"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

— Слушайте, — прошептала я так тихо, чтобы никто не мог нас подслушать. — Завтра мы осуществим наш план. Я попросила Октавиана разрешить мне посетить мавзолей и провести у гробницы Антония обряд прощания. Мы оденемся в лучшие платья и устроим поминальный пир для самых близких людей. Вы меня поняли? Я пошлю за своей короной и драгоценностями, попрошу Октавиана одолжить их мне на время. Он не откажет. И тогда мы будем готовы отбыть в наше путешествие.

— В Рим? — спросил Мардиан, иронически скривившись, но достаточно громко, чтобы его услышали за дверью.

— Да, мы смиренно отправимся в Рим, — ответила я, улыбаясь. — Все вместе.

— В таком случае надо приступать к подготовке, — заметила Ирас.

— Да. Помоги мне выбрать наряд. Подходящий для самого важного события в моей жизни.

Я была благодарна Октавиану за то, что он прислал мне всю мою одежду: нам есть из чего выбрать. По крайней мере, есть чем заняться в оставшиеся часы.

Хармиона молча доставала платье за платьем, встряхивала, расправляла и, подняв за плечи, показывала мне. Она только что закончила их складывать — как оказалось, напрасно. Жаль, но это мелочь, лишь сопутствующая настоящей печали.

Сколько раз я проделывала это? Сколько раз выбирала наряд перед пиром или приемом? С каждым из платьев связано какое-то воспоминание, каждое хранит отголосок какого-то события, но ни одно не соответствовало тому, что мне предстоит.

Шуршащие, шепчущие шелка, переливающиеся цвета: белый, желтый, папоротниковый, маковый, синий, как море у подножия маяка. Каждый наряд в свое время дарил радость моему сердцу, но ни один не подходил для… для этого. Мне было нужно то самое платье, в котором я в последний раз предстала перед Исидой.

— Вот!

Оно было там, ни разу не надетое после того дня. Ярко-зеленое — столь яркое, что рядом с ним изумруды показались бы грязными, а трава — тусклой. Неистово зеленое, как зелены поля Египта, сияющие на солнце под благосклонным оком Ра.

Зеленый казался мне наиболее египетским из цветов: это цвет Нила, цвет его крокодилов, его папируса. Даже само имя Уаджет, священной богини-кобры Нижнего Египта, означает «зеленая».

— Надену это.

Я потянулась и взяла платье из рук Хармионы.

Оно было сшито из мягкого тончайшего шелка и имело низкий квадратный вырез. Превосходно. Подходит для широкого золотого ожерелья, в каких изображены царицы на росписях в древних усыпальницах.

— А как причесать твои волосы, госпожа? — спросила Ирас.

— Как-нибудь попроще, ведь прическа будет скрыта короной.

— Да, чем проще, тем лучше, — согласилась она.

— Надо послать за лучшими маслами, притираниями и благовониями, — сказала Хармиона. — Все должно быть самым лучшим. Ты должна быть хороша, как никогда.

— Октавиан предоставит все, чего я ни попрошу. Давайте составим список, чтобы у него было время прислать то, что нужно, до завтрашнего вечера.

Стемнело, и явился Октавианов Эпафродит, чтобы зажечь лампы. Мы очень любезно приветствовали его. Он смущенно улыбнулся и пожелал нам приятного вечера.

— Ужин скоро принесут, — сообщил он. — Надеюсь, вам понравится.

— Мы не капризны и вполне удовлетворимся тем, что получим, — ответила я.

— Вот так вам будет уютнее, — промолвил он, а потом, чуть помолчав, добавил: — Что же до твоего прошения, царица, то ответ будет дан скоро.

— Как я понимаю, император позаботится об этом лично?

— Он не забудет, — заверил Эпафродит.

Ужин закончился, блюда унесли, а мы продолжали сидеть молча. В эти последние часы нам нечем было занять время, а торопить его вряд ли стоило. За окном уже совсем стемнело, а проникавшие в комнату порывы ветра заставляли плясать огоньки лампад. Снаружи доносился плеск волн о набережную, и гавань словно призывала:

— Спешите ко мне. Берите ваши лодки, покачайтесь на моих волнах.

Наверное, влюбленные парочки, компании друзей, молодежь да и просто свободные горожане, имевшие досуг и желание отдохнуть на воде, внимали этому зову.

Да, город остался свободным. Что касается моих детей, то они унаследуют надежду, как я получила ее от своего отца. Во всяком случае, я сделала для этого все возможное. А Цезарион — где он? Надеюсь, на пути в Индию?

Так или иначе, я сделала все, что от меня зависело. Полностью. Один сын отбыл в далекую страну, остальные дети отданы под покровительство победителя. Было только два пути. Хочется верить, что хоть один из них приведет к удаче.

Мы легли в полной темноте, словно и на самом деле спали. Я растянулась на постели, как Нут, небесная богиня, каждой вечер проглатывающая солнце и поутру рожающая его заново. Под собой во всю длину кровати я чувствовала гладкую простыню.

Как близок сегодня Древний Египет. Он парит надо мной, как Нут, он раскрывает мне свои объятия. В нашу последнюю ночь боги склонились к нам и удостоили нас своего прикосновения.

Рассвет. Рассвет. Рассвет десятого дня, последнего дня. Десять — священное число, имеющее для меня особый смысл. Моих свитков десять — это символично. Эти десять свитков останутся после меня, а значит, моим недругам не удалось лишить меня всего.

— Разрешение дано! — провозгласил с порога сияющий Эпафродит. — Я счастлив сообщить, что император милостиво позволил тебе, в соответствии с поданным прошением, покинуть дворец и посетить гробницу благородного Антония. Он лично распорядился поставить подобающие случаю блюда для поминального пира и обеспечить надлежащую охрану. Он сожалеет, что не может присутствовать лично, но просил сообщить, что мысленно разделит твою трапезу.

Я склонила голову и заявила, что искренне благодарна императору.

— Кроме того, он шлет тебе корону, драгоценности и прочие царские регалии, чтобы ты могла выбрать облачение и украшения по твоему усмотрению. Их уже несут сюда.

Эпафродит бойко поклонился.

— А как насчет масел и благовоний? — осведомилась Хармиона.

— Разумеется, распоряжения отданы, все будет доставлено.

Итак, мое прошение милостиво удовлетворено. Правда, милостивый Цезарь забыл уведомить меня еще об одной «милости» — о намерении отправить меня в Рим в качестве трофея для своего триумфа. Но это, конечно, исключительно по недосмотру.

Ну вот, время настало. Я совершила омовение — долго и неподвижно лежала в бассейне с теплой ароматизированной водой. Волосы я вымыла дождевой водой и прополоскала душистой жидкостью, доставленной из Гелиополиса. Ирас расчесала их и оставила на время распущенными, позволив им высохнуть.

Мы открыли ларец с драгоценностями. Все украшения лежали там, Октавиан не забрал ничего. Вот великолепный драгоценный воротник со вставками из сердолика, лазурита, золота и бирюзы: он закрывает шею, опускаясь ниже плеч. А вот ожерелье, подаренное на свадьбу, — фантастическое переплетение золотых листьев.

— Надену оба, — сказала я. — Почему бы и нет?

Действительно, почему бы и нет?

Мой головной убор составили два священных символа: пернатый гриф Верхнего Египта, чьи крылья прикрывали мои щеки, и обвивающий чело урей — священная кобра Нижнего Египта, расправившая капюшон и изготовившаяся к броску.

Я уже чувствовала себя отдалившейся — от Ирас, от Хармионы, от Мардиана. Неспешное облачение в царский наряд, изобильно украшенный талисманами и символами власти, постепенно преображало меня в нечто иное, отодвигая даже от тех, кто способствовал этому преображению. Когда оно завершилось, я стала другим существом.

Ворвись сейчас в комнату мои дети, появись у меня возможность вернуться к прежней жизни — это уже не имело значения. Перемены были необратимыми. Именно так смерть предвосхищает саму себя.

Прибыли солдаты. Мы покинули мои покои и вышли наружу. День был погожим и светлым, воздух свеж; казалось, этот день желает оставить по себе наилучшие воспоминания, чтобы мы сохранили их в сердцах и унесли во тьму, по ту сторону бытия.