Алекс Ратерфорд - Владыка мира
– Светлейший, твой приход – большая честь для меня. Я как раз делал записи об отъезде повелителя в Агру, где он осматривает работы по восстановлению крепости.
Абуль Фазл встал, когда Салима провели в его палату. Его мясистое лицо было озарено вежливой улыбкой, но маленькие глазки смотрели настороженно.
– Я удивлен, что ты не поехал с ним.
– Повелитель будет отсутствовать почти два месяца. Он хотел, чтобы я оставался в Лахоре и мог сообщать ему о происходящем здесь, если понадобится.
Абуль Фазл говорил спокойно и уверенно, и этот уверенный тон вкупе с неизменной улыбкой всегда останавливали Салима. Но сейчас он был полон решимости говорить начистоту.
– Я только что узнал, что мой брат Мурад назначен наместником Мальвы и Гуджарата.
– Совершенно верно, светлейший. Он покинет Лахор и через месяц займет свою новую должность.
– Эту должность я просил у отца для себя. Он сказал мне, что подумает об этом. Что произошло?
Абуль Фазл развел руками.
– Этот вопрос лучше всего задать повелителю. Ведь, как тебе хорошо известно, наместников он назначает сам.
– Я не могу спросить его. Как видишь, его здесь нет. Вот почему я спрашиваю тебя. Ты – его глаза и уши. Я‑то думал, ты в курсе всех дел…
Салим сказал это небрежно. Но он видел, как Абуль Фазл безуспешно борется с собственным тщеславием. Ему было так досадно притворяться, что он не знает о происходящем, что летописец, похоже, был готов уступить, не особенно сопротивляясь. Его серьезное лицо вдруг расплылось в улыбке.
– Я могу сказать лишь, что повелитель посчитал принца Мурада более подходящим для этой должности.
– Более подходящим, чем я? Если верить все более и более красочным слухам, которые ходят при дворе, Мурад часто напивается так, что на ногах не может стоять без посторонней помощи.
– Светлейший, я уверен, что ты тоже стал бы прекрасным наместником, – уклончиво ответил Абуль Фазл.
– Отец спрашивал твоего совета относительно этого назначения?
Летописец после некоторого колебания ответил:
– Как я уже сказал, повелитель принимает такие решения сам. Моя задача – просто сделать запись об этом.
– Я тебе не верю.
– Светлейший?..
Абуль Фазл был по-настоящему потрясен. Салиму вдруг пришло в голову, что за многие годы, пока летописец служил его отцу, они почти никогда не говорили с ним с глазу на глаз. Зная, что Акбар далек от дворцовых сплетен, принц еще больше укреплялся в своей убежденности и продолжал возвращаться к началу разговора, причиной которого стало не столько недовольство по поводу упущенной должности наместника, сколько копившиеся годами негодование и подозрения, которые сейчас подстегивали его.
– Я сказал, что не верю тебе. Мой отец советуется с тобой по любому поводу, в том числе и насчет назначения наместника Мальвы и Гуджарата.
Абуль Фазл перестал улыбаться.
– Я держу в секрете то, что обсуждаю с твоим отцом. И злоупотреблю его доверием, если расскажу больше. Ты должен понимать это, светлейший.
Сейчас в голосе Абуль Фазла не было и следа обычной сладости, и впервые Салим увидел, насколько тот на самом деле могуч. Но сейчас вряд ли что-либо могло его сдержать.
– Я знаю, что мой отец высоко тебя ценит.
– Поскольку я ценю его. Я бесконечно ему предан. – В голосе Абуль Фазла послышалась сталь.
– Но разве твоя верность не должна распространяться на остальную часть семьи моего отца? – Салим схватил Абуль Фазла за плечи и впился взглядом в его глаза. – Я – его старший сын, но с самого моего детства ты плетешь интриги, чтобы держать нас порознь. Если бы не ты, отец обязательно звал бы меня на заседания военного совета. Ты отсоветовал ему делать это. Не отрицай!
Абуль Фазл не моргнув, спокойно произнес, глядя Салиму прямо в глаза:
– Я всегда старался дать повелителю самый лучший совет. Если ты хочешь знать правду, то он не звал тебя, потому что не считал, что твое присутствие будет полезно. Как он сам говорил мне, ты его разочаровываешь.
Салим отпустил Абуль Фазла. Эти краткие и жестокие слова ранили его сильнее любого оружия. Он всегда боялся, что никогда не сможет соответствовать ожиданиям своего отца, однако разве он не старался изо всех сил?.. Вдруг – так же, как и тогда, когда Акбар объявил, что собирается отобрать Хуррама, – Салим увидел, как Абуль Фазл пытливо вглядывается в него, словно хочет уловить его боль. Нельзя позволять этому мерзкому наушнику кормить свои страхи, и уж точно нельзя выказывать перед ним, что его слова попали в цель. Взяв себя в руки, Салим сказал:
– Ты всегда пытался посеять вражду между мною и моим отцом, и, если бы ты не ошивался рядом с ним беспрестанно, мы с ним понимали бы друг друга лучше. Ты, может, и верен ему, как сам утверждаешь, но только потому, что это тебе выгодно. Так знай же: я вижу тебя насквозь, а в один прекрасный день увидит и мой отец.
Они следили друг за другом, как враги на поле битвы, но Салим знал, что если сейчас ударит Абуль Фазла, то лишь усилит позиции летописца, когда тот сообщит об их противостоянии отцу. Возможно, он уже поступил неблагоразумно, высказав все это, но принц ни о чем не жалел. С этого времени летописец будет больше опасаться старшего сына падишаха. А сам Салим будет наблюдать за Абуль Фазлом и постарается найти какие-нибудь доказательства его злоупотреблений из корысти; а когда найдет, то будет действовать.
Круто развернувшись, Салим быстро покинул палату и вышел в освещенный солнцем внутренний двор. Обернувшись, он увидел, что Абуль Фазл наблюдает за ним из-за оконной створки.
Глава 22
Бойницы Агры
– В чем дело? Ты весь день сам не свой. Я думал, у тебя будет о чем мне поведать.
– Так и есть. Абуль Фазл скоро возвращается ко двору из поездки в Дели, где он проводил ревизию по распоряжению отца, – сказал Салим Сулейман-беку, когда они медленно ехали по отмели реки Рави, чтобы дать охладиться дымящимся от пота коням, на которых они только что мчались вдоль ее берегов. Сулейман-бек уезжал вместе со своим отцом в Пенджаб, и они не видели друг друга несколько месяцев.
– И что же? Ты одержим им.
– У меня есть на то веская причина.
– Просто потому, что он амбициозен и является доверенным лицом твоего отца, ты не можешь называть его своим врагом.
– Он боится меня и моих братьев как соперников, я в этом уверен. Вот почему он сообщает о каждой ошибке, каждом неосмотрительном поступке Мурада и Даниала моему отцу… не перебивай меня, Сулейман-бек, я знаю, о чем говорю. Я слышал это своими ушами.
– Возможно, он считает это своим долгом. Твои братья ведь совсем ни на что не годятся.
– Дело не в этом. Важно то, что он пытается очернить меня в глазах отца.
– Он никогда не рассказывал твоему отцу о вашем с ним споре… а ведь целых два года с тех пор прошло, верно?
– Мой отец никогда не упоминал об этом. Но, возможно, Абуль Фазл также решил, что это может бросить тень и на него.
– Или, возможно, извлек свой урок.
– Нет. Он все еще пытается отстранить меня от дел. Тебя не было при дворе, когда отец сказал мне, что, завоевав Синд, намеревается послать армию захватить Кандагар.
Лошадь Салима склонила голову и принялась пить грязную речную воду. Он мягко погладил ее потную шею.
– Я просил отца позволить мне участвовать в кампании как одному из военачальников… Я утверждал, что отличился в Кашмире и заслужил дальнейших поручений. Я даже сказал, что это вопрос семейной чести – мы отдали Кандагар персам, когда умер мой дед Хумаюн, и было бы правильно, чтобы его старший внук помог его вернуть.
– И?..
– Отец был так воодушевлен своей победой в Синде, что я думал, что он вот-вот согласится, но затем он сказал, что желает испросить мнения своего военного совета. И именно Абуль Фазл на следующий день сообщил мне о решении отца. Оказывается, мне недостает опыта для такого дальнего военного похода. Сообщение моего отца в конце по обыкновению гласило: «Наберись терпения». Но я знаю, кто его на самом деле составил.
– Нет, не знаешь. Может быть, отец беспокоится о твоей безопасности.
– Или, быть может, Абуль Фазл не хочет, чтобы я разделил их славу… Почти каждый день гонцы приносили сообщения об успешном продвижении наших войск, как они уже подчинили белуджийские племена, наводняющие горные перевалы, ведущие к Кандагару, и продвигались к самому городу. Прошлой ночью пришла весть от Абдул-Рахмана, хан-и‑ханан моего отца, о том, что персидский командующий Кандагара собирается сдаться.
– Добрые вести! Если они правдивы, то это означает, что твой отец все дальше и дальше отодвигает северные границы империи; он теперь владеет землями от Кандагара на севере до Декана на юге и от Бенгалии на востоке до Синда на западе… Наши силы непобедимы. Кто теперь сможет бросить вызов Моголам?
