Клеймо дьявола - Серно Вольф

— Жаровая камера находится в верхнем этаже моего дома. Там нет мебели, для этого она слишком мала. Она такая маленькая, что в ней можно только лежать.

— Господи Иисусе! Тогда уж лучше в тюрьме!

— Тебе надо выбирать не между тюремной и жаровой камерами, а между жизнью и смертью.

Это прозвучало жестче, чем Лапидиус того хотел. Она поджала губы и уставилась на свои завязанные пальцы.

— Ну, не так уж все страшно, — помолчав, продолжал Лапидиус. — И все-таки не буду от тебя скрывать, сифилис коварен, как раненый кабан. Никто не знает, когда и как он нападет. Точно о сифилисе никто не знает, потому что он появился лишь несколько десятилетий назад. Поначалу он убивал больных всего за несколько месяцев — они умирали, пуская слюни, парализованные, в помраченном разуме. Потом он стал действовать иначе и все большее удовольствие находил в том, чтобы уничтожать свои жертвы медленно. Могут пройти годы, но под конец победит все-таки он. Правда, должен заметить, лишь в том случае, если человек сдается без боя. Ты будешь бороться?

Фрея оторвала взгляд от пальцев и посмотрела на Лапидиуса зелеными глазами.

— Ты будешь бороться?

— Да, — сказала она спустя время, которое Лапидиусу показалось вечностью. — А что мне еще делать? Я не хочу умирать.

— Рад это слышать. Видишь печь у стены?

— Ту красную?

— Да. Это атанор, источник тепла для алхимика. В нем никогда не гаснет огонь, который и даст нам жар для твоего лечения. — Он подошел к печи и показал рукой вверх. — От атанора внутри стены идет дымоход, а рядом с ним тепловой канал. В чердачном помещении непосредственно к нему примыкает жаровая камера. Так вот, ты будешь лежать в ней и все время сильно потеть.

Фрея окинула его внимательным взглядом.

— Ты, наверное, сейчас боишься, что это время тебе покажется вечностью, но посмотри сюда. Это отверстие в стене возле моей постели — отвод от теплового канала. В жаровой камере есть похожее отверстие. Через них можно переговариваться.

— Покажите мне эту камеру.

Лапидиус пошел вперед по скрипучей деревянной лестнице. Тусклый свет падал в окна верхнего этажа и обрисовывал контуры нескольких дверей. Самая маленькая больше походила на деревянную заслонку, она была высотой в три фута и висела на боковых петлях. С некоторым усилием Лапидиус открыл ее. В полутьме, под уходящими круто вверх стропилами, виднелась паутина. Им навстречу пахнуло жаром.

— К сожалению, я не располагаю жаровой камерой, какая предписана медициной. В конце концов, я не врач и не цирюльник. Но думаю, что и эта подойдет.

— Но это всего лишь шкаф, перевернутый с ног на голову!

— Да, единственное помещение в доме, которое годится для наших целей.

— Но там даже сесть нельзя! Только лежать, как… как в гробу!

— Знаю. — Лапидиус постарался, чтобы его голос прозвучал безучастно. — Только для лечения сифилиса сидеть и не требуется. Ты будешь лежать за этой дверцей. На соломенном тюфяке. Голой, весь курс лечения. Втирания и все другое, что требуется, будет делать Марта по моим указаниям. Она же будет приносить тебе питье, в том объеме, которое необходимо, чтобы не умереть от жажды. Если возникнет необходимость, можешь позвать меня или Марту через дыру здесь, сбоку, — он показал на отверстие теплового канала. — А кроме этого, я велю прорубить в дверце окошечко, чтобы поступало немного света. Но лучше, если большую часть времени ты будешь спать.

Фрея Зеклер едва приметно покачала головой.

— Господь мне свидетель, я не хочу умирать! Но… смогу ли я… не знаю.

— Ты должна. Что такое три недели по сравнению с целой жизнью, которую ты можешь себе спасти!

Девушка ничего не ответила и снова заглянула в жаровую камеру.

— Там пауки! — с отвращением воскликнула она. — Если там пауки, дело не пойдет. Я их боюсь. Как только представлю, что сплю, а они спускаются мне на лицо…

— Я скажу Марте, чтобы она их каждый день сметала. Поверь, когда начнется лечение, тебе будет не до пауков. Подумай о главном: пока ты лечишься от сифилиса, я могу попытаться досконально выяснить, кто и в чем тебя обвиняет, и, возможно, снять с тебя обвинения. Если нам повезет, все в конце концов прояснится, и ты покинешь город свободной женщиной.

— Повезет? — Фрея стрельнула в него своими зелеными глазами. — Мне всю жизнь не везло.

Вечером Марта втерла в кожу Зеклер серосодержащий препарат против гнойников, а потом обильно смазала ее ртутной мазью. По словам Марты, пациентка не без колебаний полезла в жаровую камеру, но потом безропотно сносила все процедуры. После них Марта, как было велено, тщательно вымыла руки колодезной водой.

— Она спит? — спросил Лапидиус, когда служанка вошла в его лабораторию.

— Не, хозяин, щё нет, сказыват, пить хотса, токо не знаю, давать аль нет?

— Ты все сделала правильно, Марта, — похвалил Лапидиус. — Если ты со всем управилась, можешь идти спать.

— Спасибочки, хозяин. До завтрева, хозяин.

— Спокойной ночи.

Лапидиус испытал облегчение. Первый шаг был сделан. Фрея Зеклер по своей воле залезла в жаровую камеру. Но он хорошо знал по собственному опыту: рано или поздно она захочет покинуть свою тюрьму, а этому надо помешать. Он взял кружку и быстро подмешал в воду снотворное. Потом с сальной свечой в одной руке и кружкой в другой поднялся на верхний этаж.

— Это я, Лапидиус, — крикнул он. — Я тебе что-то принес!

Заслонка захлопнулась перед его носом.

— Так я тебе не смогу дать.

— Я голая и воняю. — Дверца приоткрылась на щелку. — А что у вас?

— Питье. Вот. — Он вложил кружку в протянутую руку.

— Спасибо. А теперь хорошо бы поспать.

— Ты права, — улыбнулся Лапидиус. — Очень даже неплохо.

ВТОРОЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ

За ночь Лапидиус едва ли сомкнул глаза. Снова и снова его мысли улетали к Фрее Зеклер. Уже не раз он пробовал поговорить с ней через тепловой канал. Но все напрасно. Фрея спала, глубоко и крепко, он знал это. В конце концов, он сам дал ей вчера вечером снотворное.

Он быстро поднялся, ополоснул лицо над умывальным тазом и оделся. Потом просунул голову в дверь на кухню. Марта уже орудовала горшками и сковородками. Она всегда, как он подозревал, готовила на троих, чтобы вечером отнести порцию матери.

— Марта, я загляну к мастеру Тауфлибу.

— Чё? Дак как? — Марта испуганно вздрогнула. — Ох, хозяин, я вас и не слышала. Здрасьте. Чё вы сказали?

— Я загляну к мастеру Тауфлибу.

— Ага. Ладно. А чё с едой?

— Я пока не голоден, а к обеду вернусь.

Марта принялась сыпать бобы в кипяток.

— Дак чё, сготовить на четверых? Фрея-та у нас…

— Нет. На время лечения пациентка должна получать только жидкость. Чтобы лучше пропотеть.

— И ничё на зуб? Ни мяска, ни сырку, ни чё щё? Ну и чудна болесть! Штоб ничё не проглотить? Как же встать на ноги-та? Ладна, ладна, не буду, мне-то чё. Только болесть-та кака смешна!

— Врачебная практика предусматривает такое лечение. От твердой пищи твердый… э… стул. Так что продолжай в том же духе. Можешь дать Фрее крепкий бульон, но не более того.

— Ладна, ладна, хозяин, как скажете.

Лапидиус отворил входную дверь и наморщил нос. Он был очень восприимчив к запахам и поэтому больше других страдал оттого, что жители Кирхроде выплескивали помои прямо на улицу. Сам он велел Марте все отходы собирать в чан, а потом каждые два дня вывозить их на тележке за город, равно как и каждый день подметать дом. Однако его меры были что капля в море. Лапидиус по дороге к мастерской, как на ходулях, обошел отбросы, обглодки куриных костей и лужицы мочи. У дома Тауфлиба он громко постучал дверным молотком, чтобы перекрыть удары молота, которые доносились изнутри. Никто не вышел, поэтому он открыл дверь и переступил порог мастерской. Грохот исходил от молота Горма, который, склонившись над тисками, отгибал край жести. Подле него стоял мастер, аргусовым оком наблюдая за работой подмастерья.