Роберт Фаббри - Веспасиан. Трибун Рима
– Ну, мы хотя бы не опоздали, – с облегчением заявил Корбулон. Страх не поспеть к решающим событиям не давал ему покоя от самой Италии.
– Нет-нет, не опоздали. Вопрос в том, когда именно наступит долгожданный момент.
Некоторое время они ехали молча, пожирая милю за милей, все выше и выше поднимаясь в горы. После небольшого привала в полдень, подкрепившись хлебом и копченым салом и дав лошадям попастись на скудной травке, отряд набрел на луг с тремя или четырьмя десятками больших горелых проплешин на земле.
– Здесь мы разбили фракийцев, – с гордостью заявил Пет. – Это следы от их погребальных костров. Мы перебили половину их войска, потеряв не более шестисот своих парней. В начале битвы тут собралось тысяч до тридцати этих ублюдков. Все орут, завывают, крутят задницами и этими своими длиннющими секирами.
– Их называют ромфайи, – без надобности уточнил Корбулон.
– Вот именно. Мерзкая штуковина. Одна такая отхватила ногу у моего коня, и мою тоже могла, кабы бедная животина не завалилась на того дикаря. Припечатала к земле, так сказать. Я ухитрился соскочить и проткнул ублюдка. Совсем вышел из себя – это не конь был, а подарок богов. – Пет потрепал теперешнего скакуна по гриве, прося не принимать сказанное в обиду.
По мере продвижения, Веспасиан все чаще замечал следы недавнего сражения: разбросанные стрелы, пробитые шлемы, сломанные мечи, дротики, щиты. Время от времени встречался неубранный труп, обглоданный волками и стервятниками, с лохмотьями одежды. Вдалеке по обе стороны дороги виднелись многочисленные темные курганы, похожие на большие кротовины. Пет перехватил взгляд юноши.
– Лошади, – пояснил он. – Мы примерно в середине нашей линии, а на флангах бушевала ожесточенная кавалерийская схватка. Мы не взяли достаточно пленных, чтобы сжечь всех павших лошадей, поэтому просто бросили туши. Где-то там и мой бедняга. Не конь был, а подарок богов.
Префект печально склонил голову и снова потрепал скакуна по гриве.
Миновав поле битвы, отряд подъехал к покинутому лагерю.
– Это был наш первый лагерь, а когда мы перешли на нынешние позиции, то после передали его царю Реметалку с войском из лояльных фракийцев, – сообщил Пет. – Даже не знаю, почему их просто не отослали домой – они только грабили да гадили по углам. Не было от них никакого толка.
– Не было? – спросил Корбулон.
– Мятежники ненавидели их еще сильнее, чем нас. Несколько ночей спустя после битвы они устроили небольшую вылазку против одного из наших лагерей. Мы все бросились отбивать их, понятия не имея, что это только диверсия. Основные силы повстанцев обошли нас по кругу и обрушились на царских фракийцев, которые, ясное дело, совсем упились своим отвратительным вином и лежали пластом. Это была резня. Перебили почти всех, тысяч десять, считая с семьями. Пленных не брали. Впрочем, на ход войны это не повлияло. Реметалк в тот вечер обедал с нашим полководцем, так что до него не добрались, а ради этого все и затевалось. Царь до сих пор ошивается у нас в лагере, слишком напуганный, чтобы возвращаться в Филиппополь. К тому же сомневаюсь, что матушка будет рада видеть его после того, как он угробил армию.
За час до наступления сумерек они добрались наконец до лагеря Поппея. Он был устроен на последнем ровном участке земли, сразу за ним вырастали ввысь отроги Родопов. Веспасиан оторопел: огромный лагерь занимал целую квадратную милю и был обнесен рвом в шесть футов глубиной и валом, наполовину из дерна, наполовину из бревен, совокупная высота которого составляла десять футов. По всей длине укрепления, через каждые сто шагов, располагались тридцатифутовые деревянные башни, вооруженные баллистами, способными метнуть огненную стрелу или камень на расстояние четверти мили. В стенах лагеря размещались Четвертый Скифский и Пятый Македонский легионы, а также пять ал вспомогательной кавалерии, три когорты пеших ауксилиариев, десять мелких подразделений легких лучников, пращников и метателей дротиков, а также рабы, обслуживающие всю эту массу. В двухстах шагах от лагеря шел четырехмильный оборонительный ров с валом, предназначенный, чтобы удерживать осажденных внутри. Плавно изгибаясь, он уходил вдаль, поднимаясь в горы до тех пор, пока мягкая почва не уступала место твердому граниту и отвесным скалам, препятствуя дальнейшему продвижению. По всей его длине тоже были устроены башни. В ста шагах по обе стороны от главного лагеря раскинулись уменьшенные его подобия, имевшие примерно такой же размер, как у походного укрепления, сооруженного колонной Веспасиана в ночь накануне битвы у реки.
– А для чего они, Пет? – полюбопытствовал молодой человек.
– Ты разве не читал Цезаря, приятель? Строй малые лагеря на расстоянии выстрела от главного, и враг не сможет окружить тебя, не подвергая себя угрозе с тыла. Впрочем, вряд ли им хватит людей, чтобы окружать нас – у них там не больше двенадцати или тринадцати тысяч воинов.
Он указал на горы. Все подняли глаза. Примерно в тысяче футов наверху примостилась фракийская твердыня, окруженная морем палаток. Издалека крепость выглядела маленькой, но юноша представлял, что она должна быть достаточно большой, раз способна вместить такое количество мужчин вместе с их женщинами и детьми.
– Крепкий орешек, – протянул Магн. – Вполне понимаю, почему наш полководец сидит внизу и ждет, пока фракийцы сами спустятся.
– Но есть ли время, а? – воскликнул Корбулон. – Если племена у нас в тылу восстанут, у них найдется достаточно воинов, чтобы окружить все три осадных лагеря, а до ближайших легионов в Иллирии сотни миль. Ситуация получится не из приятных.
– Это уж точно, – согласился Пет. – Хуже не придумаешь.
В лагерь они въехали через Преторианские ворота. Пет ответил на приветственный салют караульного центуриона добродушным взмахом руки.
– Добрый вечер, Аул. Это трибун Веспасиан со своим вольноотпущенником Магном, трибун Корбулон и центурион Фауст, с которым, надо полагать, ты знаком.
Глаза Аула расширились.
– Фауст, ах ты старый пес! Мы-то уже думали, ты пропал, попал в плен к фракийцам. На деле, даже скинулись на похороны и на то, чтобы послать деньги твоей семье в Остию. Лучше нам забрать монеты, пока не поздно.
– Хочу взглянуть на список жертвователей, – осклабился Фауст. – Хоть узнаю, кто мне настоящий друг.
– Мигом составлю! Много времени не уйдет, он совсем короткий.
– Овцеложец!
– Моряцкая потаскушка!
– Не спорю, приятно обмениваться любезностями со старыми друзьями, – вмешался Пет. – Но нам надо доложиться полководцу. Где он?
– В претории, командир. Рад видеть тебя, Фауст!
Двинувшись дальше, Веспасиан подметил про себя, что за исключением официального приветствия Аул никак не выразил удовольствия от возвращения Корбулона.
В стенах лагеря военная жизнь кипела в масштабах, о которых Веспасиан даже не подозревал. Тут в буквальном смысле роились толпы солдат. В двух сотнях шагов, между воротами и первой линией из двух с лишним тысяч палаток проводили учения несколько центурий, от зычных команд центурионов и опционов звенело в ушах. Усталые рабочие засыпали полные отхожие ямы и рыли новые. Готовящиеся выйти в ночной дозор кавалерийские патрули получали инструкции от офицеров. Турмы, только что вернувшиеся после дневного патрулирования, слезали с седел, передавая коней рабам для ухода.
Веспасиан с жадностью впитывал все происходящее, стараясь при этом делать вид, будто это ему не в диковинку. Путники проехали по Преторианской улице вдоль бесконечной линии палаток-папилионов, рассчитанных на восемь легионеров каждая. Справа квартировал Четвертый Скифский, слева – Пятый Македонский. Рядом с каждым папилионом возились рабы контуберния, разводя костры для ужина. Группки легионеров, уже покончивших с дневными обязанностями, полировали доспехи, чистили оружие или играли в кости. Слышались голоса спорящих или обмен шутками, иногда вспыхивали потасовки, которые решительно пресекались опционами. Юноша наблюдал, как двоих провинившихся, связав им за спиной руки, повели под град насмешек товарищей под караул.
По мере приближения к центру палатки становились крупнее – тут находились владения высших офицеров и трибунов. В самом средоточии лагеря, на пересечении Преторианской и Принципальной улицы находился преторий – красной кожи, с черной и золотистой каймой квадратный шатер со стороной в пятьдесят футов и высотой в пятнадцать. Это была штаб-квартира Поппея.
Распустив свою турму, Пет спешился и подошел к двум караульным у входа. Веспасиан с товарищами последовали за ним. Легионеры отдали офицерам честь.
– Кавалерийский префект Пет, трибуны Корбулон и Веспасиан, а также центурион Фауст просят разрешения переговорить с полководцем, – отчеканил Пет.
Один из караульных нырнул в шатер с докладом.
– Как понимаю, тебя не приглашают, – прошептал Веспасиан на ухо Магну.
