Степан Суздальцев - Угрюмое гостеприимство Петербурга
— О да, конечно, — сказал Ланевский. — Вчера вернулся его племянник, Дмитрий. Он тоже будет на балу.
— Сколько я помню, Дмитрий был влюблен в Софью Михайловну, — заметил Демидов.
— У вас безупречная память, Александр Юрьевич, — кивнул Ланевский, — но, как мы знаем, за тот год, что Дмитрий путешествовал, за Софьей ухаживал Константин Болдинский.
— Но Дмитрий и Константин друзья, — сказал Демидов, — не думаю, чтобы это было проблемой.
— Очень на это надеюсь, — кивнул Ланевский, — но меня куда больше тревожит то обстоятельство, что Дмитрий вернулся не один. Он привез с собой своего друга.
— Друга? — Александр Юрьевич посмотрел на шурина. — Что ж здесь такого тревожного. Он богат, знатен, хорош собой?
— Да, он очень богат, о его древнем происхождении известно всей Европе, и он настоящий красавец, — произнес Ланевский.
— И что же здесь удивительного? Он француз? Не говорит по-русски?
— Опять не угадали, — улыбнулся Михаил Васильевич, — по-русски он говорит блестяще. Он англичанин. Его зовут Ричард Уолтер Редсворд.
— Что?! — воскликнула Марья Алексеевна.
— Маркиз Ричард Редсворд, — повторил Ланевский. — Он тоже будет на балу.
— Это неслыханно! — ответила Марья Алексеевна.
— Больше того, — продолжал Михаил Васильевич, — молодой маркиз остановился в доме Воронцова.
— Это невозможно! — запротестовала Марья Алексеевна.
— Я тоже был удивлен, — согласился Ланевский, — но, когда я спросил, где остановится молодой человек, граф Воронцов сам ответил, что Ричард будет жить в его доме.
— Эти Редсворды всегда отличались своей беспардонностью, — раздраженно произнесла Марья Алексеевна, — вспомните, как двадцать лет назад… Нет! Как же это можно? Потомок Редсвордов! Их сын!
— Да, Марья Алексеевна, — сказал Михаил Васильевич, — Ричард являет собой точную копию отца. Уолтер Редсворд, герцог Глостер, его отец, в этом нет сомнения.
— В таком случае Владимиру Дмитриевичу следовало бы вышвырнуть этого мальчишку вон из своего дома, а его отца вызвать на дуэль! — отрезала Марья Алексеевна.
— Владимир Дмитриевич иного мнения, — заметил Ланевский, — сегодня утром я получил от него письмо.
— И что же? — спросила Марья Алексеевна.
— Он просит отнестись к Ричарду не как к сыну… — начал Михаил Васильевич и осекся.
— …своего врага, — подсказала княгиня.
— …а как к другу его горячо любимого племянника Дмитрия, — закончил Ланевский. — Он просит нас принять молодого маркиза в свой круг.
— Об этом не может быть и речи, — отрезала Марья Алексеевна, — двадцать пять лет назад мы уже приняли одного Редсворда. И что он сделал?
— Так или иначе, — сказал Михаил Васильевич, — граф Воронцов заклинает нас не выдавать Ричарду тайну его отца.
— Но эта тайна принадлежит не только его отцу, — заметила княгиня.
— Она в равной степени принадлежит и Владимиру Дмитриевичу, — подтвердил Ланевский, — и поскольку князь Воронцов настаивает на сохранении этой тайны, и нам следует хранить молчание.
— Ну хорошо, Michel, — согласилась Марья Алексеевна, — но я никогда не смирюсь с тем злом, которое принес его отец.
— Но молодой маркиз производит вид человека честного и благородного, — сказал Ланевский.
— Его отец тоже имел вид благороднейшего джентльмена в мире, — напомнила княгиня. — Из уважения к Владимиру Дмитриевичу я сохраню эту тайну. Но не просите меня быть любезной с отпрыском Редсвордов.
Глава 4
Бал в доме Ланевских
Куда деваться от княжон?
А.С. ГрибоедовНачало бала было назначено на девять часов.
Граф Воронцов, Дмитрий и Ричард прибыли к Ланевским в одиннадцатом часу.
Когда они вошли в зал, почти все гости собрались.
Музыка скрипки и фортепьяно, стук каблуков по паркету, звон бокалов с искристым шампанским, лица прекрасных девушек в атласных платьях, блеск фамильных бриллиантов и золото эполет — высший свет Петербурга предстал перед молодым маркизом Ричардом Редсвордом.
— Владимир, любимый друг мой! — поздоровался Ланевский.
— Здравствуйте, Владимир Дмитриевич, — приветствовала князя Марья Алексеевна.
— Рад видеть вас в добром здравии, Марья Алексеевна, — улыбнулся Воронцов. — Поздравляю вас с днем рождения Софьи Михайловны. А вот и вы, виновница бала! Oh, belle! Vous êtes très belle, mademoiselle![9] Будь я моложе, стал бы драться на дуэли, лишь бы добиться права танцевать с вами.
— Дорогой граф, слова ваши мне лестны и приятны, — ответила Софья, — и я буду рада принять от вас приглашение на танец.
— Сударыня, можете быть спокойны, — произнес Дмитрий, — граф Воронцов вас пригласит.
— Я рада, что вы вернулись, Дмитрий Григорьевич! — сказала Софья.
— И я, признаюсь, очень рад, Софья Михайловна, — улыбнулся Дмитрий, — во Франции я видел много, но не видел вас! Александр Юрьевич, мой вам поклон! И вам, княгиня Марья Алексеевна!
— Господа, дамы, — сказал Воронцов. — Разрешите мне представить вам моего гостя, молодого маркиза Ричарда Уолтера Редсворда.
Ричард выпрямился и учтиво поклонился присутствующим.
Музыка смолкла. Молчание. Напряжение. Удивление. Возмущение. Натянутые улыбки. Тишина. Звенящая, могильная тишина наполнила зал. Десятки глаз устремились на Ричарда.
И в тишине по залу эхом раздавался уверенный стук каблуков.
Из толпы вышел молодой человек в поношенном фраке. Он гордо подошел к Ричарду и поклонился.
— Маркиз, рад вас видеть, — произнес он уверенным голосом. — Мой отец — друг вашего отца. И я буду рад назвать вас своим другом. Смею представиться: князь Суздальский Петр Андреевич. — Он протянул Ричарду руку и улыбнулся.
Ричард пожал руку и улыбнулся в ответ.
— Владимир Дмитриевич, — приветствовал Воронцова Суздальский.
— Петр Андреевич, — поклонился Воронцов, — как здоровье вашего батюшки?
— Papа здоров, но мучится подагрой, — солгал Петр Андреевич, — потому он шлет привет и ждет вас в гости.
— Нижайший поклон Андрею Петровичу, — сказал Владимир Дмитриевич.
— Марья Алексеевна, все ждут мазурку, — заметил Суздальский. — Вы не окажете мне честь?
— Петр Андреевич, вы, право, издеваетесь! — улыбнулась Марья Алексеевна. — В моих летах — мазурку танцевать!
— Но вы, кажется, всего на три года меня старше, — улыбнулся Петр Андреевич.
— Ах, Петр Андреевич, вы обольститель и наглец, — рассмеялась Марья Алексеевна, — пригласили бы на мазурку Марию Михайловну: она скучает без вашего внимания.
— Вы позволите, Михаил Васильевич? — спросил Петр Андреевич.
— Буду счастлив видеть свою дочь в вашей компании, — ответил тот.
Петр Андреевич удалился, кивнув Ричарду и подмигнув Дмитрию. Последний протянул руку имениннице. Та приняла его приглашение, и они отправились танцевать.
— Рад знакомству, маркиз, — сдержанно поздоровался Демидов.
— Ричард, это мой друг, князь Александр Юрьевич Демидов, — представил товарища Воронцов.
— Взаимно, князь, — кивнул Ричард.
— Моя супруга, Анна Юрьевна, — сказал Ланевский, — сестра Александра Юрьевича.
Анна Юрьевна подала Ричарду руку, которую тот поцеловал.
— Княгиня Марья Алексеевна Ланская, — продолжал Михаил Васильевич.
Руки Редсворду Марья Алексеевна не протянула, но сделала реверанс. Молодой маркиз ответил ей поклоном.
— Прошу прощения, маркиз, я вас оставлю, — с улыбкой произнесла княгиня и, сделав легкий реверанс, ретировалась.
— А что же, маркиз, вы не танцуете? — поинтересовался Демидов.
— Я умею танцевать, — ответил Ричард.
— Когда я был в вашем возрасте, — вспомнил Александр Юрьевич, — я танцевал до упаду.
— Я не знаком с русским этикетом, — улыбнулся Ричард.
— Не стесняйтесь, маркиз, — ответил Демидов, — свет Петербурга похож на лондонский. Отчасти.
— В таком случае я вас оставлю. — Ричард поклонился и покинул их.
Он отошел от них немного и остановился. Щеки его пылали. Неприкрытая заносчивость была ему знакома, но явная враждебность, сокрытая под маской учтивости, вызывала у него недоумение. А та настойчивость, с которой Демидов пытался избавиться от него, казалась Ричарду просто-напросто грубой. Он медленно шел по залу, встречаемый улыбками молодых людей и провожаемый взглядами людей в возрасте.
И вдруг Ричард увидел ее. Она стояла в компании Дмитрия и Софьи Михайловны. Она была в белом атласном платье, обнажавшем мраморные ее плечи, на которые спадали несколько золотых локонов, выбившихся из-под безупречно собранных волос. Тонкие черты ее лица, прямой царственный нос, лебединая шея и темно-синие, цвета морских глубин, глаза. Без сомнения, это была она. Beauty. Нет, это слишком слабое слово для описания такой девушки.
