Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана
– Мы сейчас будем готовить младших командиров, – сказал он. – Предлагаем вам остаться в школе – для занятий с ними…
Мордвинов отказался. Майор посмотрел ему в глаза и понял, что этому ефрейтору – иная судьба, иной путь.
– Хорошо, идите, – разрешил он.
Скоро состоялся выпуск, и Мордвинову – единственному из всей школы – было присвоено звание лейтенанта.
Да пробудится лесоруб!
Дряхлая полуслепая лапландка, доживающая свой век на чародействе и гадании, сунула ему в руку кусок вынутой из печи каккоры.
– Иди, – прошамкала она черным ввалившимся ртом. – Иди, только сторонись заходить в Туокалу, Ильвесярви и Юколу, – там одни проклятые саксолайнены!
– Как же идти, если везде немцы? – спросил капрал.
– А ты – по болотам, ты – по лесам, да сохранят тебя добрые духи…
– Киитос, муммо! – И, сунув за пазуху приятно обжигающую живот каккару, Теппо Ориккайнен пошел на юг – все дальше и дальше.
Подули теплые ветры – снег растаял. Держа лыжи под мышкой, он обходил деревни задворками. Гитлеровцы могли убить его как финна, шюцкоровцы – как изменника. Страшно, когда в родной стране не найти себе места!..
Отряхивая с ветвей комья рыхлого снега, мирно и покойно шумели леса. Он шел на юг, и с каждым часом выпрямлялись корявые березы, стройнее становились сосны, глубже предательские болота. Идти по мшистым кочкам и гатям было трудно, капрал по пояс вымок в жидкой грязи.
Вечером Теппо Ориккайнен встал коленями на камень и долго молился, прикладывая к груди большие, перевитые узлами вен руки. Листья осины трепетно дрожали над ним; старая ворона, склонив набок голову, внимательно следила за человеком.
Капрал перестал молиться, и по его щеке медленно поползла большая слеза. Он вспомнил, как легко ему было тогда, в молодости, когда он сидел в пивной, играл на самодельной гармошке, а Лийса пела высоким чистым голосом; она пела о том, что на горе стоит дом, а под горой река, и по реке плывет лодка… Разве думал он тогда, что ему придется прятаться по болотам, а его Лийса станет подстилкой немецкого ефрейтора? Проклятая жизнь!..
Он поднялся с колен и увидел, что далеко-далеко, среди сосен редкого леса, мерцает теплая точка костра. Капрал снял штаны, выжал их сильными руками, потом надел снова и пошел к людям. Огонь то пропадал из виду, то снова вспыхивал в отдалении, становясь все ближе и теплее.
«Только бы не немцы! – думал он. – Сначала посмотрю…»
Неслышными шагами подкрался к костру. Две молодые женщины сидели возле огня. На воткнутых в землю палках сушились авиационные комбинезоны и большие меховые сапоги. Лица женщин были усталы и черны от копоти. Одна из них поворачивала над огнем сучок с нанизанными на него грибами, другая смотрела на пламя.
«Русские… Самолет их, наверное, подбили, и вот…»
Под ногой хрустнул сучок, два пистолета сразу уставились в темноту:
– Кто здесь?..
Теппо Ориккайнен вяло опустился на кочку, сказал на корявом русском языке:
– Не надо стрелять, нэйти… Вы русские, а я финн, между нами война кончилась, нэйти!..
– Выбрасывай оружие!
– У меня нет оружия, я бежал из тюрьмы…
– Тогда подойди сюда.
Капрал вышел из темноты, жадно посмотрел на костер.
– Я сяду, нэйти, если позволите?
– Садись…
Он почти обхватил руками веселое, брызжущее искрами пламя.
Его лицо просветлело, когда он сказал:
– Вы добрые люди, нэйти!..
Одна из женщин, которая жарила грибы, спросила:
– До границы еще далеко?
– Если идти прямо – нет, но кругом немцы…
– Это мы знаем, летели – так видели, а сколько нам еще идти?..
Он увидел, что нога одной женщины забинтована, и промолчал, чтобы не пугать их дальностью расстояния.
– Вы откуда идете? – спросил.
Ему не ответили. Женщина, у которой была перевязана нога, спросила:
– Саня, ну скоро ли?..
– Сейчас, Шура, сейчас!.. Вот эти, кажется, уже готовы, потерпи еще немножко.
На сучке, истекая соком, морщились от жара лесные и тундровые грибы, от них вкусно пахло.
– Нэйти, – сурово сказал капрал, – снимите вот этот гриб… и этот тоже снимите: они ядовитые.
– А мы их ели!
– Снимите, – повторил капрал и нащупал под мундиром давно остывшую каккару. – У меня, – сказал он, подумав, – есть хлеб, и мы сейчас, нэйти, съедим его весь!..
* * *На шестой день своего пути Теппо наткнулся на заявочный столб акционерного общества. По реке, подпрыгивая на порогах, быстро неслись сосновые бревна. Капрал поймал одно из них, притянул к себе комель. Так и есть: на толстой коре вырублена марка: «X». Значит, он вышел прямо к вырубкам «Вяррио».
Скоро послышался стук топоров и визг пил. Теппо Ориккайнен пошел быстрее. Голод и болотная сырость вечернего леса торопили его. Треск рушащихся на землю деревьев напомнил ему былое, когда он валил лес на хозяйских вырубках.
А вот и сама делянка, где он ел гороховый суп и спал на тесных, загаженных клопами нарах, дыша тяжелым батрацким потом.
На крыльцо вышла пожилая женщина, топая по ступеням подбитым деревом кеньгами, всмотрелась:
– Никак это ты, Теппо?
– Я, тетка Илмари. Узнала все-таки?
– Узнала, хоть и состарился ты очень… Откуда?
Капрал невесело отмахнулся от кухарки, вошел в дом.
– Ну, – спросил, – остался еще лес в моей Суоми?
– Рубят-рубят, а все не вырубят.
– Да-а, тетка Илмари, да… Зато вот людей стало меньше. Пуля – не топор. Срубит – и щепок не останется. Да, тетка, да-а…
– Позвать кого? – спросила кухарка.
– А разве кто остался из прежних друзей.
– Пришли недавно… Вот Анти Роутваара без руки, Вяйне Коскела, Пекка Ярвилайнен, Матти Сеплянен…
– А ну-ка, позови их!
Пришли лесорубы, сложили в угол свои тяжелые топоры, сели вдоль стены на лавку.
– Хувяя пяйвяя, Теппо. Где же твои капральские погоны?
– Я оставил их в тюремном каземате Петсамо.
– Та-а-ак… Пришел получить вместо них топор?
– Я, – ответил Ориккайнен, – если возьму топор, так буду рубить кого угодно, только не деревья!
– Война закончилась, Теппо.
– Она еще только начинается, дурни…
– Кх… кха! – откашлялись лесорубы.
Тетка Илмари, печально вздохнув, разлила по мискам похлебку, разрубила на ровные части «фанеру», оставшуюся от прошлых времен.
– Садись и ты, Теппо!..
Ориккайнен сел. Голова пошла кругом от одного только запаха вареной пищи.
– Ух, ты! – сказал он. – Такая же, как в каземате!
Жаром дышала раскаленная докрасна железная бочка, заменявшая печь. Лесорубы разделись до пояса, так что открылись шрамы и раны двух войн, и стали жадно есть.
– Такая же, как в каземате, – согласился один лесоруб, – только в каземате за нее деньги не высчитывали.
– Зато потом, – улыбнулся капрал, – чуть не высчитали за все сразу!
Кухарка снова вздохнула:
– Русские говорят: бережного бог бережет.
– Помолчи, тетка…
Когда миски были вычерпаны до дна, все пятеро легли на верхние нары, закурили горький табак с примесью листьев.
– Ну, рассказывай, Теппо!..
Кое-как, подбадриваемый кивками, кряхтеньем и поддакиванием, рассказал о себе. Помолчали. Захрустел лист газеты.
– Читал?
– Что?
– О беженцах из Петсамо. Как их там немцы…
Теппо сердито засопел носом:
– Я это сам видел!
– Та-а-ак… А про договор знаешь?
– Слышал, но плохо знаю.
Однорукий Анти Роутваара заговорил первым:
– Дешево мы вышли из войны, дешево. Наша Суоми еще в тридцать девятом начала то, что Гитлер хотел. А вот ведь… русские мстить не стали. Даже военнопленных возвращают. Говорят, что наши правители не справились со своим обязательством…
– Каким это обязательством? – спросил Ориккайнен.
– А ты разве не знаешь, что Маннергейм еще до переговоров обещал к пятнадцатому сентября всех немцев, что остались у нас, интернировать. Прошел этот срок.
Бывший капрал усмехнулся:
– Немцы и не уйдут. Вон я шел по Лапландии – стон стоит: всех гонят окопы рыть. Хотят линию обороны тянуть от Петсамо до Рованиеми. На нашей же земле собираются воевать с русскими. И пока сам народ не поднимется, гитлеровцы останутся у нас!..
– У нас, Теппо, свои гитлеровцы есть, – сказал Матти Сеппянен. – Вот, послушай… Здесь финская секция «Международного рабочего ордена» приветствует заключение мира. И в заявлении своем пишет… Ты слушай, она пишет, что условия мира «…очень снисходительны, если принять во внимание длительную службу финнов на стороне гитлеровцев. Финны могут вновь завоевать уважение и доверие демократического мира только в том случае, если предадут в руки правосудия своих собственных финских гитлеровцев…». Понятно, Теппо?..
– Ну и что? Предали правосудию?
– А вот прочти…
Теппо развернул серый, истертый в карманах газетный лист. Глаза, непривычные к чтению, медленно ползли по строчкам.
– Финское правительство обязано распустить такие фашистские и военные партии, как «ИКЛ» – так!.. – «Шюцкор», «Союз братьев по оружию», «Академическое карельское общество», «Асевели». Ага, и до наших эсэсовцев добрались!.. И женскую фашистскую партию «Лотта Свярд». Значит, потрясут наших хозяев…
