит свою лепту в общее дело борьбы с врагом!
Я продезинфицировала раны моих пациентов. Получив в утешение по кружке пива, они робко извинились за вторжение, распрощались и отправились в столовую на Сент-Леонард-Террас.
Рядом со мной находились две девушки, о которых я часто думала, особенно теперь, когда налеты стали менее интенсивными и у нас появилось чуть больше свободного времени. Прежде всего, Катрин – бедняжка по-прежнему чувствовала себя ужасно несчастной. И Энн, чей роман с Сесилом набирал обороты.
Многие беженцы поглядывали на Катрин с осуждением, считая, что место матери рядом с ребенком. Она все еще не окрепла после болезни, поэтому мы стали заниматься английским отдельно от остальных. Фанатичное желание Катрин поступить на военную службу настолько прочно укоренилось у нее в сознании, что я не считала себя вправе отговаривать молодую женщину от этого шага. Стоило ей увидеть Кей Келли, расхаживающую в элегантной военной форме, как на нее нападала меланхолия. Сестра Кей, Ви, также недавно поступила в Женский авиационный отряд, отправив свою маленькую дочь к родственникам в Америку. Я спросила Ви, не поможет ли она устроить Катрин на работу в одно из ее подразделений. Ви сказала, что, возможно, потребуется некоторое время, но, в принципе, они были бы рады новобранцам, к тому же Катрин знает фламандский – это тоже может пригодиться. Кроме того, она умеет печатать на машинке, а у своего бывшего работодателя научилась вести бухгалтерию и писать деловые письма. Поговорив с Ви, я сообщила Катрин, что, если она будет усердно заниматься английским и постарается укрепить здоровье, следуя советам доктора Пеннелл, у нее есть неплохой шанс стать членом Женской добровольческой армии.
Катрин ни разу не навестила Франческу. Когда я спросила, почему она не едет к дочери, молодая женщина ответила, что не готова снова отправиться в сельский приют. Я написала медсестрам, и те ответили, что девочка здорова, прекрасно растет, но они не понимают, почему мать совершенно не интересуется ребенком. Холодность Катрин по отношению к дочери приводила в ярость ее соотечественниц, женщины считали такое поведение противоестественным.
Энн, напротив, выглядела счастливой. Девушка буквально светилась изнутри, озаренная сиянием любви, которое ни с чем не спутаешь. Она сказала, что безумно влюблена в Сесила, как и он – в нее. Я подумала, что это очень мило: оба молоды, хороши собой и прекрасно подходят друг другу. «Так в чем же проблема?» – спросила я Энн однажды вечером, когда она позвонила и попросила разрешения зайти ко мне. «Проблема в маме», – призналась девушка. Похоже, Кэтлин против этого брака. Она считала, что они с Сесилом не пара, и просила не торопиться со свадьбой. В свою очередь, Сесилу, как и другим канадцам, не терпелось поскорее увидеть наступление союзников, он был уверен, что его подразделение вот-вот отправят на континент, и хотел жениться до отъезда. Энн просила поговорить с матерью: по ее словам, Кэтлин послушает меня, хоть я и намного моложе нее. «А когда вы намерены пожениться?» – спросила я. Очень скоро, точнее – сразу, как только получат официальное разрешение. Сесилу его выдадут без проблем, к тому же они оба живут в Челси, так что никаких формальных препятствий не возникнет. Бумаги будут готовы, и молодые люди направятся прямиком к алтарю.
