Сэмюэл Блэк - Дарующие Смерть, Коварство и Любовь
Эти размышления утешали меня и позже, когда я уже сидела на кровати в другой безликой комнате — на сей раз во дворце Пезаро, то есть так мне сказала горничная, принеся еду. Я спросила, на сколько дней здесь решено задержаться, но она лишь пожала плечами. Потом я осознала, каким бесцельным был этот вопрос. Возможно, мне осталось жить несколько часов, а не дней.
Фано, 29 декабря 1502 года
ЛЕОНАРДО
Очередная ночь в очередном дворце. Ладно, Леонардо, ты ведь всегда рвался в странствия — вот и радуйся теперь. Однако странствия бывают разными. В светлое время дня мы ехали по голым зимним просторам Романьи. Каждый вечер я ждал, пока мне выделят какую-то комнату в очередном спешно освобожденном особняке, а Томмазо тем временем рыскал по городу в поисках пищи. Мы не видели ничего интересного, ни с кем не разговаривали, кроме как друг с другом. Говорят, путешествия расширяют кругозор, но я осознал, что эти дороги отупляют меня, смущают и опустошают мою душу.
За окном стемнело, в воздухе мягко кружили снежные хлопья. Устроившись на кровати, я начал читать Архимеда, но мысли мои рассеянно блуждали, не давая сосредоточиться на древней мудрости. Отложив книгу, я откинулся на подушки, задумавшись о том, что же могло случиться с Доротеей — хотелось ли мне, чтобы она исчезла из моей жизни? Отчасти ее отсутствие принесло мне облегчение, но я скучал по нашему дружескому общению. Скучал и без Никколо тоже — в последнее время я видел его крайне редко.
Раздался громкий стук в дверь.
— Войдите, — крикнул я, слишком усталый, чтобы подняться с кровати.
Дверной проем заполнила фигура дона Микелотто. Перед глазами возникла его искривленная шрамом усмешка:
— Маэстро, его светлость желает немедленно видеть вас.
— Конечно, — ответил я, не без легкого приступа страха.
…Насаженная на пику голова с разбитыми губами и широко открытыми глазами…
Спустившись с доном Микелотто на улицу, я последовал за ним по безмолвному городу в другое, более величественное здание.
Герцог встретил меня улыбкой, но не обычной успокаивающей и обаятельной улыбкой — нет, она лишь отражала удовольствие, испытанное им от получения того, что он пожелал. И нынче объектом его желания стал я. Он пригласил меня сесть, предложил вина, спросил о моем самочувствии, но, не дав шанса что-либо ответить, спросил:
— Сенигаллия. Вы ведь заглядывали туда минувшим летом, верно?
Его вопрос прозвучал как обвинение.
— Да, мой господин. Вы просили меня осмотреть ту крепость. Что-нибудь случилось?
— Нет-нет, все в полном порядке, Леонардо. А вы, случайно, не сделали карту этого города?
— Мой господин, у меня не хватило бы времени на вычерчивание карты…
Его лицо омрачилось.
— …но я сделал несколько набросков. Они тут у меня… в тетради.
— Покажите-ка мне, что там у вас есть.
Я открыл небольшую тетрадь в синей обложке, что последние полгода неизменно висела у меня на поясе, и нашел странички, посвященные Сенигаллии.
— Всего лишь черновые наброски, к сожалению, но я могу переделать их для вас.
— Да, пожалуйста.
— Г-м… прямо сейчас?
— Да, лучше сейчас. А в чем трудности?
— В общем, просто я еще не успел поужинать. Могу ли я…
— Дорогой Леонардо! — Лицо Борджиа вдруг озарилось сияющей улыбкой. — Сегодня вечером вы ужинаете со мной. Я дам указания кухарке приготовить что-нибудь бескровное. Итак, уж окажите любезность, скопируйте для меня ваши наброски… меня интересует, сколько там ворот и где они расположены. Мне также необходимо знать планировку главной улицы и местоположение предместья по отношению к крепости. Как, по-вашему, сможете вы указать эти детали?
Я глянул на мои наброски — всего лишь простенькие, сделанные угольным карандашом зарисовки. Поэтому, закрыв глаза, попытался вспомнить сам город. В тот жаркий день он показался мне приятным местечком. Мы с Салаи провели ночь вместе в прибрежной гостинице. Я представил замок, ров, дома и лавки возле южных ворот. Вспомнил, как смеялся Салаи, услышав гудение пчел в чьем-то саду, как вдыхал принесенный ветром солоноватый воздух. Я вспомнил, как был счастлив.
— Да, мой господин, — ответил я. — Уверен, что смогу.
Я не стал спрашивать, зачем ему такие данные. Лучше не знать.
Сенигаллия, 30 декабря 1502 года
ВИТЕЛЛОДЗО
Курьер зачитал нам послание Борджиа. Я едва удержался от ликующего жеста. Отлично… он будет здесь завтра утром. И еще лучше, как подтвердили мои шпионы, что его сопровождает лишь небольшой отряд личной гвардии. Болван! Он угодит в устроенную мной ловушку. Скоро я сожму его в кулаке и…
Но я не мог пока позволить себе показать торжество перед курьером Борджиа. Да и перед Донной Паоло и его родственничком. Поэтому я кротко выслушал обстоятельные приказы: все войска, за исключением полка Оливеротто, должны быть выведены из города; все ворота, за исключением северных, должны быть закрыты; моим полкам следует отправиться на побережье и, расположившись на холмах, готовиться к южному походу на Анкону.
Во время зачитывания приказов на лице Оливеротто отразилась тревога, но я заверил курьера, что исполню все приказания; так же поступил и Донна Паоло. После этого Оливеротто едва ли мог отказаться. Едва курьер удалился, он отвел меня в сторонку и зашептал:
— Что, черт побери, все это значит? Мы ведь останемся без защиты.
— А что еще, Оливеротто, мы могли сделать? Если бы мы проявили хоть малейшее колебание, то он начал бы подозревать нас. И в любом случае, во-первых, его сопровождают лишь личные гвардейцы. А во-вторых, он все равно умрет, едва только вступит в Сенигаллию, поэтому, какая, к дьяволу, разница, где будут находиться наши войска? Или вы думаете, что после смерти Борджиа его гвардейцы будут продолжать сражаться?
— Я думаю, что наши старые планы могут провалиться, — огрызнулся он.
— Наш план продуман досконально, с чего бы ему провалиться?
— А вдруг ваш стрелок промахнется? — воскликнул он. — Вы подумали об этом?
Я схватил его за горло. Его лицо покраснело.
— Попридержите свой проклятый язык! — взревел я.
На мгновение обстановка накалилась до предела… но моя ярость быстро утихла. Я рассмеялся.
— Что смешного?
— Ох, до чего же мы дошли, — сказал я. — Мы оба на нервах: точно пара девственниц перед первым балом. Давайте-ка выпьем немного и успокоимся. Все будет прекрасно.
— Паре девственниц такой ад и не снился! — прошипел Оливеротто. — Разница в том, Вителлодзо, что мне ой как не хочется провалиться в чертову преисподнюю…
Окрестности Фано
ЧЕЗАРЕ
На западе поблескивал диск солнца. На востоке серебрилась морская гладь. Цокот копыт и жаркое дыхание — примчался курьер.
Он привез мне добрые вести. Я одарил его золотыми дукатами. Еще шесть гонцов отправились к командирам моих войск, скрытых ближними холмами. Согласно моему приказу, мы должны встретиться с ними на рассвете у реки Метауро.
Я вызвал Микелотто и выдал ему послание для доставки Вителлодзо. Абсолютно ненужная бумага, просто набор вежливо-изысканных фраз. Но благодаря ей Микелотто попадет в город. А там уж он сам найдет чем заняться.
Созвав командиров, я изложил им мой план.
— Вы единственные, кому он известен, — предупредил я. — Больше о нем не знает ни одна живая душа. Если все пройдет успешно — по тысяче дукатов каждому. Если же план провалится, то все вы умрете.
Солнце скрылось за горами. Море потемнело. Зажглись факелы.
Я не мог спать. Не мог даже спокойно сидеть. Бродил по лагерю, предвкушая победу, смакуя сладость скорого триумфа.
У костра я заметил съежившегося от холода Макиавелли.
— Я пересек Рубикон, — сообщил я флорентийцу, — но это пустяки. Ибо впереди нас ждет деяние, достойное настоящего римлянина.
Он озадаченно сдвинул брови, даже не представляя, о чем я говорю.
— Завтра вы сами все поймете, Никколо, — усмехнувшись добавил я. — Весь мир завтра переменится.
Я давно говорил, что это мой год. А год пока не закончился…
33
Окрестности Сенигаллии, 31 декабря 1502 года
ЧЕЗАРЕ
Справа от нас безмолвно темнели горы. Слева серебрилось море. Перед нами Сенигаллия. За нами пятнадцать тысяч солдат. Мы встретились с ними у реки два часа тому назад.
Меня защищали кольчуга и нагрудник кирасы; на голове — шлем, у пояса — меч. Я окружен моими верными гвардейцами. В красном с золотом облачении — с эмблемой ЦЕЗАРЯ на спине.
Мы прошли по виа Эмилиа — моя армия великолепно смотрелась в рассветных лучах. Черные быки на знаменах. Красные и золотые цвета полыхали на фоне заснеженных равнин.
