Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание
Подобного нельзя было допустить. Теперь он торопил придворных советников и блюстителей царского этикета. Дерзкая идея родилась неожиданно в его голове, такая необычайная, что император порой сам пугался открывающихся возможностей, которые могли надолго обезопасить империю от всяческих набегов. А может, и заполучить под свои знамёна не просто множество храбрейших русских полков, а всю державу, чего не удавалось добиться ни одному римскому императору. Осуществить замысел, который оказался не по плечу царю Древней Персиды Киру Великому! Но пока об этом не должна знать ни одна живая душа…
Это случилось девятого числа месяца семптембрия, в среду. Архонтисса россов Ольга в сопровождении своих родственниц, своячениц, послов, именитых купцов и троих переводчиков прибыла в Магнаврский дворец для церемонии официальной встречи с императором Константином Седьмым Багрянородным по его приглашению.
Большой зал, в который ввели русское посольство, сиял великолепием. Солнечный свет, проникая сквозь голубые, молочно-белые, красные и зелёные стёкла, придавал и без того богатому убранству ещё более необычный вид. Белые колонны вверху распускались цветами лепных украшений, в орнаментах над карнизами порхали золотые ангелочки, стены украшали фрески, а мозаичный пол был выложен звёздами и цветами. Гладкая поверхность отражала свет, как и серебряные зеркала, благодаря которым зал был буквально залит солнцем.
Русы потихоньку осматривались. Им было невдомёк, что даже солнечный день являлся элементом стратегии византийских царедворцев, дабы императорские покои предстали перед гостями во всём своём блеске.
Появление императора явно затягивалось. По выражению лиц царских вельмож, что двумя группами стояли справа и слева от ступеней, ведущих к парадной двери, нельзя было определить, вызвано ли сие опоздание неотложными делами, либо это просто дань многохитростному византийскому этикету.
Наконец, после томительного получасового ожидания, заиграла протяжная, величественная и очень мелодичная музыка, створки двери разошлись в стороны.
Русскому посольству был сделан знак, и они, поднявшись по мраморным ступеням, покрытым красными коврами, вошли в парадную дверь Тронного зала, именуемого триклином, и остановились сразу за порогом в изумлении. Хрустальная вода разноцветными струями стекала из причудливых фонтанов. Золотое дерево с сидящими на ветках искусно сделанными птицами блистало в отражениях светильников. И вдруг птицы ожили, задвигались и запели! Чудный свист и щёлканье наполнили зал. Подошедший императорский логофет пригласил Ольгу с ближайшими родственницами пройти к занавесу, где указал каждой её место.
– Великий в Боге самодержец Византии, христолюбивый император Константин Седьмой Багрянородный! – прозвучал где-то под сводами торжественный голос.
Заиграла протяжная музыка, и тяжёлая красная завеса, украшенная вышитыми императорскими гербами и звёздами, разошлась в стороны, открыв «трон Соломона», на котором восседал сам император в блистающем парадном одеянии, пурпурной порфире и золотом венце с диадемой, держа в руках золотой жезл.
По обе стороны от трона лежали золотые львы с глазами из самоцветных камней. Потом глаза засветились, как живые, и вдруг львы вскочили на ноги, а воздух огласил грозный рык.
Все подданные императора пали ниц, русы отпрянули, некоторые из послов от страха и неожиданности также опустились на колени. Родственницы простёрлись на мозаичном полу, Ольга отступила на шаг и остановилась, не отрывая взора от золотых львов. Чудища между тем вновь улеглись в прежних позах, их очи погасли, и в храмине воцарилась тишина.
– От имени Великой Византии божественный император приветствует архонтиссу Рóссии и её народ, – провозгласил логофет, – да пребудут с вами мир и милость Божия!
Толмач, стоя на полшага сзади Ольги, перевёл его слова. Ольга, приложив руку к груди, поклонилась.
– Позволь и мне, Великий царь Византии, от имени народа русского приветствовать тебя и уверить в нашем искреннем расположении к вам и надежде на вечный мир между русами и христианами! – ответствовала она. – Прими в знак почтения и дружбы сии дары…
В зал тут же стали вносить окованные лари, связки мехов, бочонки и прочие подношения. Разноцветные меха белок, куниц, соболей, горностаев, болотных выдр и бобров засеребрились, мягко переливаясь в потоках света.
Лично императору – русская кольчуга хитроумного новгородского плетения, лёгкая и надёжно защищающая от стрел и кинжалов. Для императрицы – женские украшения из столь почитаемого греками электрона и серебра тонкой работы с финифтью – нежно-голубыми, молочно-белыми и бирюзовыми вкраплениями эмали. Ещё – душистый мёд и воск для свечей дворцовых и храмовых. И огромные копчёные рыбины без костей с узкими мордами из Борисфена, о которых Константин читал ещё у Гердота.
Опять взаимный обмен любезностями, дежурные вопросы логофета от имени Константина о здоровье государыни, её вельмож и благоденствии страны. Поклоны, приглашение Ольги на обед, устраиваемый в её честь императрицей Еленой, – и официальная часть приёма завершена. Вновь заиграл органон, и тяжёлая завеса скрыла трон Константина.
Вернувшись в палату, император позволил облачителю раздеть себя. Механически поднимая руку или ногу, Константин оставался задумчивым, – все его мысли и чувства были ещё там, в нескольких недолгих минутах общения. Славянские голубые глаза, чистые и холодные, будто отражение в горном озере, грудной, спокойный и уверенный голос – всё это дополняло представление об Ольге, сложившееся ещё во время наблюдений из тайного укрытия. Он был не прочь поговорить с ней, однако церемониальный этикет не позволял этого на приёмах подобного уровня, – лишь обязательный в таких случаях обмен приветствиями через логофета.
Император не замечал, что хранитель царской обуви уже давно приготовил новую пару расшитых бисером бархатных туфель и застыл в покорном ожидании. Выйдя из задумчивости, Константин милостиво качнул ногой, и верный раб, приложившись устами к вышитым золотым крестам, с величайшей торжественностью приступил к церемониалу переобувания владыки.
В Юстинианову храмину, где должен был состояться званый обед, приглашались только женщины – сама Ольга, шесть её родственниц и восемнадцать служительниц. Не был допущен даже личный переводчик княгини, взамен Ольгиной свите предоставили чернявую византийку, говорившую по-славянски довольно скверно. Остальные же приближённые мужского пола – послы, купцы, охоронцы, племянник Улеб, Святославовы посланники Олеша и Журавин, духовник Григорий и трое толмачей – проследовали в соседнюю залу – Хрисотриклин, где, как было оглашено, их почтит присутствием сам Константин Багрянородный.
В Юстиниановой храмине женскую часть посольства встречали императрица Елена и её невестка Феофано, которые сидели на высоко вознесённых тронах, украшенных золотыми павлинами с изумрудными глазами.
Большие чёрные, подведённые для пущей выразительности очи выделялись на белоснежном лице императрицы с чуть тронутыми румянцем ланитами. Только эти большие тёмные глаза и слегка утолщённый клювообразный нос выдавали в ней армянскую кровь. Многолетняя борьба с неприличной при царском дворе природной смуглостью кожи, в которой участвовали всякого рода лекари, ведающие тайнами красоты, привела к успеху, – притирания соком петрушки, употребление уксуса, огуречные и лимонные маски и прочие ухищрения сделали кожу белой и нежной. Завершали процедуру белила и румяна.
Особые хлопоты доставляли поначалу Елене тёмные волосы, но теперь, когда они поседели, стало гораздо проще присыпать их золотой пудрой, чтобы они выглядели светлее и благороднее.
Да, по рождению Елена была армянкой. Её отец Роман Лакапин был храбрым военачальником, отчаянным мореходом и великолепным державным стратегом. Когда захвативший трон и отправивший в ссылку мать малолетнего Константина Зою его дядя Александр неожиданно скончался, именно Роман Лакапин вернул из ссылки Зою и стал опекуном восьмилетнего императора. Когда же Константину исполнилось четырнадцать, опекун выдал за него замуж свою малолетнюю дочь Елену. В том же девятьсот двадцатом году по христианскому летоисчислению Роман Лакапин стал соимператором Романом Первым. После этого Роман венчал на царство и троих своих сыновей, а четвёртого сделал патриархом. Однако «благодарные сыновья» отправили отца в ссылку на пустынный остров, а вслед за этим уставшая от бесконечных свар и раздоров семейства Лакапинов Национальная гвардия свергла сыновей и отправила их на тот же остров. Так с девятьсот сорок пятого года Константин Седьмой Багрянородный стал единоличным императором Византии. В честь тестя Романом был назван и их с Еленою сын.
