Святослав Рыбас - Красавица и генералы
Раздались протестующие возгласы в защиту народа-кормильца.
Нина провела ладонью по рукаву шелкового платья, и на ее высоком челе между бровей напряглась мягкая беззащитная складка.
- Ничего! - улыбнулся Григоров. - Прошу простить, ежели сказал лишнее. Человек служивый, защитник устоев... Ежели не возражаете, мы с Макарием Александровичем тихонько посидим, а потом поедем кататься.
- Садитесь вон там и не мешайте! - ответила Нина и позвала своих на сцену.
- Что вы ее пугаете? - упрекнул Макарий Григорова, когда они сели возле окна. - Она ведь не кавалеристская лошадь!
- С лошадью мы всегда лаской, - сказал хорунжий. - Знаете стих? "Иль отравил твой мозг несчастный грядущих войн ужасный вид: ночной летун во мгле ненастной Земле несущий динамит?"
- Замечательно! - сказал Макарий. - Больше не пугайте. Это в конце концов скучно и пошло.
- Ох-ох! - вымолвил Григоров и, скинув фуражку, сунул ее на подоконник за гардину. - Хочешь сказать, я тут белая ворона?
- Сиди, не мешай им, - ответил Макарий.
- Поехали в бордель, а? По крайней мере, все просто. Сейчас покатаем Ниночку и отвалим... - Григоров пощелкал ногтем по медной головке шашки. Чертова Русская Америка! Приткнуться некуда!
Макарий отвернулся к сцене.
Нина чего-то добивалась от коренастого парня в гимназической форме, а тот напряженно смотрел на нее и кивал. У него за спиной стояла девушка, с которой, как понял Макарий, следовало ему объясниться в любви.
- Ну вы же любите ее! - сказала Нина. - Пусть она бедная, но сейчас она для вас выше царицы. Вы не покупаете ее, а любите!
- Чувствам, - тихо заметил Григоров. - Ты, поди, с работницей грешишь?
- А ты с лошадью? - огрызнулся Макарий.
- Не злись, я тоже с работницей, - сказал Григоров. - Все порядочные люди через них прошли.
- Нет, Григоров, - сказал Макарий, чуть покраснев. - У меня в Питере курсисточка есть.
- Ого! - Григоров не заметил покраснения. - Врешь, да?
Макарий промолчал, чтобы не сочинять дальше. Тем временем на сцене гимназист-старшеклассник густым баритоном требовал от девушки, чтобы она вышла за него, и протянул к ней руки.
- Нет, нет! - закричала Нина. - Я больше не могу!
- Ну что ты за пентюх! - решительно произнесла девушкам. - Повторяй за мной! - И с поразительной страстью проговорила: - Катерина... сколько раз я караулил тебя возле этой криницы!
Нина затопала ногами, колени и бедра неуловимо быстро отпечатывались под шелком, и снова крикнула:
- Умница, Сонечка!
- Катерина... - вдруг протянул гимназист. - Я... здесь... криница... я караулил... - Он опустил голову и прижал руки к груди.
- Ну наконец, Стефан! - сказала Нина - Почувствовал!
8
После репетиции катались в окрестностях поселка. Проехали мимо казачьих казарм, где на плацу блестели клинки и падала срубленная лоза.
- Летим!
И летели. Позади пыльные тучи, спереди ветер. Сияли повсюду рассыпанные куски угля, несколько дорог сползались в одну, ведущую на тот берег, в Новороссию.
- Там целых три театра! - крикнула Нина. Волосы сбросило ей на лицо, она сдвинула их ладонью и задержала руку возле уха. Заискрилось колечко с темным рубином.
Григоров повернул и залидировал прямо по степи, не собираясь переезжать на юзовскую сторону, дымившую "лисьими хвостами" завода Новороссийского общества.
Мотор раскачивало и подбрасывало. Нина ахала, Григоров смеялся и рычал.
Желто-сизая выгоревшая степь уходила к горизонту. Вдруг откуда-то слева стали вырастать два извивающихся черных вихревых столба, прошли вдали и пропали. Дунуло нестерпимым жаром, померещились голубые ставки, серебристый лес и крыши невиданных зданий.
Возле небольшой балочки остановились. По ее дну бежал ручей, желтел мелкими ягодами шиповник. Григоров вытащил из кожаного кофра арбуз, кинул его в воду и зачерпнул полный котелок. Вода текла ему на сапоги, сверкала как лед.
- Цирлюй-цирлюй! - послышался свист полевого конька.
- Как гуляли мы, братцы, по синему морю, по Хвалынскому, - нараспев произнес Макарий.
- Ну, казаки! - укоризненно-весело сказала Нина - Куда мы заехали?
Григоров протянул ей котелок. Она напилась, ее губы и подбородок стали мокрыми.
Из балочки тянуло прохладой, а спину и голову пекли тяжелые лучи.
- Вы у нас в полоне, - усмехнулся Григоров и в шутку крикнул: - Эй, Игнатенков, хочешь - тебе мотор, мне девка.
- Пусть сама выбирает, - ответил Макарий. - А и на что, сказать по правде, казаку образованная баба? Она тебя умучает, как того парнишку.
- А тебя не умучает? - спросил Григоров.
- Так офицерам до двадцати пяти лет нельзя жениться, верно? - поддел его Макарий.
- Нельзя жениться? А! - отмахнулся Григоров. - Вольный ветер в степу окрутит! Эй, полонянка, как ты?
Нина подбежала к мотору и взяла григоровскую шашку, вытащив клинок из ножен. Она стала вращать им над головой, слегка пританцовывать и выкрикивать:
- Эй, казаки! Кто не боится?
Платье облепило ее ноги.
Макарий засмеялся. Поднял свою палочку, приблизился к ней.
Шашка ударила как раз посередине, палочка разделилась на две, и Нина заявила:
- Какой казак пропал!
Она воткнула клинок в землю, подкинула пальцами кисть темляка.
Григоров покачал головой и зацокал языком. С ней попробовали поиграть, и она тоже поиграла.
- Григоров, выломай мне сук! - попросил Макарий и, улыбаясь, захромал к балочке.
Григоров взял его под руку.
- Где тут выломаешь, - с сочувствием вымолвил он. - Давай садись на закорки.
- И так дойдем, - ответил Макарий. На спуске больная нога поскользнулась, и, если бы не Григоров, он бы покатился.
Потом Григоров пошел вытаскивать из мотора ковер. Нина стояла возле Макария, смотрела на бегущую воду. Солнечные лучи отражались от струй и белыми зайчиками падали на ее лоб и глаза.
Макарий взял Нину за руку и сказал, чтобы она держала его.
- Сами держитесь, - усмехнулась она, но руку освободила не сразу, наоборот, крепко схватилась и спросила: - Вправду болит?
У Макария не болело, он ответил, что можно потерпеть. Тогда она осторожно освободила руку.
Безусловно, это была не Павла и не мадам из заведения. Ему хотелось ее обнять, стиснуть, чтобы она застонала от боли.
9
Сидели в тени шиповника, разговаривали о Нининой пьесе. Она сочинила ее по рассказам отца и считала, что отразила народную жизнь без прикрас.
- У него отец - богатый хуторянин, - сказала Нина. - А она - дочь соседа-пасечника, Катря. Из красавиц-хохлушек, гордая... Я еще девчонкой была, когда услыхала про них. Она его погубила.
Мужчины ничего не поняли.
- Она его погубила, - повторил Макарий шутливым тоном.
- Это тяжелая история, - сказала Нина. - Нечего смеяться над горем.
- А в чем, собственно, дело?-спросил Григоров.
- Вы слушайте, не перебивайте!.. Ну вот. Стал он ходить до криницы возле пасеки, караулил, когда Катря по воду пойдет. Каждый день они встречались там и полюбили друг друга... Уговорил он родителей своих, поженили они их с Катрей. - Нина покачала головой. - Боже ты мой, знал бы он, что готовит она!.. К сестре в село она часто бегала.
- Ну-ну, - сказал Григоров. - И что же?
- Года они не прожили, умирает его мать, а отец запил да вскоре и женился на одной девке гулящей, в положении она была. Мачеха невзлюбила Катрю. Начались свары, ад кромешный... Вот тут вся история и начинается. Как ложатся спать, начинает Катря своего мужа уговаривать: "Убей ты батьку с маткой, а то батька старый, скоро помрет и все добро останется мачехе да ее выродку незаконному!"
- Ну, убил? - спросил Макарий. Ничего захватывающего в Нинином рассказе не было, и он слегка разочаровался.
- А у вас выдержки, оказывается, нет, - упрекнула Нина. - Думаете, пошлую историю я взяла? А вот и не пошлую...
- Да нет, ничего я не думаю.
- На вешнего Николу Катря ночью разбудила мужа. Он смотрит - приладила она веревку к матице, в руке - топор, и говорит: "Хочешь с ними жить, так я повешусь сейчас, а со мной хочешь жить, так иди и заруби их!" - и топор ему подает. У него все перевернулось. Он ей говорит: "Нет, Катря, голубка моя, не вешайся: грешно это". И сам с топором пошел в отделю, где спали отец с мачехой, и зарубил их. Потом Катря дала ему стакан водки.
- Значит, зарубил? - спросил Григоров.
- Ну конечно. Он же ее любил!.. Потом дала она ему водки и куда-то исчезла. Куда она исчезла, как вы думаете? - Нина наклонилась и прижала ладони к коленям. - Куда?
- В церковь? - спросил Макарий.
- В город к следователю! - сказала она. - В ногах у него валялась, молила: "Заступись, барин, мой муж зарубил отца с матерью... Как меня Господь спас, вырвалась!.. " Какова натура? Леди Макбет!
- Почему леди Макбет? - не согласился Макарий.
