Наталья Павлищева - Даниил Галицкий. Первый русский король
Но это случилось уже после замужества его любимицы Устиньи…
Князю не спалось, в опочивальне было жарко натоплено, потому что княгиня любила тепло, а он, наоборот, терпеть не мог жару. Да еще и спать под беличьими одеялами… Иногда даже отговаривался и уходил почивать куда в другое место. Мария не возражала.
Но сейчас Даниил Романович просто сидел, размышляя, а почему не ложился спать, и сам не знал, точно чувствовал что. Так и оказалось.
Когда зашлись лаем собаки на дворе и кто-то заколотил в ворота, мелькнула мысль: «Вот оно!» А что «оно», не знал и сам. По шуму со двора было ясно, приехал не гонец, не один человек, а много, кроме того, что люди это знакомые, иных бы просто так не пустили, а для врагов закрыты ворота города.
Даниил Романович тревожно вслушивался в говор и вдруг осознал, чьи голоса слышны на дворе – приехали братья Марии Товтивил и Едивид! Но чего же ночью и так шумно? Можно город перепугать…
Выходить на крыльцо встречать не стал, невелика птица, да и не время в полночь на крыльцо выскакивать. В дверь сунулся ближний холоп Прокша:
– Княже, там литовины прибыли… Велишь куда пристроить ночевать?
Что за дурень? Не оставлять же их спать в снегу! На всякий случай поинтересовался:
– Со многими людьми, что ли?
– Ага, дружина с собой.
Ого! Это уже серьезно. Кивнул Прокше:
– Зови сюда да покличь дворского ко мне.
Чуть погодя в дверь уже входили Товтивил с братом, а за ними Андрей. После коротких приветствий князь поинтересовался:
– Сколько у вас дружинников?
– Мы с малой дружиной к тебе.
Даниил повернулся к Андрею:
– Устрой на ночлег, завтра будем разбираться. Да коней вели покормить.
Тот только кивнул и исчез. У Андрея все налажено, не успели братья присесть ближе к печи, чтобы погреться, как послышались топот и возня. Это слуги накрывали на стол в сенях, чтобы покормить нежданных гостей. Во дворце засуетились, забегали, по двору тоже. Даниил не беспокоился, он прекрасно понимал, что Андрей справится со всем сам, его проверять не нужно.
В двери снова возник Прокша с сообщением, что в больших сенях готова вечеря.
Даниил поднялся на ноги:
– Милости прошу отведать, что Бог послал. Голодные небось с дороги.
Братья не противились. Вот оно, русское гостеприимство: никто не задавал вопросов, откуда они взялись в полуночи, зачем приехали, кто звал… Сначала накормить и обогреть, а уж потом спрашивать. Еще обычно в баньку приглашали, но сейчас уж слишком поздно, чтобы топить. Хотя Товтивил подозревал, что заикнись он о баньке, и это будет готово.
За трапезой (князь сам ел очень мало, отговорившись тем, что уже вечерял) тоже не было сказано ни слова о нежданном приезде. Но ночные гости объяснили все сами: конечно, виноват их дядя Миндовг! Видно, желая погубить сразу всех племянников, Миндовг измыслил дьявольский план. Он отправил с небольшой дружиной Товтивила и Едивида на Романа Брянского.
Услышав такую весть, Даниил удивленно поднял бровь: во-первых, чем помешал Миндовгу Роман Брянский, который его никогда не трогал, во-вторых, у старшего сына Михаила Черниговского в его Дебрянске такая силища, что против него с малой дружиной воевать, что медведя-шатуна детской трещоткой дразнить. Раздразнить-то можно, только живым не уйдешь.
– Да Роман же вас с малой дружиной побил бы в первом же бою!
Едивид попытался сказать, что Миндовг обещал следом помощь прислать, но брат только фыркнул:
– Видно, замыслил нас дядя со свету сжить, вот и отправил туда, откуда лишь на щите вернуться можно… или вообще не вернуться…
– И куда теперь?
Товтивил руками развел:
– К тебе, Данила Романович, больше не к кому. Поможешь супротив Миндовга, благодарны будем, а нет, так просто прими к себе на службу.
Даниил хотел сказать, что на службу не приходят в полуночи и с таким шумом, но смолчал.
– Ладно, ешьте, сейчас не время обсуждать. Завтра подумаем, как быть дальше.
Братья только закивали, с удовольствием обгладывая заячьи косточки да раздирая крепкими зубами мясо кабана. И холодное пошло, видно, проголодались в дороге-то. Даниил подумал, покормил ли воинов Андрей, мысленно усмехнулся: этот-то покормил…
Заметив его усмешку, братья решили, что над ними. Товтивил нахмурился:
– Князь Даниил Романович, мы даром хлеб есть не будем, еще раз говорю: поможешь против Миндовга, отблагодарим, не поможешь – найдем себе службу.
– Да я не о том, я подумал, накормил ли ваших дружинников мой дворский.
Братья с недоумением переглянулись, дружина могла потерпеть и до утра.
Они уже давно храпели на все лады на лавках, а Даниил все лежал, закинув руки за голову и уставившись в потолок. Собственно, потолка в темноте не было видно, просто князь знал, что где-то там, наверху, он есть.
Понятно, что эти храбрецы, осознав, что в борьбе с сильным Романом Дебрянским попросту сложат буйны головушки, развернулись и вместо Брянского княжества прибежали к нему. Вроде как к сестрице, а больше просто зная, что он против Миндовга пойдет обязательно, потому что если не он против Миндовга, то Миндовг против него.
Но Даниил не хуже братьев понимал, что запросто Литву не осилит, а если ввяжется всеми силами сам, то станет легкой добычей для других. Воевать с Миндовгом можно было только в союзе с кем-то еще. Предстояло найти с кем.
Мазовше, может, и не помешали бы литовские земли, но едва ли сейчас они в это ввяжутся. Беле и подавно не нужна такая головная боль. С ятвягами лучше не связываться самому… Оставались половцы, которых можно просто нанять, и ливонцы… Вот уж никак не думал, что будет договариваться с ливонцами!
К утру Даниил Романович уже твердо решил отправить посла к Андрею фон Стирланду с предложением Ливонскому ордену выступить вместе против Миндовга. Конечно, к предложению следовало добавить неплохие деньги, иначе оно не будет иметь веса. Вообще-то он мог и не ввязываться в драчку литовских князей, но допустить усиления враждебно настроенного Миндовга было нельзя. Именно поэтому Даниил рассчитывал на участие в походе и ливонцев, Стирланду тоже ни к чему крепкая Литва под боком.
Утром с трудом продравшие глаза после сна братья, узнали, что князь с рассветом уехал во Владимир, а им велел располагаться и следить за своей дружиной, чтобы не было вольности во избежание неприятностей со стороны горожан. Ни они не интересовались делами сестрицы, ни Мария не озаботилась пребыванием братьев в своем доме. Всем по-прежнему распоряжался верткий и сметливый Андрей, за которым неотступно ходила Устинья, требовавшая объяснить, что за люди приехали ночью.
Так началось новое противостояние Даниила и Миндовга, закончившееся для них весьма неожиданно…
Галицкая дружина выступала против Литвы вместе с Волынью, нанятыми половцами и Ливонским орденом. Поговаривали, что и ордену пришлось хорошо заплатить. Ливонский Новогрудок жаждал денег не меньше, чем любые другие наемники. Даниил зубами скрипел:
– Им нужнее, чем мне, у них Миндовг совсем под боком, и я же им платить должен?!
Василько усмехнулся:
– А ты на них Батыя натрави, вы же ныне друзья…
Не успел договорить, как увидел побелевшее от гнева лицо брата:
– Поганых на своих же наводить?!
– Тю! Каких своих-то? Литва не поганые, что ли?
– Поганые, – чуть растерялся брат. – Только все одно, они ближе. И жена у меня литовинка…
– Даниил, ты что говоришь-то? Наша бабка половчанка, а с половцами только ныне воевать перестали.
И снова Василько был прав, но Даниил почему-то чувствовал, что приводить татар вместе с собой на других не дело.
Миндовг умел, словно дикая кошка, падать на все четыре лапы и вовремя огрызаться. Не успели галичане и волыняне выступить против него в поход, как хитрый литовец… договорился с Ливонским орденом, обещав Андрею фон Стирланду хорошие деньги в свою очередь, а еще завещать земли своих племянников!
Узнав такую новость, Даниил даже с удовольствием хлопнул себя по колену:
– Вот же хитрец! Перекупил Стирланда, да еще и чем?! Тем, что ему не принадлежит! Обещать Жмудь, которая племяннику принадлежит…
Но можно было сколько угодно смеяться, а в противостояние уже ввязались. Но когда Даниил с Васильком узнали еще одну новость, то вовсе дар речи потеряли. Миндовг просил его… крестить! Было от чего дивиться, уж кто закоренелый язычник, так это дядя Даниловой жены! В приметы верил безусловно, сыновей воспитал по всей строгости своих неписаных законов, вырастил из них зверенышей. Вошедший в возраст княжич должен был уйти в лес со своим наставником с одним только луком и ножом и прожить там определенное время безо всякой помощи, сам добывая себе и пропитание, и защиту. Если просил помочь, то домой возвращался уже не наследником.
Старший сын Миндовга Войшелг испытание не просто выдержал, рассказывали, что хуже татар, такого зверя земля еще не видывала, для него человеческая кровь что водица в весеннее половодье.
