Сара Дюнан - Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
– Скажи мне, Педро Кальдерон, как тебе Сан-Систо?
– Монастырь? Довольно тихое место.
– А когда ты приезжаешь, кто отводит тебя к герцогине?
– Я… там есть сестра-караульная.
– Ей разрешено общаться с тобой?
– Да. Хотя я не назвал бы это общением.
Чезаре засмеялся. Педро улыбнулся в ответ. Мужская болтовня. Он вдруг вспотел, будто его тело почуяло страх, который еще предстояло обнаружить рассудку.
– А аббатиса? Настоящая львица?
– Несомненно.
– Хорошо. Нам нужно, чтобы наша дорогая сестра пребывала сейчас в безопасном месте.
– Ах, нет места безопасней, ваше высокопреосвященство.
– А сама герцогиня? С ней все в порядке?
– Я… думаю, да. Да.
– Она оправилась от смерти брата?
– Полагаю… она нашла успокоение. Она человек с большим сердцем и прекрасной душой.
Он запнулся, но Чезаре уже увидел свет в его глазах. Поэзия, да?
– Я всегда хотел, чтобы она могла доверять тебе, ведь ты наш связной. Она хорошо отзывается о тебе в своих письмах.
– Правда? – С тех пор, как аббатиса прервала их встречу, его визиты стали короче, и вести себя приходилось осторожнее, но это ничуть не охладило его порывов. Запретный плод сладок.
– Интересно, не приоткрыла ли она тебе свое сердце?
– Нет, нет, господин. – Теперь Педро почувствовал себя так, будто его подвесили на стену на крюк, а ноги свободно болтаются над землей. – Я ведь простой гонец.
– Что ж, как мой гонец, думаю, ты должен во всем потакать ей.
– Я… я делаю все, что в моих силах. Моя жизнь посвящена службе вам.
– И ей, так?
– Ей… то есть герцогине? Разумеется, – пробормотал молодой человек. С каждым ответом ему казалось, что крюк все крепче впивается в плоть.
Дверь неслышно открылась, в нее проскользнул Микелетто, отвесил быстрый поклон и чуть махнул рукой, будто его тут ждали. Педро поклонился в ответ и натолкнулся взглядом на его широкую улыбку. Страшное зрелище.
– Что ж, должен поблагодарить тебя за преданную работу на протяжении этих месяцев. Могу сказать, что у меня хорошие новости. Нам больше не потребуются твои услуги. Герцогиню вызывают, чтобы представить доказательства церковному суду. Она покинет монастырь, как только все будет готово для отъезда.
– Ах, так развод все-таки состоится? – На секунду Педро не смог совладать с волнением в голосе.
– Да.
– Она… будет рада узнать об этом.
Наступило молчание. Каждый ждал, когда другой заговорит. Чезаре улыбался. Педро ощущал теперь почти физическую боль, и мысль о том, чтобы уйти, он воспринял с облегчением. Вот только…
– Я был бы… хочу сказать, что отвезти ей эту последнюю весть – большая честь для меня. Я знаю, как счастлива она будет об этом услышать.
– Нет необходимости. В письме будет указана лишь дата, когда ее заберут. Так что ответ не потребуется. Микелетто может отдать письмо сестре-караульной. Может, они найдут успокоение, заглянув друг другу в лицо.
Теперь оба они разразились смехом.
Педро Кальдерон поклонился, собираясь уходить. Когда он уже подошел к двери, его окликнул Чезаре:
– Сколько ты у меня на службе, Кальдерон?
– Пять лет и три месяца, ваше высокопреосвященство.
– И все это время ты служил мне верой и правдой.
– Отдал бы жизнь за вас.
– Тогда мы должны как-то наградить тебя.
Когда он ушел, Чезаре сел, положив одну руку на стол, и забарабанил пальцами по его поверхности.
– Мне нужно знать, что происходило за стенами монастыря, – сказал он наконец.
– За стенами монастыря? Но как?
– Есть способы. Он набит девицами из знатных семей, и, могу поклясться, в приемный час они трещат как сороки.
– Почему бы не спросить аббатису?
– Потому что, мой дорогой Микелетто, если она хорошо делает свою работу, то честна лишь с Господом и двулична со всеми остальными.
Микелетто внимательно посмотрел на него.
– Уж не думаете ли вы…
– Пока я ничего не думаю. Но кто знает, о чем я подумаю потом….
* * *Незадолго до Рождества Лукреция предстала перед церковным судом. Она приехала из Сан-Систо неделей раньше и поселилась в Ватикане, где и проводила время за зубрежкой предстоящей речи, решая, какой наряд выгоднее подчеркнет ее невинность. Волнения о том, что ей придется явиться в суд, теперь сменились страхом, справится ли она со своей задачей. Ее браку пришел конец, ничего не вернуть. Александр сам пришел проверить, готова ли она к предстоящему испытанию, и, обнимая ее, с трудом прятал слезы.
– Ах, ты отрада моих глаз! Ты похожа на святую деву, идущую на муки, чтобы постичь Бога.
С тех пор как Александр ударился в показную набожность, он стал использовать более витиеватые обороты речи.
Она сразу расположила к себе престарелых священников, облаченных в расшитые золотом мантии, эта молодая девушка (ей еще предстояло отпраздновать свой восемнадцатый день рождения), обладающая природным изяществом и отличным знанием латыни. То, что виделось грязной обязанностью, стало для многих удовольствием; были в зале и те, кого просто возмутило, что столь юная и прекрасная душой и телом молодая женщина стала объектом такой чудовищной клеветы. Впрочем, они были также порядком заинтригованы происходящим. После допроса настало время проверки: в маленькой комнате две взволнованные повитухи подняли ее юбки и осторожно ощупали самые интимные места, впрочем, не особо в этом усердствуя.
Когда она вернулась в зал суда, для вынесения решения потребовалось не более нескольких секунд: она девственница, и ее брак с Джованни Сфорцей с этого момента аннулируется.
В тот вечер они ужинали в Зале святых в личных апартаментах папы: она, Чезаре и Александр. Когда она пришла, стол был уже накрыт, а помещение освещено танцующими на сквозняке свечами, которые отбрасывали тени на недавно расписанные люнеты на сводчатом потолке. Каждый святой был изображен на фоне пейзажа, полного жизни и ярких красок. Никогда еще злоключения мучеников не выглядели так правдоподобно, так современно. Александр был пока занят, и ее встретил Чезаре, полностью облаченный в одеяния священнослужителя, подобающие для присутствия на судебных процессах. Чезаре, которого она не видела с глазу на глаз уже семь месяцев. Которого, несомненно, она теперь снова любила.
– Ах, дорогая сестра, что за представление! Судьи сравнивали тебя с Цицероном, причем не в его пользу. Жизнь в монастыре поистине тебе подходит.
– Думаю, мне больше подходит развод, – засмеялась Лукреция. Она еще пребывала в приятном волнении. – Не могу поверить, что все позади! А ты, Чезаре? С момента нашей последней встречи тебе довелось короновать короля. Ты только вообрази!
Он пожал плечами.
– Голова его меня не особо впечатлила.
– Твоя-то впечатляет куда больше. – Она коснулась маленького шрама на его скуле. – Что это? Ты ведь не дрался?
– Ерунда. Последствия лихорадки, которую я подхватил в Неаполе.
– Ох… и как Неаполь?
– Было жарко, – засмеялся он. – А как жилось в монастыре?
– Тихо.
– А гонец, которого мы выбрали для тебя? Он хорошо справлялся со своей задачей?
– О да, замечательно справлялся, – беспечно сказала Лукреция. – Как отец? Должно быть, он ужасно переживал. Я провела много часов в молитвах о Хуане.
– Ты не чувствовала себя покинутой?
– Что?
– В монастыре. Я не хотел бы, чтобы ты страдала от отсутствия любви.
Никто другой не смог бы догадаться. Но никто и не знал ее брата так, как она.
– Отсутствия любви? – повторила она, не переставая широко улыбаться. С люнета над его головой на нее смотрело миловидное лицо святой Варвары в триумфе своей веры, ее золотистые волосы струились по спине. Покуда сердце твое чисто… – Напротив, обо мне очень хорошо заботились. Аббатиса мудрая женщина, кроме того, как ты помнишь, я провела в Сан-Систо все детство.
Разумеется, она сразу забеспокоилась, заметив необъяснимое отсутствие Педро. Однако вскоре пришли новости о предстоящем судебном процессе, и у нее не было времени всерьез задуматься. С их последней встречи с Чезаре много воды утекло. В письмах они никогда ни о чем не упоминали, так что сейчас почти казалось, что ничего и не было. Она едва могла вспомнить прикосновение его языка к ее губам, вытесненные теперь уже другими чувствами. Разве может он что-то подозревать? Нет, исключено! Аббатиса честная женщина, и в любом случае они не совершали ничего предосудительного. Ей-богу, пока она была замужем, случались моменты, за которые ей было гораздо более стыдно. Вспоминая о каменной лавочке в саду монастыря, она ощутила легкий укол грусти.
– Ваше высокопреосвященство? – Раздался стук в дверь, а вслед за тем появилось невозмутимое лицо Буркарда. – О, госпожа Лукреция!
Госпожа Лукреция. Больше она не герцогиня Пезаро. Он первым подтвердил это вслух. Легкая дрожь волнения пробежала по телу.
– Сеньор Буркард, рада снова видеть вас. Надеюсь, у вас все хорошо.
