Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий
— Мы подумаем над словами Аэция, — сказал он, когда римлянин закончил. — А пока соизволь быть моим гостем — до особого распоряжения.
* * *После ухода Констанция Аттила долгое еще время не вставал с места, взвешивая, оценивая, сравнивая все «за» и «против» предложения Аэция… Присланный полководцем молодой римлянин — человек беспринципный и эгоистичный, на этот счет у него сомнений не было. Рассказ Констанция об утонувшем в Тисе багаже — явная ложь; с того самого момента как римское посольство оказалось на гуннской территории, Аттила был в курсе каждого шага Констанция и о подобном инциденте ничего не слышал. Но над сделанным Аэцием предложением, пусть даже Констанций его и приукрасил, следует серьезно поразмыслить. Возможно, в конце концов, подумал Аттила, моя мечта о Великой Скифии все же сбудется. Сам по себе план этот выглядел весьма заманчивым, но Аттила по собственному горькому опыту знал, что не все мечты сбываются. Но что есть человек без грез? Ничто — животное, дикарь. Что ж, он все обдумает и решит.
Между тем от Констанция может быть польза. Возможно, этот молодой римлянин себялюбив, но он умеет четко выражать свои мысли, любезен и искушен в делах житейских и, вероятно, принесет гораздо больше пользы в качестве посланника, чем все те воинственные и неотесанные гунны, которых он посылает в Костантинополь следить за выполнением условий Мира Анатолия — договора, заключенного с Восточной империей в прошлом году. А условия были суровыми: мало того, что ежегодная дань удвоилась и достигла двух тысяч ста фунтов золота, так римляне обязывались немедленно выдать гуннам шесть тысяч фунтов золота согласно прежним условиям; за каждого римского военнопленного, бежавшего и перешедшего без выкупа в свою землю, гунны должны были получить по двенадцать золотых, а в случае неуплаты принявшие беглеца обязаны были выдать его; римляне не должны были принимать ни одного бежавшего к ним варвара. Переговоры вели Скотта, представитель Аттилы, и Анатолий, один из ведущих восточных полководцев. Во избежание задержек в выплатах Аттила вынужден был то и дело отправлять в Константинополь посланников, которые на месте следили за тем, как исполняются условия договора. Представительный и обладающий даром убеждения Констанций идеально подходил на роль человека, который смог бы стать своим в высшем константинопольском свете и выяснить намерения Востока в отношении гуннов. «Позову-ка я нотария, Ореста, — решил Аттила, — пусть напишет письмо с требованием встречи между Констанцием и Хрисафием, коварным евнухом, имеющим не меньшее влияние на Феодосия, нежели сестра императора, Пульхерия».
* * *Когда Бледа узнал о том, что Констанций не только включен в состав следующего посольства, отправляющегося в Константинополь, но и должен будет встретиться там с Хрисафием, его охватило крайнее возбуждение. Оставив свои расположенные к северу от Понта Эвксинского земли, он поспешил в столицу брата, — вроде как повидать одну их жен, которая жила в соседней деревне. Бледа и сам уже какое-то время вел интенсивную переписку с Хрисафием, вынашивая мысль о том, что должно было принести пользу им обоим, — убийстве Аттилы. Десять лет Бледа жил в его тени, всеми презираемый и игнорируемый. В один прекрасный день ему, человеку сколь ограниченному, столь и тщеславному, сносить подобное унижение стало совсем невмоготу, и в коварном и заблудшем мозгу Бледы начал зреть план избавления от нелюбимого брата. Хрисафия же убийство Аттилы вообще могло возвести в ранг спасителя Восточной империи, наделив его властью уже не просто огромной, но практически безграничной.
Теперь они были заняты поиском исполнителя, человека отважного и готового ради денег пойти на убийство. По причинам безопасности и гарантии от возможного предательства посланники-гунны в качестве претендентов на его роль даже не рассматривались. Но в лице Констанция, решил Бледа, они могут получить нужного человека. Об этом свидетельствовало все, что Бледе довелось услышать о новом после Аттилы. Будучи римлянином, ничем Аттиле не был обязан: в родстве с правителем гуннов он не состоял, клятву верности ему не давал. И, если правдивы были ходившие слухи о том, что Констанций присвоил подарки Аэция Аттиле, шансы на то, что римлянин клюнет на взятку, возрастали многократно. Кроме того, поговаривали, что Констанций неплохо себя проявил в недавней битве, в которой римляне разгромили франков, из чего Бледа сделал вывод, что этот молодой римлянин — парень хладнокровный и способный на убийство. Бледа знал, что Хрисафий разбирается в людях лучше, нежели он сам. Вот после встречи с Констанцием евнух пусть и решает, можно ли на него положиться, а уж за вознаграждением дело не станет. Все свои мысли Бледа изложил в письме, которое и отослал Хрисафию с самым быстрым из своих курьеров.
* * *— Говорят, мир — круглый, Баламир, — сказал Аттила.
Этого молодого гунна он вытащил из Данубия незадолго до своего восхождения на трон, и с тех пор Баламир был самым надежным и преданным из всех слуг Аттилы; теперь, спустя десять лет, он выступал скорее в роли спутника и доверенного лица, нежели прислужника. Решив дать лошадям передышку, мужчины остановились на вершине одного из хребтов Сарматских гор, разглядывая волнообразные зеленые луга, словно море катившиеся к линии горизонта. Аттила завел Баламира так далеко в горы, потому что хотел переговорить с ним наедине, там, где никто не мог их услышать.
— Господин, один мудрый грек по имени Эратосфен, полагавший, что земля круглая как шар, вроде бы даже сумел высчитать длину ее окружности. — Из бесед с вольноотпущенником Онегесия и прочими пленными восточными римлянами Баламир набрался полезных и не очень знаний о греко-римской культуре и представлений о мире. (Способный к языкам, Баламир понимал греческий ровно настолько, что мог ухватить суть большинства разговоров.)
— И какова же она, по мнению этого грека?
— Около восьми тысяч лиг[44], господин, если мне не изменяет память. Но, конечно, все это может оказаться лишь теорией. Отсюда, по крайней мере, она выглядит плоской.
— Да, выглядит, но, думаю, вполне возможно, что устами этого грека глаголит истина. Видел ли ты когда-нибудь появляющийся на горизонте корабль? Ах да, забыл — ты же никогда не был на море. Хорошо, тогда едущий по степи обоз. Сначала появляется тент, затем — каркас, еще позже — колеса… Не будь земля выгнутой, так бы не происходило.
— Может, она и выгнутая, господин, но все равно не круглая. Как, скажем, яйцо.
— Но тень, отбрасываемая землей на луну, представляет собой часть идеального круга. Вот видишь, мой друг, благодаря простому наблюдению каждый может понять, что земля — круглая. И для этого не нужно быть философом или математиком. Знаешь, в чем секрет моей власти, Баламир? Я скажу тебе: в наблюдении. Удачливый охотник месяцами наблюдает за преследуемой добычей. Изучает, когда опасно, а когда можно к ней приближаться, когда она ведет себя самоуверенно, а когда осторожничает, как во время гона, и так далее. Вот так и я: изучая людей, узнаю их сильные и слабые стороны, и знание это позволяет мне играть на их чувствах и держать их под контролем. Какую часть из восьми тысяч лиг этого грека составляют мои владения, как думаешь?
— От Паннонии до Имая, господин? Сколько это — около тысячи лиг? Восьмая часть окружности земли — если верить его подсчетам, конечно.
— А теперь удвой эту цифру. Если Констанций не врет, Аэций предлагает мне стать соправителем Западной империи. Подумай только, Баламир, две тысячи лиг. А если допустить, что все, что лежит между Китаем и Геркулесовыми Столпами — океан, то, получится, Аттила будет править почти половиной мира.
— Головокружительная перспектива, господин. Даже Александру не удалось достичь такого.
— Но могу ли я доверять Аэцию? Когда-то мы были очень близки; да ты и сам помнишь, как мы спускались по порогам Данубия у Железных Ворот. Лучших друзей, чем Аттила и Аэций, не сыскать было во всем мире. И хоть наша дружба осталась в далеком прошлом, наверное, еще можно все исправить. Как бы мне хотелось ему верить! А вот его посланнику, этому Констанцию, я не совсем доверяю. Что-то их с моим братом Бледой часто видят в последнее время вместе. А там, где Бледа, жди неприятностей — он словно бородач-ягнятник, преследующий стадо… Хочу тебя попросить об одном одолжении. Только учти: дело опасное, так что соглашаться ты не обязан.
— Разве я отказал вам, господин, когда вы попросили меня проследить за Бледой? — горячо воскликнул Баламир. — Опасность, насколько я помню, была и тогда.
— Да, Баламир, ты ничуть не изменился, — рассмеялся Аттила. — Прости — мне не следовало в тебе сомневаться. Что ж, тогда слушай: вот что ты должен будешь сделать…
