Георгий Миронов - Заговор, которого не было...
Что же касается самого Ухтомского, то чекистам показалось мало обвинить его в написании научной музейной статьи или, как сказано в деле, «доклада о состоянии музеев в Советской России». Поскольку к делу постепенно были подключены сотни людей, найти среди них тех, с кем хотя бы шапочно был знаком Ухтомский, для трудолюбивых петроградских чекистов не составило труда. И в обвинительное заключение вошли слова о «порочащих» Ухтомского «преступных связях» с проходящими по делу о «Петроградской боевой организации» Таганцевым, Поповым, Козловским. И все-таки основное обвинение, как сказано в справке Генеральной прокуратуры России, — «расстрелян по постановлению Президиума ВЧК от 24.08.21 г. за написание доклада о состоянии музеев в Советской России». Красивое, конечно, обвинение, ничего не скажешь... Впрочем, время было такое, что за красотой обвинительного заключения не гнались. Помните, как писал поэт-че- кист тех лет:
Черкнуть мне хочется на вашем приговоре Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!!».
Ну, а коли хочется, и власть есть, за чем дело стало — черкнули.
История с князем Ухтомским даже до этого момента представляется трагически парадоксальной, фантасмагорической. Но это еще не все... Есть основания полагать, что расстреляли его не только за маловероятное знакомство с не совершившими никаких преступлений людьми, проходившими по делу «Петроградской боевой организации», но и за вымышленное родство с подозреваемым в контрреволюционной деятельности другим Ухтомским — Константином.
Это могло бы показаться историческим анекдотом, если бы не имеющиеся в делах материалы.
Показательно, что Ухтомский С. А. был «подстегнут» к сфабрикованному делу «Курьеры Петроградской боевой организации». Поскольку такой организации не было, то, естественно, у нее не было и быть не могло никаких курьеров. Просто группу людей, вину которых доказать не представлялось возможным, обвинили в знакомстве с теми псевдоучастниками псевдоорганизации, которые «признали свою вину». А поскольку обвиняемые по делу «Курьеры ПВО» с ними, будучи знакомы, встречались, их и представили как «курьеров». Якобы при встречах они передавали контрреволюционные материалы. Парадокс же в том, что, как подчеркивают готовившие дела к реабилитации российские прокурорские работники, «доказательств совершения ими какого-либо противоправного деяния в материалах дела не имеется».
Зато имеется кое-что другое. 9 августа 1921 г. заместитель начальника секретного отдела ВЧК Артузов (помните, читатель, как нам импонировал этот честный и романтичный чекист в исполнении Армена Джигарханяна в талантливом телефильме Сергея Колосова «Операция Трест», как переживали мы тогда, узнав, что чекист этот, Дзержинской школы, позднее был репрессирован?..) телеграммой № 92935861/ІІІ в Петроградскую губчека сообщил: «Связи раскрытой организацией Ростове-на-Дону названием «Комитет по формированию Армии спасения России» необходимо немедленно установить самое строгое наблюдение за выехавшим июле из Ростова Петроград на жительство Андриевским... По сведениям Андриевский занимает большой пост финансовом ведомстве и является участником этой организации. Необходимо принять его установлению самые срочные меры, так как организация на юге ликвидируется и есть опасение, что Андриевский может скрыться. Необходимо учесть Вам следующее обстоятельство: во главе организации Ростове стоит Ухтомский Константин Эрастович, арестованный делу Таганцева фигурирует Ухтомский Сергей Александрович, нет ли чего общего? Результаты сообщите».
Сейчас уже трудно проследить, «сообщили ли результаты», как на них реагировал «рыцарь революции» Артузов, но надо сказать, что аргумент, кажущийся по меньшей мере странным, чекистам тех лет казался вполне убедительным: однофамилец? Значит «К стенке! Расстрелять!» Недаром тогда была популярна шутка (которую, естественно, позволяли себе лишь в очень узком кругу): «Скажите, Ваша фамилия (допустим) Иванов? А Иванов такой- то Вам не родственник?» «Даже не однофамилец». Опасно было иметь как родственников, так и однофамильцев. Но если людей без родственников в то кровавое время еще можно было встретить, то не имеющих однофамильцев — куда сложнее. За что, судя по всему, и поплатился князь Сергей Ухтомский...
IV. «Красный террор» - точки зрения...
Судьба скульптора Ухтомского, проходившего по «Делу № Н-1381», видимо, настолько потрясла известного русского историка и журналиста Сергея Петровича Мельгунова, что в своей книге «Красный террор в России: 1918— 1923», изданной впервые в Берлине уже в 1923 г. и неоднократно переиздававшейся, он из всех невинно расстрелянных и репрессированных, «участвовавших» в «Заговоре Таганцева», выделяет лишь двоих — Ухтомского и Лазаревского. Действительно, особенно сегодня, когда в России каждый второй — реформатор, каждый третий — ученый-экономист, у каждого четвертого — своя концепция выхода из кризиса, небезынтересно почитать о «концепции» профессора Лазаревского, болевшего за судьбу России не меньше, чем «пламенные революционеры», и разрабатывавшего в «незабываемом 1921» свои проекты выхода из кризиса. Николай Иванович Лазаревский, 1868 года рождения (то есть к моменту убийства — во цвете творческих сил), уроженец города Варшавы (для особо забывчивых напомним, что в те времена это была территория Российской империи), профессор Петроградского университета. С. П. Мельгунов получил информацию о том, в чем обвинялся профессор Лазаревский, из официального сообщения в советской печати: «по убеждению сторонник демократического строя» (хорошее обвинение с точки зрения сегодняшнего дня, не правда ли? — Авт.), к моменту свержения советской власти подготовлял проекты по целому ряду вопросов, как-то: а) формы местного самоуправления в России, б) о судьбе разного рода бумажных денег (русских), в) о форме восстановления кредита в России». И все. Очень нужным оказался бы человеком профессор Лазаревский, доживи он действительно до «момента свержения советской власти», и нам бы сегодня пригодились его знания и идеи... Не суждено было. За такие убеждения тогда расстреливали... Николай Иванович Лазаревский проходил по сфабрикованному делу под названием «Профессорская группа». Еще один штрих к истории фальсификаций: если ходил в гости — подключали к делу «Курьеры», если профессор — к делу «Профессорская группа». А группа-то всего состояла из двух профессоров — Лазаревского и Тихвинского.
Книгу С. Мельгунова, которую я только что цитировал, стоит прочитать всем, кто искренне хочет самостоятельно разобраться, без гнева и пристрастия, в нашей недавней истории: она насыщена огромным фактическим материалом и в этом смысле по своему предвосхищает «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына; второе же ее неоспоримое достоинство — она очень концептуальна, аргументированна, аналитична, множество фактов, почерпнутых из различных, порой противоречивых источников, историк и журналист укладывает в четкую и страшную мозаику «Красного террора». И, подобно тем книгам мемуаристов, которые мы цитировали в начале нашего повествования, книга С. П. Мельгунова дает представление о той эпохе, помогает понять, увидеть фон исторических событий, на котором фабриковалось «Дело о Петроградской боевой организации».
В частности, она как бы проясняет позицию самих большевиков и большевиков-чекистов в частности. С. Мельгунов проанализировал выступления в печати наиболее видных чекистов тех лет — Дзержинского, Менжинского, Лациса, Артузова. Вот такая, например, в книге уникальная цитата из газеты, семь десятилетий находившейся в спецхранении с «двумя звездочками»:
«Мы не ведем войны против отдельных лиц, — писал известный чекист Лацис в газете с красноречивым названием «Красный террор» 1 ноября 1918 г. — Мы истребляем буржуазию как класс». Тут, казалось бы, ничего нового — парафраз ленинских выступлений. Но дальше — уже признания профессиональные, специфические, заставляющие вытравить из памяти образ приятного во всех отношениях Лациса в исполнении режиссера-постановщика фильма «Адъютант его Превосходительства» Е. Ташкова: «Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делами или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования, и кто он по профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора». Идея не новая — еще пламенный революционер Робеспьер призывал казнить врагов отечества на основе представлений об их личности, ибо «требуется не наказание, а уничтожение врагов».
