Мишель Моран - Последняя принцесса Индии
– Ану! – крикнула я. – Ануджа! Это я, Сита!
– Я знаю, кто ты.
Это был чужой голос. Он принадлежал другому человеку, жесткому и неродному мне.
– Ступай с Депаном. Отведи ее в ваш дом, – сказал мне Арджун. – Я приеду туда после того, как мы развезем по домам остальных женщин.
– Но я туда не пойду, – произнесла Ануджа, и я услышала в ее голосе всю муку последних четырех месяцев. – Я хочу видеть Ишана!
Теперь она перешла на крик. Я взглянула на Депана. Ануджа беременна от другого… от британца. Даже самый «понимающий» муж не примет после такого свою жену.
– Верните меня обратно! – кричала она. – Верните меня домой!
Ануджа вела себя как одержимая, но других женщин ее поведение, кажется, не удивило. Я взглянула на Депана. В конечном счете решение принимать ему.
– Ладно. Пусть идет в наш дом, – уступил он.
Я посадила сестру перед собой на коня, но Ануджа отстранилась от меня, отодвинулась как можно дальше. Ей не хотелось касаться меня. Когда мы добрались до дома Шиваджи, напряжение, испытываемое мною, стало настолько сильным, что, казалось, я вот-вот потеряю сознание.
Я помогла сестре слезть с коня. Депан медленно открыл дверь. Другие женщины бросились к нему, но при виде моей сестры отпрянули назад. Одна закрыла лицо руками и расплакалась, но именно поведение Ишана сломило Ануджу.
– Это не моя жена.
– Сита, уведи ее… – начал Депан, но Ануджа ринулась в дом.
– Ишан! – взмолилась она.
– Ты мне не жена.
– Ишан!
Пав на колени, она обхватила его ноги, но Ишан с силой оттолкнул ее от себя.
– Ишан!
Она выла, словно раненое животное.
Я шагнула вперед и хотела обнять сестру, но Ануджа стала вырываться.
– Ты мне не сестра! Ты мне не семья! Вот моя семья!
Теперь заплакала и другая женщина. У мужчин на глаза тоже навернулись слезы.
– Ишан! – завопила Ануджа. – Пожалуйста! Посмотри на меня!
Но он избегал на нее смотреть.
– Уходи! – крикнул Ишан.
А потом силы ее покинули. Ануджа повисла у меня на руках, повторяя его имя, словно мантру, снова и снова. Я понесла ее в наш пустой дом. Она начала говорить, что убьет себя и ребенка. Я рассказала ей о Гопале и письмах, но этого было недостаточно.
– Ты предпочла меня рани! – крикнула сестра.
Тело Ануджи сотрясалось от озноба. Я опасалась за ребенка в ее чреве.
– Может, мне тоже надо было одеться мужчиной? Британцы, по крайней мере, хотели меня потому, что я красивая! И все из-за шелков и джути, которые ты мне прислала!
А потом в ее голосе появились знакомые нотки.
– Ты меня не спасла, – прошипела Ануджа, и я словно услышала бабку. – Лучше бы ты оставила меня умереть с моим ублюдком. Уходи.
Я сделала так, как она хотела. Выйдя из дома, я направилась к нашей священной фиге. Чувство вины и горечь волнами накатывали на меня. Отца убил британский солдат, возможно сын одного из тех, кто воевал с ним бок о бок в Бирме. Я представила, какое отчаяние охватило Авани, когда она узнала о его смерти. Я думала о том, что чувствовала несчастная женщина, когда бросилась в погребальный костер моего отца и пламя стало пожирать ее тело. Теперь единственное, что мне оставалось, – ярость.
Я вернулась в дом. Арджун заметил, в каком я состоянии. Он и еще несколько стражей сидели на кухне.
– Может, выйдем наружу? – предложил капитан.
– Я только оттуда.
– Тогда пойдем в мастерскую твоего отца.
Я не хотела, но послушно последовала за Арджуном. Запах тикового дерева заставил меня тотчас же расплакаться. Арджун обнял меня и захлопнул дверь. Мы вместе уселись на джутовые циновки. Он обнимал меня, а я плакала. Когда я выплакала все до последней слезинки, он нежно вытер рукой слезы.
– Что они сделали с моей семьей…
– Все закончилось, Сита, – сказал он. – Стены покрылись трещинами, а ты вместо того, чтобы пытаться их отремонтировать, спрашиваешь, почему так случилось. Твоя сестра – в соседней комнате. Она – то, что осталось. Это не так уж мало. Она беременна…
– Британцем.
– Ребенком, – поправил меня Арджун, – невинным ребенком. Это наше будущее.
Я не стану притворяться, что его слова изменили мое отношение к британцам, но они в определенной степени послужили душевному успокоению, которое я испытывала на протяжении последующих нескольких недель. Слова Арджуна прояснили мое сознание и помогли понять, что мне следует делать. Мы не могли воссоединиться с рани. Мы должны были «исцелить» мою сестру, поэтому остались в Барва-Сагаре. Бывали минуты, когда горе настолько переполняло мою душу, что не было сил подняться с чарпаи и одеться, и тогда Арджун подбадривал меня.
Теплым майским вечером, когда мы уже пробыли в Барва-Сагаре более полутора месяцев, Арджун вывел меня во внутренний двор и тихо сказал:
– Один страж встретил на базаре человека, у которого есть вести из Джханси. Его зовут Баладжи. Он был торговцем шелками в Джханси.
– Можно с ним встретиться?
Арджун вернулся с хорошо одетым мужчиной лет за пятьдесят. У него были седые волосы и усы. Мне подумалось, что в молодости он был очень красив. Мы стояли во внутреннем дворе возле старой священной фиги и ждали, что он нам расскажет. Будучи маленькой, я думала, что все деревья на свете такие же большие. Я прислонилась к мощному стволу и приготовилась слушать.
– Говорят, что британцы преследовали рани до Барды, – наконец произнес человек из Джханси. – Она убила двух британских солдат и застрелила лейтенанта. Один из ее солдат погиб, но остальные благополучно добрались до Калпи.
– А что с городом Джханси?
– Сожжен.
– А люди? – спросил Арджун.
– Убиты.
– Но там были тысячи людей!
Помнится, рани насчитала пять тысяч.
– Да. Британцы потеряли около сотни.
Есть деяния, которые совершают не иначе как демоны. Люди не должны делать такое друг с другом, но Баладжи смотрел прямо, не отводя глаз, и я понимала, что это правда. Британцы забрали пять тысяч жизней в ответ на злодеяние, совершенное немногими[114]. Я думала о женщине, которая в отчаянии умоляла нас забрать с собой ее ребенка, вспоминала круглое лицо малыша, которого она держала на руках, ямочки на его щеках и большие блестящие глаза. Я сжала руками голову.
– Отца рани схватили, когда он упал с коня, – продолжал Баладжи.
Мы были шокированы тем, что довелось узнать, особенно Арджун.
– Разве Моропант не добрался до Калпи?
– Нет. Он пришел в Датию, но местные выдали его. У них не было другого выхода. За предоставление убежища преступникам британцы повесили бы их на деревьях. Одного подозрения хватило бы. Они повесили отца рани в Джокхан-Багхе.
Последующие новости оказались такими же неприятными: в Калпи Рао Сагиб, брат нашего Сагиба, переманил на свою сторону большинство солдат. Рани оставили лишь двести пятьдесят всадников, с которыми ей предстояло защищать границы Калпи.
Рао Сагиб с остальными воинами пошел на запад. Свидетели говорили, что рани, впав в ярость, последними словами проклинала трусость Рао. Жара достигала ста восемнадцати градусов по Фаренгейту[115]. Воды не хватало, запасы продовольствия в крепости Калпи были на исходе. Калпи пал, но рани и ее людям удалось сбежать и присоединиться к Рао Сагибу. Говорили, что, докладывая ему, рани сказала: «Когда люди будут вспоминать войну, они будут вспоминать о тебе, Рао Сагиб, и, вспоминая, будут говорить: трус».
Рани предложила, чтобы одиннадцать тысяч солдат, оставшихся у них, заняли ближайшую крепость Гвалиор, самую большую и мощную во всей Центральной Индии. Британцы еще не успели ее оккупировать. Махараджа Скиндии, правитель этого княжества, до сих пор сидел на своем троне, ибо поставлял англичанам продовольствие и оружие.
Слушая рассказ Баладжи, я словно наяву видела рани, которая отдавала распоряжения и говорила, что надо делать… Солдаты прибудут в Гвалиор и попросят махараджу разрешить им остаться там на несколько дней. Затем они предоставят ему возможность либо присоединиться к восстанию и сражаться против британцев, либо сбежать. Голос рани звучал в моей голове. Она объявляла махараджу Скиндии предателем.
– Значит, они ушли в Гвалиор? – с надеждой спросил Арджун. – Если удержать Гвалиор, мы еще можем рассчитывать на победу.
Баладжи улыбнулся.
– Они отправились туда прошлой ночью. А я сейчас еду в Дели. Собираюсь все начать сначала на новом месте. В Барва-Сагаре у меня осталась семья. Мы уедем, как только соберем наши пожитки…
Значит, рани была на расстоянии дневного конного перехода к северу от нас. Она готовилась к захвату крепости Гвалиор. Я давала клятву в верности рани. Как и Арджун.
– Я не знаю, что делать, – призналась я. – Более того, я не могу здраво мыслить.
Я села на траву и подтянула колени к груди. Стражи наблюдали за нами с крыльца. Уверена, они догадывались, о чем мы толкуем. Нам предстояло принять важное решение: либо скакать в Гвалиор, либо оставаться в Барва-Сагаре до конца войны. Как было бы просто взять и остаться! Я постаралась прислушаться к своему внутреннему голосу, но другие голоса заглушили его. Я зажмурилась.
