П. Филео - Падение Византии
— Не знаю, как благодарить вас, — почтительно произнес Батичелли, приложив руку к груди, и затем поспешно захватив вещи, последовал за Искандером.
IV
В старом заброшенном доме на берегу Моравы Искандер-бек отдавал разные распоряжения. Стояла мрачная осенняя ночь. Ветер тоскливо шумел в непроглядной тьме. Комната была слабо освещена. Искандер-бек постоянно то отпускал людей, то принимал приходивших.
Вошел молодой человек, по наружности напоминавший Искандер-бека. Это был его любимец племянник Гамза. Он вытирал свои мокрые усы и стряхивал дождевые капли с шапки.
— А, Гамза! — оживленно воскликнул Искандер, увидав вошедшего. — Иди сюда! Нет, прежде прикажи, чтобы ко мне никого не пускали. Молодец! — одобрительно сказал Искандер, — пробраться в венгерский лагерь, я думаю, было не совсем легко и безопасно, а ты скоро справился.
— Я рассчитывал на мрак ночи и он меня не обманул. У них плохие часовые, они попрятались от дождя.
— Прекрасно. Но однако же рассказывай все по порядку, — говорил Искандер племяннику.
— Прежде всего, князь, я должен тебе доложить, что генуэзца мы вернули назад, потому что путь чрез Иллирию очень неспокоен, и он опять в лагере; что прикажешь с ним делать?
— Да пусть остается пока здесь, он ничем помешать не может, а там посмотрим…
— Что же касается Гуниада, то он уже с десятью тысячами перешел Мораву. На твою помощь он смотрит, как на залог успеха. Завтра он предполагает напасть на Керам-бея, но еще точно не знает. К рассвету он решит, а если сражение будет окончено, то он сделает три пушечных выстрела, что послужит сигналом для тебя, князь.
— Так. Пока все хорошо, — проговорил Искандер-бек и задумался.
— Ну, а как скипитары? — спросил он Гамзу. — Не думают на попятный? Как тебе, Гамза, кажется?
— Нет, князь, ты своих соотечественников не обижай. Да к тому же, они глубоко в тебя верят.
— Это основание всякой победы, — как бы про себя заметил Искандер, — вера в своего вождя, а вождь должен верить в свое призвание.
— Ну, а ты, князь, — с улыбкой заметил Гамза, — колеблешься и сомневаешься?
Искандер не обиделся; он, напротив, с любовью посмотрел на своего племянника и засмеялся.
— Молод ты, Гамза. Предосторожность вовсе не признак трусости или нерешительности.
Наступило молчание.
— Хорошо, Гамза, благодарю за службу… ну, а как Керам-бей и турки, не подозревают ли чего?
— Ты знаешь, князь, что они к тебе всегда не особенно благоволили и старались перед султаном оклеветать, но чтобы теперь что это подозревали, незаметно.
— Хорошо, Гамза, ступай и собери сюда скипитаров, сколько можно, я хочу лично с ними поговорить. Сколько их в нашем отряде?
— Около трехсот человек…
Гамза ушел. Оставшись один, Искандер-бек стал ходить по комнате. Его молодцеватое лицо, всегда веселое и спокойное, было озабочено. За стеной продолжал бушевать ветер. Искандер, после долгого размышления, остановился перед восточным углом комнаты и заметил деревянную икону, забытую здесь каким-то бежавшим сербом. Он вспомнил, как когда-то в детстве молился пред иконами, знаменуя себя крестом, и осенив себя крестным знамением, упал пред нею на колени. Он порывисто шептал не молитвы, которых он не знал, так как был воспитан в мусульманстве, а свои собственные слова. Между тем, послышались шаги и сдержанные голоса. Скоро дверь тихо приотворилась и в ней показался Гамза.
— Князь, — обратился он к Искандеру, который снова принял спокойное выражение, — я собрал скипитаров, сколько возможно, чтобы не возбудить подозрения, здесь человек около ста.
— Введи их!
Вскоре вся комната наполнилась людьми. Все это были высокие, коренастые албанцы, с ног до головы вооруженные. Все входя почтительно кланялись Искандер-беку.
— Скипитары, — обратился к ним князь, — до сих пор мы сражались и проливали кровь за врагов наших; только один необъяснимый трепет пред ними заставлял нас так поступать; а в настоящее время мы пришли погубить храбрых сербов, которые до сих пор геройски держатся в своем Белграде. Долго я выжидал минуты, когда можно будет сбросить с себя это позорное ярмо и тяжкое преступление загладить, потому что мы, хотя и не по доброй воле, много бедствий христианским народам причиняли. Теперь минута благоприятная. Мы стоим лицом к лицу с величайшим героем Гуниадом Корвином, который пришел спасать Белград и сербский народ. От нас зависит найти в нем друга или врага. Я предлагаю вам, храбрые скипитары, помочь ему, а затем идти в родную Скипери и там в горах защищать свою независимость. Готовы?
— Готовы, князь! С тобой идем! — закричали все.
— Слава Богу. Я в вас не ошибся; Гуниад уже оповещен. Идите же теперь и передайте о нашем решении товарищам, а чрез Гамзу будете получать мои распоряжения. Смотрите, не выпускайте из виду Рейс-эффенди и в минуту нашего отступления захватите его в плен; он мне необходим.
Албанцы стали расходиться.
— Гамза, пришли ко мне генуэзца, — сказал Искандер вслед племяннику, который уходил последним.
Ночь была уже на исходе. Искандер-бек ходил по комнате и о чем-то думал. Вскоре в дверях показался синьор Батичелли.
— Войдите, синьор, садитесь. Вы порядочно измучены, вам не привычны все эти неудобства и беспокойства.
— Да, князь, я порядком устал. Ваши проводники довезли меня до границы Иллирии, но из расспросов оказалось, что там война горцев с Венецией, что всюду бродят разбойничьи банды и ехать оказалось невозможным. Простите меня, я многим вам обязан, вы спасли мне в Фессалониках жизнь и теперь вам приходится много возиться со мной.
— Это все, синьор, никаких хлопот не составляет. Но я должен вас предупредить, что вам могут грозить новые опасности. Я, впрочем, кое-что имею для вас, что избавит вас из затруднительного положения. Вы ведь, люди торговые, опасностей не любите? — заключил Искандер-бек с снисходительной улыбкой.
— У каждого свои интересы и свои подвиги. У нас тоже есть свои опасности, требующие мужества и геройства. Какие-нибудь смелые торговые предприятия, могущие дать прибыль, а могут в минуту разорить, разве требуют меньшей решимости, чем риск жизнью? Но это наша сфера и мы там бываем героями; подставлять же голову турку или итальянскому наемнику без всякой пользы для себя и для других, конечно, не привлекает меня.
— Конечно, все это так, — подтвердил Искандер-бек.
Наступила тишина. Ветер стал стихать. Искандер, встав, приотворил дверь.
— Все еще темно, еле светлеет восток, — заметил он, снова усаживаясь. Он вдруг встрепенулся.
— Кажется пушечный выстрел? Вы не слышали, синьор?
— Да, мне тоже показалось…
Снова наступила мертвая тишина. Каждая капля, падавшая за стеной, была слышна.
Раздался опять выстрел.
— Слышите? — одновременно произнесли оба.
Прогремел еще один выстрел, и эхо его повторилось несколько раз в ночном безмолвии.
— Синьор, — обратился Искандер к Батичелли решительным тоном, — хотя я и не считаю себя вашим благодетелем, так и всякий бы на моем месте поступил, однако, не думаю все-таки, чтобы можно было продать человека, который спас жизнь. А потому, я думаю, что можно положиться на вас?..
— Клянусь вам, князь, загробною жизнью, что не только на мое молчание можете положиться, но можете от меня требовать чего хотите.
— Я вам верю, синьор, жертв я от вас особенных не потребую; напротив, то, что вы для меня сделаете и вам может послужить на пользу. Сегодня предстоит сражение с Гуниадом. В самый разгар битвы я покину поле сражения, оставив турок на волю храброго Гуниада, и тотчас же со своими скипитарами устремлюсь в Албанию, пока Мурад не проведает о происшедшем и не пошлет войск занять Албанию; поэтому я не успею повидаться с Гуниадом. Вы же, получив лошадь, спешите в первую удобную минуту к Гуниаду, потребуйте свидания с ним и объясните мое бегство, скажите, что в нем я хочу видеть друга и союзника навсегда, и попросите его от меня, чтобы он дал вам проводника до Венеции, оттуда вы можете спокойно продолжать свой путь.
— Значит христианство приобретает нового вождя? Это достойно вашего мужества, князь! Поручение ваше исполню. Благодарность моя вам не имеет пределов.
При этом Батичелли с выражением глубокой признательности пожимал протянутую ему Искандером руку.
— Что вы, синьор, не стоит. Прощайте, я на вас надеюсь.
Между тем стало довольно светло. Вошел Галуа.
— Слышали выстрелы, князь?
— Слышал.
— У венгров движение, скоро начнется дело.
— Хорошо, Галуа. Распорядись, чтобы синьору был приготовлен хороший конь.
Спустя часа два, венгерская конница уже неслась в атаку на турок; за нею двинулись румыны, сербы и поляки. Гуниад был повсюду. Битва сразу закипела, но продолжалась недолго. Турецкая армия, предводительствуемая Искандер-беком, вдруг, без всякой видимой причины, поддалась. Произошло полное замешательство. Искандер поспешно отступал. Керам-бей терялся. Еще минута — турки, наконец, дрогнули и показали тыл.
