Феликс Дан - Схватка за Рим
– Да, оставь меня здесь и спасайся.
– Никогда!
– Ради Бога, торопитесь! – закричал Вахис с берега. – Они целятся. Действительно, гунны кончили молитву, и двадцать стрел полетели в беглецов. Валлада рванулась и пошла ко дну. Витихис также был смертельно ранен.
– Умру с тобой, – прошептал он, обнимая Раутгунду, и оба исчезли в волнах. Утром Цетег вошел к Матасунте.
– Он умер, – холодно сказал он. – Я не стану корить тебя, но теперь ты видишь, что значит идти против меня. Весть о его гибели возбудит ярость готов. Начнется война. И во всем этом ты виновата, потому что ты подготовила его бегство и смерть. Исполни же, по крайней мере, мое второе требование. Через два часа придет Герман. Будешь ли ты готова принять его?
– Где труп Витихиса?
– Не найден. Течение унесло оба трупа, его и Раутгунды. Матасунта вздрогнула.
– Они умерли вместе! – сказала Матасунта.
– Оставь их. Будешь ты готова?
– Буду.
Через два часа Аспа ввела в комнату королевы принца Германа и Цетега. Увидя ее, оба остановились, пораженные: никогда еще не видели они ее такой прекрасной. Лицо ее было бело, как мрамор, глаза горели.
– Принц Герман, – обратилась она к вошедшему. – Ты говорил мне о своей любви. Но знаешь ли ты, что значит любить? Любить – значит умереть.
И она быстро отбросила пурпуровую мантию, сверкнул широкий меч, и она обеими руками вонзила его себе в грудь. С криком бросился к ней Герман. Она умерла, как только меч вынули из раны.
Книга шестая
ТОТИЛА
Глава I
Население Италии встретило византийцев с радостью, как своих освободителей. Но эта радость очень скоро сменилась общим недовольством: вместе с Велизарием сюда явилось множество византийских чиновников, которые тотчас обложили население налогами и начали собирать их со страшной жестокостью, не обращая внимания на то, что народ был разорен продолжительной войною и не в силах был платить всех сборов, к тому же чиновники собирали гораздо больше, чем полагалось. Цетег радовался, видя все это: чем невыносимее будет иго тирана, думал он, тем отчаяннее будут они бороться за независимость, а когда представители Рима обратились к нему, прося его защиты, он ответил, пожимая плечами:
– Что ж, таков уже способ управления Византии – надо привыкать.
– Нет, – ответили те, – к невыносимому невозможно привыкнуть. Подобными мерами император вызовет только то, что ему и не снится.
Цетег улыбнулся, поняв эти слова. Но он ошибался: римляне его времени не походили на своих предков: слово «свобода» не возбуждало их восторга, они не думали о независимости, а могли только выбирать между господами: владычество Византии было тяжелее владычества готов – и они решили подчиниться снова готам.
Готы, рассеянные небольшими отрядами по всей Италии, собрались вокруг главных вождей своих: Тотилы, Тейи, Гильдебада, Гильдебранда и других, и за перлись в небольших крепостях. Население сначала относилось к ним враждебно и было на стороне византийцев, осаждавших эти крепости. Но, когда иго Византии стало невыносимо, римляне начали переходить на сторону готов.
Тотила с небольшим отрядом заперся в городке Тарвизиум. Отряд его терпел сильный голод и не мог бы долго держаться. Но тут окрестное население стало на его сторону и вынудило византийцев снять осаду.
С радостью смотрел Тотила с городской стены, как по всем дорогам тянулись в город возы крестьян со всевозможными припасами, германцы и итальянцы, только что вместе сражавшиеся против общего врага, теперь вместе же праздновали свою победу над ним.
«Неужели нельзя, – думал Тотила, – поддержать это единодушие и распространить его по всей стране? Неужели эти два народа непременно должны быть в непримиримой вражде? Не виноваты ли мы сами, что смотрели на них как на врагов, на побежденных, относились к ним с подозрительностью вместо доверия? Мы требовали только их покорности, но не искали их любви. А этого стоило бы добиваться: имей мы ее, никогда нога византийца не ступила бы на эту землю… И моя Валерия не была бы так недостижимо далеко…»
Мысли его были прерваны вестником с передовых постов: приближался сильный отряд готских всадников. Действительно, вскоре отряд вступил в город, и предводители его – Гильдебранд, Тейя и Торисмут – в сопровождении Вахиса с радостным криком: «Победа! Победа!» вошли в покои Тотилы.
Оказалось, что и в других городах – Вероне, Тицинуме, где были заперты отряды Гильдебранда и Тейи, – окрестное население также поднялось на помощь готам и вынудило византийцев снять осаду.
Но взгляд Тейи показался Тотиле грустнее обыкновенного.
– Я вижу, что рядом с этой радостной вестью ты сообщишь и другую, печальную, – сказал Тотила.
– Да, весть о бесчестном убийстве лучшего человека, – ответил Тейя и велел Вахису рассказать о страданиях и смерти Витихиса и Раутгунды.
– Мне удалось спастись, – заключил Вахис. – Но я буду жить теперь только для того, чтобы отомстить этому изменнику и убийце, префекту.
– Нет, – сказал Тейя, – голова префекта принадлежит мне.
– Право на нее принадлежит тебе, Тотила, – прервал Гильдебранд. – Ты должен отомстить ему за смерть брата.
– Как! Мой брат Гильдебад… Что с ним? – закричал Тотила.
– Изменнически убит префектом, – ответил Гильдебранд. – На моих глазах! И я не мог отвратить этого!
– Расскажи, как это было, – с грустью попросил его Тотила.
– Герой был вместе со мной в небольшой крепости близ Мантуи. Тогда мы узнали об изменническом поступке с королем Витихисом, Гильдебад послал Велизарию и префекту вызов на поединок. Вскоре получил ответ, что Велизарий согласен и ждет его на равнине между городом и лагерем неприятеля. Гильдебад с радостью поехал. Мы все последовали за ним. Действительно, навстречу нам выехал всадник, лицо его было закрыто опущенным забралом, но белая лошадь, раззолоченное вооружение и большой круглый щит, как мы все хорошо знали, принадлежали Велизарию. За ним следовало только двенадцать воинов, впереди всех был Цетег на своем вороном. Гильдебад велел нам держаться на таком же расстоянии. Противники остановились друг против друга. Раздался условленный сигнал, – и в ту же минуту Велизарий слетел с лошади, а Гильдебад далее не покачнулся от полученного удара. «Это не был удар Велизария! – вскричал твой брат, спрыгнул с лошади и открыл шлем убитого. – Бесс!» – крикнул он, раздраженный обманом. Тут префект дал знак: двенадцать исаврийцев с обнаженными мечами бросились на твоего брата и тяжело изранили его. Возмущенные вероломством, мы тотчас бросились на врагов и после ожесточенного боя обратили их в бегство. Только быстрота его дьявольского коня спасла префекта от смерти. Мне удалось однако, тяжело ранить его. Твой брат приветствовал нашу победу, потом велел принести ларец, привезенный им из Равенны, открыл его и сказал: «Вот корона, шлем, щит и меч Теодориха. Отдайте их моему брату. Он должен отомстить за меня и обновить государство. Скажите ему, что я очень любил его». С этими словами он закрыл глаза и умер.
– О брат! Мой дорогой брат! – вскричал Тотила, и на глазах его блеснул слезы.
– Ты должен отомстить за него! – сказал Гильдебранд.
– Да, я отомщу! – сказал Тотила, схватив меч, поданный ему Тейей. Это был меч Теодориха.
– И обновить государство! – продолжал Гильдебранд, надевая ему на голову корону. – Да здравствует король готов!
– Что вы делаете? – с испугом спросил Тотила.
– То, что следует, – ответил старик. – Умирающий верно предсказал: ты обновишь государство. Неужели мы сложим руки и уступим коварству и измене!
– Нет, – сказал Тотила, – этого мы не сделаем. Мы изберем себе нового короля и будем сражаться. Но вот стоит граф Тейя, – он старше и достойнее меня. Выберем его!
– Нет, – решительно ответил Тейя. – Теперь твоя очередь. Тебе прислал твой умирающий брат меч и корону. Носи ее, и если можно еще спасти наше государство, ты спасешь его. Если же это невозможно, то пусть останется мститель за него.
– Хорошо, – сказал Тотила. – Если хватит сил человека, я обновлю это государство.
Глава II
Тотила сдержал свое слово: имея в своем распоряжении вначале только три маленьких городка и несколько тысяч вооруженных готов, он возвел могущество своего государства на такую высоту, какой оно не достигало даже при Теодорихе. В этом жизнерадостном юноше крылись дарования, которые провидели только очень немногие – Теодорих, Тейя, Цетег, он оказался гениальным полководцем и правителем, а личность его обладала неотразимой привлекательностью, которая подчиняла ему всех – и готов, и итальянцев. «Он неотразим, как бог солнца!» – говорили итальянцы, и города один за другим переходили на его сторону.
Тотчас после избрания он издал манифест, в котором объявил готам, как изменнически была взята Равенна и убит король Витихис, и призывал их к мщению. Итальянцам он указывал, как тяжело для них иго византийцев, и убеждал их обратиться снова к своим старым друзьям. При этом он объявлял прощение всему населению, уничтожение всех преимуществ, какие до тех пор имели готы перед римлянами, и – главное – обещал до окончания войны освободить их от всех налогов. Кроме того, он объявил, что раз знатные римляне стоят на стороне византийцев, а простое население сочувствует готам, то каждый из знатных, который в течение трех недель не подчинится готам, лишается своих земель, и они будут разделены между его крестьянами. Наконец, он назначил большие премии за смешанные браки между итальянцами и готами.
