Долгая дорога домой (СИ) - Костелоу Дайни

— Папа, а вот то окно верхнего света? — Она показала рукой.

Он раздраженно обернулся.

— При чем оно здесь? — И посмотрел на полукруглое окно над темной дверью.

— Оно без ставней, папа. Если бы ты разбил стекло и поднял меня к нему, я могла бы… — Ее голос, и без того неуверенный, осекся: на лице отца появилось выражение удивленного недоверия. Элен почувствовала, как краска заливает щеки, и прошептала: — Извини меня.

Но отец не сердился. Он просто был поражен, что Элен увидела решение, до которого не додумался он сам. Второй раз за день он потрепал пораженную дочь по щеке и сказал:

— Отлично придумано, Элен, но не ты. — Снова посмотрел на окошко и спросил: — Жанно, если я разобью это окно, сможешь пролезть внутрь и отпереть засовы на двери?

Жанно, усмехнувшись, ответил нахально:

— Вообще-то кража со взломом — не совсем моя профессия, но справиться — справлюсь.

Эмиль поднял руку и рукоятью пистолета резким ударом разбил стекло, Пьер закинул легкого как перышко Жанно себе на плечи, и мальчик заглянул внутрь.

— Выбивай остатки стекла, если потребуется, — приказал Эмиль.

Не желая отдавать пистолет, он подобрал камень и передал его мальчику.

Свободно балансируя на плечах Пьера, Жанно выбил осколки, весело сказал: «Ну, я пошел!», залез на раму и начал пролезать головой вперед, подтягивая за собой ноги, чтобы потом спустить их вниз. Движение было сделано с такой отработанной легкостью, что Эмиль не удержался от мысли, что наверняка мальчику этот маневр не нов. Но когда Жанно уже был готов ловко спрыгнуть в прихожую, он вдруг замер, потом невероятно поспешно вылез обратно и спрыгнул с плеч Пьера. Он еще даже не успел приземлиться, как в доме оглушительно грохнуло и из окна свистнула пуля.

— Боже мой! — выкрикнул Эмиль. — Что за черт?! Он посмотрел на Жанно, побледневшего и готового бежать, если бы его не держала массивная лапа Пьера.

— Там старая карга с ружьем, — пояснил Жанно дрожащим голосом — его только что едва не убили. — Стоит в прихожей и бабахает.

Будто в ответ на эти слова из дома прогремел еще выстрел, и все инстинктивно отшатнулись.

Первой пришла в себя Розали. Возвысив голос, она твердо спросила:

— Марго, это вы? Это я, мадам Сен-Клер! Немедленно откройте дверь. Мсье и дети могут простудиться на улице в такую погоду. Вы меня слышите, Марго? Это говорю я, мадам Сен-Клер!

Из-за запертой двери раздался испуганный голос:

— Это правда вы, мадам?

— Конечно, я! — крикнула Розали. — Сейчас же возьмите себя в руки и откройте дверь! Здесь снова идет снег, и мы хотим немедленно оказаться в доме!

Еще несколько секунд ожидания — и, ко всеобщему облегчению, послышался звук отодвигаемых засовов. Дверь наконец отворилась, открыв побледневшее, испуганное лицо Марго Дорье. При виде стоящих на крыльце Эмиля и Розали лицо ее искривилось, и Марго завыла. Выругавшись себе под нос от этого воя, Эмиль ввел семью в дом, велев Пьеру и Жанно найти Жильбера и разгрузить тележку. Услышав имя Жильбера, Марго завыла еще громче, и Эмиль сердито рявкнул:

— Ради всего святого, Розали! Немедленно выясни, что с ней такое, и пусть этот мерзкий вой прекратится!

Розали, оказавшись внутри своего дома, почувствовала необыкновенный прилив сил и принялась распоряжаться.

— Мари-Жанна, будьте добры, отведите девочек наверх, и пусть переоденутся в сухое и теплое. Марго, будьте любезны перестать рыдать и расскажите мне, что тут происходило.

Ее твердый тон несколько привел в себя изможденную женщину, и воющие рыдания сменились тихими всхлипами. Мари-Жанна хлопотливо побежала по лестнице, стайкой гоня перед собой девочек, а Розали продолжала успокаивать супругу дворецкого.

— Так вот, — начала она, но посмотрела на Марго и увидела, как та постарела и иссохла, кожа лица натянута будто пергамент, а одежда висит как чужая.

Розали заговорила мягче: — Скажите мне, Марго, где Жильбер?

— Его убили, мадам.

— Убили! — Эмиль вернулся из-под лестницы, куда ходил снять засовы с задней двери. — Как это случилось? — спросил он командным тоном.

Марго съежилась, подалась от него прочь, но ответила:

— Он ушел искать еду, мсье. И не вернулся.

— Почему вы решили, что он убит?

— Эмиль! — возразила было Розали, но он, не обратив на жену внимания, настойчиво повторил вопрос.

— Потому что я его нашла, мсье. У нас не осталось ни крошки еды во всем доме. Потом мы услышали, что на рынок Ле Аль приходят фургоны с провизией, и пошли купить себе еды, но туда же отправился и весь Париж. Как начали разгружать фургоны, так все ринулись вперед, толкаясь и пинаясь, чтобы добраться первыми. Нас разделили с Жильбером, и я его потеряла. Все хватали еду, орали, ругались, выхватывали друг у друга куски мяса или овощи. А яйца, драгоценные яйца разбивались о мостовую.

Марго снова зарыдала и заговорила несвязно. Кажется, она выбралась из толпы, зажав в руках курицу и кочан капусты, закрыв их плащом. Озираясь и трясясь от страха, она добралась до дома и стала ждать Жильбера. Он не вернулся. Когда стемнело, она пошла его искать, но разозленная толпа все еще бурлила вокруг квартала Ле Аль, и Марго, испугавшись за себя, вернулась домой. На следующий день Жильбер так и не появился. Марго вернулась на рынок и в узком переулке нашла мужа. Он валялся там смятой кучей, все еще зажав в руках пол буханки хлеба.

— Ему проломили голову! — Голос Марго, ставший уже почти нормальным, снова сорвался на крик. — Но хлеб они не получили. Он все еще держал его, крепко зажав в руке. Сохранил хлеб для меня. И я его нашла. Жильбер дал мне хлеб, погибнув ради этого. — И Марго захохотала — истеричным хохотом, сотрясавшим изможденное тело и жутко отдававшимся под высоким потолком прихожей.

Розали глянула на лестницу и, увидев три пары пораженных ужасом глаз своих дочек, выглядывающих из-за перил, стала действовать немедленно. Влепив Марго звонкую пощечину, отчего сразу прервался жуткий смех, Розали затолкнула женщину в кухню, где, к своему облегчению, увидела угольки, мерцающие в очаге. Осторожно усадив Марго на стул, Розали огляделась в поисках дров, чтобы раздуть огонь. В корзине валялись две палки — и никаких признаков других дров. Не задумываясь, Розали положила обе их в огонь и потыкала кочергой в угли, чтобы разжечь пламя.

— Так-то лучше, — сказала она, оборачиваясь к Марго.

Та сидела на стуле, раскачиваясь, охватив себя тощими руками, будто пытаясь согреться, и что-то мычала.

— Еще дрова есть? — спросила Розали, но Марго не ответила. Она смотрела куда-то, ничего перед собой не видя, будто и не слышала слов хозяйки.

Раздраженно пощелкивая языком, Розали стала осматривать кухню, открывая шкафы, потом перешла в кладовую с каменным полом и в ужасе уставилась на ее пустоту. Тут должны были висеть окорока, стоять корзины с овощами, фруктами и яйцами, лежать на каменных полках головки сыров, куры, ждущие ощипа, буханки хлеба и куски масла. Сейчас здесь было пусто — только две репы да яблоко. На миг вид пустых полок вызвал у Розали панику. Что они будут есть? Тут голодное семейство — восемь человек, считая со слугами, или девять, если еще и Жанно надо будет кормить, а в доме только две репы. Конечно, Париж был под осадой, конечно, люди сидели без еды, умирали от голода и, если жуткая история Марго правдива, убивали друг друга за буханку хлеба. Но сейчас-то осады уже две недели как нет. Ворота Парижа больше не заперты, провизия и дрова должны были идти в город потоком. Почему Марго не пошла и не восстановила запасы? Почему не наняла заново нужных слуг, когда получила весть о возвращении хозяев? Розали обернулась к женщине потребовать ответа, но при этом гнев ее растаял. Ясно было, что после смерти мужа Марго тронулась умом и может лишь кое-как поддерживать в себе жизнь. Одинокая, перепуганная, она забаррикадировалась в доме и, живя в постоянном страхе, обезумела. Толку от нее сейчас мало.

Оставив съежившуюся Марго сидеть на стуле, Розали вышла из кухни, чтобы ознакомить Эмиля с положением вещей.