Булат Жандарбеков - Томирис
Это был всем пирам пир! Радушный хозяин сразу же приятно поразил гостей — перед каждым из них лежал заранее приготовленный подарок. От обилия яств и вина рябило в глазах, сладкоголосые певцы услаждали слух мелодичными песнями и балладами, музыканты играли выученные ими наизусть боевые марши саков, чем-то напоминающие рев внезапно всполошенного стада. Тосты следовали один за другим, и все такие, что не выпить было невозможно:"за величайшего из величайших царей Мадия", "за непобедимого Мадия", "за справедливейшего из справедливейших и мудрейшего из мудрейших великого царя Мадия", "за славного и благороднейшего вождя такого-то (поименно!)", "за гибель всех врагов грозных саков", "за храбрейших саков и их отважных вождей" и так далее. Время шло, вино лилось рекой, а Киаксар, все еще чувствуя в степняках прямо-таки звериную настороженность, пустил в ход неотразимое оружие — в пиршественный зал впорхнули целыми роями красавицы... Они окружали нежной заботой каждого гостя, не упрямясь, принимали грубоватые ласки, теребили своими пальчиками косматые бороды, и суровые кочевники дрогнули. Разомлев, они покорно осушали кувшины с вином и, вскоре потеряв всякую осторожность, упились до умопомрачения.
Киаксар, улыбаясь, повернулся к Мадию. Царь саков сидел грузный, тяжелый, смотря прямо перед собой осоловелыми глазами. Киаксар протянул своему почетному гостю собственноручно наполненную вином фиалу, но тот остался неподвижным и тупо глядел перед собой, а когда мидийский царь, волнуясь и расплескивая темно-лиловую влагу, начал настойчиво подносить к самым губам Мадия полную чашу, Мадий что-то пробормотал, сделал слабую попытку оттолкнуть руку Киаксара и вдруг опрокинулся навзничь и захрапел. Киаксар слегка толкнул Мадия, попытался приподнять его, оглядываясь по сторонам, но царь саков, обмякнув, падал обратно. " Если такой буйвол свалился, то пора!" — подумал Киаксар, и лицо его моментально преобразилось — сбежала слащавая улыбка, грозно сдвинулись брови и хищно сверкнули глаза. Прозвенел долгожданный сигнал — удар гонга, и выскочившие словно из-под земли вооруженные до зубов воины мидийского царя начали рубить и кромсать своих союзников и гостей без всякой жалости и пощады...
Сам Киаксар не отказал себе в удовольствии собственноручно вонзить нож в горло своему дорогому "другу" Мадию.
Перебив всю племенную и родовую знать во главе с самим Мадием и обезглавив таким образом кочевую орду, Киаксар, воспользовавшись сумятицей и растерянностью, возникшей в их среде, начал повсеместное избиение своих бывших союзников. Лишь жалкие остатки могучего воинства спаслись бегством из пределов Мидии и Ассирии. Могущество кочевых племен было подрублено в корне, и их долгому господству наступил конец. Но еще многие годы их имя служило пугалом для народов Передней Азии...
* * *В Сакоссену — единственный кусок земли, оставшейся под властью кочевников, поодиночке и небольшими группами пробирались ишгузы. Бывшие хозяева всего востока шли осторожно, с оглядкой. Собравшись, с горечью убедились в огромных потерях. Обширная долина, не вмещавшая всех воинов Мадия, теперь стала слишком просторной. Все-таки пересчитались, избрали новых вождей и начали трудный разговор о дальнейшей судьбе. О мести говорить не приходилось — не по зубам им был коварный Киаксар, сразу же после резни занявший главенствующее положение в Передней Азии. Напротив, надо было ожидать, что царь Мидии попытается до конца завершить кровавую бойню, начатую еще на том памятном пиру. Выбора не было, надо было возвращаться на свою полузабытую далекую родину, в степи. Но неожиданно взбунтовалась молодежь. Они, совсем не знавшие своей прародины, развращенные властью над покоренными народами, в полной мере отведавшие сладость изнеженной жизни и уже отравленные тонким ядом цивилизованного мира, с ужасом думали о суровой кочевой жизни в задымленных и вонючих кибитках, вечной борьбе со стихией — буранами, заносами, вьюгами, пургой, джутом, засухой, бескормицей, о вечном страхе перед голодной смертью. Они решили остаться, отдавшись под покровительство Лидии, врага Мидии, предпочитая подчинение чужому царю возвращению в чуждые им степи. Таких оказалось большинство.
Другая часть — поменьше, решила все-таки воссоединиться со своими сородичами, но, испытывая панический страх перед Киаксаром, не желала идти через Мидию на восход, к берегам Яксарта и Окса <Яксарт – Сырдарья; Окс - Амударья>, а решила идти на север, через Кавказ к Танаису <Танаис – Дон>, к сколотам <Сколоты – ираноязычные племена. Греки называли их скифами.>, которые тоже, отделившись от своего народа, ушли из родных степей на закат и теперь жили в привольных степях близ необъятного моря. Ишгузы издавна поддерживали тесные связи со сколотами.
И только горсточка воинов во главе с непримиримым Токсаром, братом Мадия, проклявшего страшным проклятием и оставшихся в Сакоссене, и уходящих к сколотам, ушла в родные степи.
Токсар вез с собой Спаргаписа, единственного из многочисленных сыновей Мадия, уцелевшего после кровопролитной бойни, устроенной мидийским царем. Сыновья Мадия воспитывались при царских дворах, чтобы приобрести лоск, необходимый для будущих повелителей народов и стран. Вызвав к себе всех своих сыновей, Мадий не отозвал лишь Спаргаписа, который должен был помочь своему дяде Токсару в переговорах с Аллиаттом — царем Лидии, при дворе которого проходило превращение отпрыска царя кочевников в вельможную особу. Токсар должен бы склонить Аллиатта к совместному походу на Вавилон или же, на худой конец, заручиться твердым нейтралитетом лидийцев во время войны Мадия с Навуходоносором. Токсар теперь с признательностью вспоминал о своем своевольном и капризном царственном брате, который накануне грандиозного пира, не вняв мольбам любящего кутнуть Токсара, не дав даже как следует собраться, срочно отправил его в далекую Лидию.
* * *Токсара гнала и гнала на родину нестерпимая жажда мести. И счастье сопутствовало брату Мадия — крошечный отряд саков благополучно пересек и Мидию, и Среднюю Азию. Во время этого длительного перехода Токсар со сладострастным и каким-то болезненным упоением представлял себе одну и ту же картину, когда он, вернувшись с новым войском, разгромит двуличных мидян и встретится лицом к лицу с Кйаксаром! О-о-о! Он, Токсар, собственноручно с живого Киаксара сдерет кожу, предварительно поджарив ему пятки на медленном огне.
* * *Увиденное на земле предков потрясло Токсара. Единого народа, саков, больше не существовало. Все погибло в клокочущем котле многолетних междоусобиц.
Не успела улечься пыль за воинством Ишпакая, как раздоры среди сакских племен вспыхнули с новой силой. Споры из-за пастбищ, зимовок и летовок переходили в кровавые побоища. Набеги и угон скота стали обычным явлением. Насилие рождало ответное насилие, несправедливость — кровавую месть. Сакским племенам стало тесно на родной земле.
Первыми не выдержали сколоты. Теснимые массагетами, они поднялись с родных кочевий и погнали тысячные стада и отары, кибитки, запряженные комолыми волами, далеко на закат. Уходили сколоты навсегда, так как племена северного Прикаспия, объединившись, создали могущественный союз савроматов и отрезали обратный путь ушельцам.
На востоке, оставленные без поддержки своими сородичами, бились с неисчислимыми народами страны Чин <Чин - Китай> восточные племена сэ <Сэ - саки>.
На севере ослабленные распрями сыны саков были поглощены морем племен скуластых, узкоглазых людей.
Южные саки, прозванные хаомоваргами, отделившись, подпали под сильное влияние оседлых народов среднеазиатских земледельческих оазисов — Маргианы, Согдианы, Бакт-рии — с одной стороны, а также Мидии и Ассирии — с другой стороны. Хаомоварги быстро теряли прежний облик, предавали забвению обычаи своих предков.
Основной костяк саков развалился на две группы племен. Одна из таких групп образовала могучий союз, известный под названием тиграхаудов. Тиграхаудский союз был спаян единовластием — собственным царем из младшей ветви старой династии. К такому благоразумию их побудила опасность постоянной внешней угрозы.
Другая же группа — парадарайя, основу которой составляли саки-массагеты, представляла собой жалкое зрелище. Безвластие разжигало аппетиты степных вождей, и каждый из них стремился стать властелином саков. Стон стоял на земле массагетов, раздираемой кровавой междоусобицей. Грозные, внушавшие страх всем своим соседям, массагеты сами стали добычей, которую безнаказанно рвали на части осмелевшие хищники: земледельческие племена — Хорезм, Маргиана, Согдиана, Бактрия — и кочевые — савроматов, кангюев, каспиев, исседонов — и захватывали у своих давних и кровных обидчиков — массагетов — земли, пастбища, разоряли кочевья, угоняли скот, уводили людей в рабство. А степные вельможи, позабыв обо всем на свете, устремляли свои жадные взоры к миражу — заманчиво переливающемуся драгоценным блеском царскому венцу. Но никто не мог прочно и надолго овладеть верховной властью — слишком много было претендентов и почти равными были силы. Цари-однодневки провозглашались и свергались с поразительной быстротой.
