Кристиан Жак - Битва при Кадеше
— Мы должны решить, заключать ли нам перемирие или продолжать военные действия, и мне будет полезно узнать твое мнение.
В своем шатре Рамзес показал Аша документ, переданный ему хеттским императором.
«Я, Муваттали, твой слуга, Рамзес, и я признаю тебя Сыном Солнца и порождением самого Света. Моя страна подчиняется твоей воле, она — у твоих ног. Но не злоупотребляй своей властью.
Твое влияние неумолимо, ты это доказал, одержав великую победу. Но зачем тебе уничтожать народ твоего слуги? Зачем злобе продолжать жить в твоем сердце?
Поскольку ты — победитель, согласись, что мир лучше, чем война, и дай хеттам глоток жизни».
— Прекрасный дипломатический стиль, — похвалил Аша.
— Послание кажется тебе достаточно ясным для всех соседних стран?
— Настоящее произведение искусства! То, что хеттский правитель побежден в бою, само по себе необычно, но то, что он признает свое поражение — это новое чудо, которое ты можешь отнести на свой счет.
— Мне не удалось овладеть Кадешем.
— Далась тебе эта крепость! Ты одержал решительную победу. Непобедимый Муваттали теперь называет себя твоим подданным, по крайней мере на словах… Этот факт вынужденного унижения сослужит необыкновенную службу твоему авторитету.
Муваттали сдержал слово, составив должный документ и освободив Аша. Теперь и Рамзес дал своей армии приказ свернуть лагерь и возвращаться в Египет.
Перед тем, как покинуть место, где столько его воинов расстались с жизнью, Рамзес обернулся и посмотрел на крепость. Муваттали, его брат и сын свободными и невредимыми покинут Кадеш. Фараону не удалось разрушить этот символ хеттской мощи, но что от нее останется после решительного разгрома коалиции? Муваттали, объявляющий себя слугой Рамзеса… Кто бы осмелился вообразить себе такой успех? Никогда царь не забудет, что только помощь его небесного отца позволила ему превратить катастрофу в триумф.
— В долине Кадеша не осталось больше ни одного египтянина, — объявил дозорный.
— Отправь воинов на юг, восток и запад, — приказал Муваттали своему сыну Урхи-Тешшубу.
— Рамзес, может быть, запомнил преподнесенный ему урок и спрятал свои войска в лесу, чтобы атаковать нас, когда мы будем выходить из крепости.
— Сколько нам еще придется убегать?
— Мы должны вернуться в Хаттусу, — сказал Хаттусили, — восстановить свои силы и пересмотреть наши действия.
— Я обращаюсь не к побежденному военачальнику, — вспылил Урхи-Тешшуб, — а к императору хеттского государства.
— Успокойся, сын мой, — вмешался Муваттали. — Я думаю, что главнокомандующий объединенной армии ни в чем не виноват. Мы все недооценили собственную силу Рамзеса.
— Если бы вы позволили действовать мне, мы бы победили!
— Ты ошибаешься. Оружие египтян прекрасного качества, колесницы Фараона стоят наших. Предлагаемое тобой открытое столкновение на равнине не обернулось бы в нашу пользу, и наши войска понесли бы тяжелые потери.
— И вы удовлетворены этим унизительным поражением…
— Эта крепость останется нашей, хеттское государство не завоевано, а война против Египта будет продолжаться.
— Как она будет продолжаться после подписания такого позорящего документа?
— Речь не идет о мирном договоре, — уточнил Хаттусили, — а всего лишь о послании одного правителя другому. То, что Рамзес удовлетворился этим документом, указывает на его неопытность.
— Муваттали во всеуслышание объявляет, что отныне он является слугой Фараона.
Хаттусили улыбнулся.
— Когда слуга имеет в своем распоряжении необходимые войска, ничто не запрещает ему взбунтоваться.
Урхи-Тешшуб устремил на Муваттали смелый взгляд.
— Не слушайте больше этого бездарного человека, отец мой, и доверьте мне полные военные полномочия! Я, только я, способен раздавить Рамзеса.
— Вернемся в Хаттусу, — решил Муваттали.
— Вид наших гор будет способствовать раздумьям.
Глава 57
Сильно оттолкнувшись, Рамзес нырнул в прекрасный бассейн, где купалась Нефертари. Фараон проплыл под водой и обхватил жену за талию. Изображая удивление, она позволила своему телу опуститься вниз, а затем они, обнявшись, медленно всплыли на поверхность. Золотисто-желтая собака с лаем бегала вокруг бассейна, тогда как Боец дремал в тени смоковницы, украшенный тонкой золотой цепью, полученной в награду за храбрость.
Рамзес не мог смотреть на Нефертари без обожания. Помимо влечения душ и единения тел, их объединяла таинственная связь, более сильная, чем смерть. Нежное осеннее солнце озаряло их лица своим благословенным светом, когда они плавали в бирюзовых водах бассейна. Как только они вышли из воды, Дозор перестал лаять и принялся лизать их ноги. Собака ненавидела воду и не понимала, почему ее хозяин с таким удовольствием находился в ней. Успокоившись, пес устроился между лапами огромного льва и заснул.
Нефертари была так желанна. И она была счастлива ответить на ласки своего любимого.
По всей стране Рамзес стал Рамзесом Великим. Во время его въезда в Пи-Рамзес многочисленная толпа приветствовала победителя битвы при Кадеше. Рамзес был Фараоном, которому удалось обратить хеттов в бегство и заставить их отойти на свою территорию. Многие недели празднеств, устраиваемых как в деревнях, так и в городах, позволили достойно чествовать эту замечательную победу. Когда рассеялся мрачный призрак завоевания страны, Египет предался радости жизни, сопровождаемой обильным паводком, обещавшим прекрасные урожаи.
Пятый год царствования сына Сети закончился триумфом. Новая военная знать была ему преданна, а покоренные его славой придворные преклонялись перед Фараоном. Молодость Рамзеса заканчивалась. Двадцативосьмилетний мужчина, правивший Двумя Землями, демонстрировал качества самых великих правителей и уже оставил неизгладимый след в истории Египта.
Опираясь на свою трость, Гомер вышел навстречу Рамзесу.
— Я завершил то, что вам обещал, Ваше Величество.
— Хотите опереться на мою руку и немного прогуляться, или же присядем под вашим лимонным деревом?
— Давайте немного пройдемся. Последнее время мои руки и голова много работали, теперь настало время размяться моим ногам.
— Эта новая работа вынудила вас прервать написание Илиады?
— Конечно, но вы дали мне чудесный сюжет!
— Как вы развили его?
— Соблюдая правдивость, Ваше Величество, я не сокрыл ни трусости вашей армии, ни ваше безнадежное сражение в одиночку, ни призыв к вашему небесному отцу. Обстоятельства этой необыкновенной победы воодушевили меня, как если бы я был молодым поэтом, создающим свое первое произведение! Стихи непроизвольно срывались с моих губ, сцены сами выстраивались в нужном порядке. Ваш друг Амени очень помог мне избежать некоторых ошибок в грамматике. Египетский язык не кажется мне легким, но его гибкость и точность приносят поэту удовольствие.
— Рассказ о битве при Кадеше будет выбит на великой южной стене большого колонного зала храма Карнака, — сказал Рамзес, — а также на внешних стенах двора храма Луксора и на фасаде его пилона, на внешних стенах храма Абидоса и в будущем на переднем дворе моего Храма Миллионов Лет.
— Таким образом вечный камень навсегда сохранит воспоминание о битве при Кадеше.
— Я хочу воздать почести невидимому богу, Гомер, победе порядка над хаосом, способности Закона устранять смятения.
— Вы поражаете меня, Ваше Величество, и ваша страна с каждым днем удивляет меня все больше и больше. Я не верил, что ваш знаменитый Закон поможет вам победить врага, решившего уничтожить Египет.
— Если любовь Маат перестанет управлять моей мыслью и волей, мое царствование завершится, а Египет найдет себе другого правителя.
Несмотря на огромное количество поглощаемой им пищи, Амени не толстел. Все такой же щуплый и болезненный, личный писец Фараона больше не покидал кабинета. Он с небольшой группой помощников умудрялся заниматься неимоверным количеством дел. Постоянно лично общаясь с сановниками, Амени был в курсе всего, что происходило в стране, и следил, чтобы каждый знатный чиновник безупречно выполнял порученную ему работу. Для друга детства Рамзеса правильное управление заключалось в простом правиле: чем выше должность, тем больше ответственность и суровее наказание в случае ошибки или оплошности. Все, начиная с сановника и заканчивая управляющим службы, отвечали за промахи подчиненных и расплачивались за них. Отстраненные от работы сановники и пониженные в должности чиновники на своем горьком опыте убедились в суровости Амени.
Когда Рамзес находился в столице, то каждый день виделся со своим тайным советником. Во время поездок Фараона в Фивы или Мемфис Амени готовил подробные отчеты, изучаемые царем с большим вниманием, ведь принимать решение надлежало ему, Фараону.
