В тени престола. Компиляция 1-12 книга (СИ) - Бушмин Виктор
– Это жалкие крохи… – Шарль отмахнулся от них. – Какие-то три с небольшим тысячи человек… – он задумался и спросил. – Кто возглавит командование центра, пехоты и редута?..
– С вашего позволения, сир, я возьму этот участок… – Ги поклонился королю.
– Ги, друг мой, они же раздавят тебя, словно конь муху! – Шарль потряс его за плечи. – Ты в своем уме?!
– Да, сир… – спокойно ответил ему де Леви.
– Ги, пойми меня, ведь моей кавалерии может и не хватить, да и враг может не развернуться ко мне спиной! У меня всего лишь пять тысяч рыцарей…
– Почти пять с половиной тысяч, сир, если не считать итальянскую кавалерию герцога Джордано и арагонских рыцарей… – Поправил короля Ла Рюс. – Вы же, ваше величество, возьмете всю кавалерию, и будете выжидать, спрятавшись в лесу, что далеко справа от наших позиций. Вся надежда на то, что вам удастся удержать ваших беспокойных сеньоров от преждевременной и необдуманной атаки…
Король задумался и внимательно осмотрел позиции, подумал немного и, улыбнувшись, ответил:
– Неплохой, но крайне рискованный план битвы, ребята… – Шарль с грустью посмотрел на дальние холмы. – Если наши отряды отойдут именно к этим холмам, а Конрадин не слишком изогнет свой фронт, чтобы я смог ударить по его тылу, тогда…
– Сир, если он не сильно изогнет фронт, у нас есть еще один козырь! – Мишель умоляюще посмотрел в глаза королю.
– Говори, мой верный русский воин… – король ласково улыбнулся.
– Отряд рыцарей под командованием итальянца Козимо де Кавальканти обойдет Конрадина по большой дуге и атакует его главный штандарт, заставляя развернуться к вам спиной!..
– Это же самоубийство… – прошептал король. – Бедный де Кавальканти! Что-то слишком уж много на сегодня желающих записаться в самоубийцы…
На поляне повисло напряженное молчание.
– Помолимся, чтобы ему повезло… – Шарль первым прервал гнетущую тишину. – Помолимся, чтобы и нам повезло…
ГЛАВА XVII. У каждого из нас есть сердце, и оно может любить, болеть и страдать. (Небольшое лирическое отступление)
Легкая кавалерия, как и прогнозировал Ги, возвратилась точно в срок, таща за собой всю армию Конрадина. Со стороны (особенно теми, кто имел пылкое воображение или яркую фантазию) это походило на погоню огромной массы железной саранчи за горсткой отважных, но малочисленных, кузнечиков, которые, несмотря на угрозу окружения и гибели, смело разворачивались и атаковали противника на марше или во время ночного отдыха. Эти отчаянные атаки лишали врага сна и покоя, не давая ему возможности перевести дух и сосредоточиться.
Следуя четко просчитанному плану, отряды, словно пастушьи собаки, сгоняли армию Конрадина в одну большую и нестройную толпу, которая считала, что преследует врага и войдет на его плечах в королевство, а на самом же деле, сама того не понимая, стремилась угодить в тщательно спланированную западню.
Ги де Леви и Мишель Ла Рюс – истинные творцы и авторы этого безумного, на первый взгляд, маневра – прекрасно понимали, что с поля возле Тальякоццо выйдет только один победитель, которому достанутся лавры и венец Обеих Сицилий. Иного варианта и быть не могло. Проигравший же в этом поединке воли и ума лишится всего, но, прежде всего, своей головы…
Рихард фон Блюм и сам прекрасно понимал о том, что война – вещь грубая, жестокая и порой несправедлива к людям, но спорить с Конрадином не решился. Он послушно исполнял его волю, развозя приказы о перегруппировке сил предводителям отрядов. Вечерами же, пользуясь минутами свободы от настойчивых и часто несуразных причуд его сюзерена и воспитанника, Рихард бежал к своей походной палатке, в которой находились его жена Франческа делла Фиоре и маленький Ротгер, который только год с небольшим, как научился самостоятельно ходить.
Суета, суета и неразбериха войны переворошила и эту маленькую семью, лишив немца и его жену земель и возможности наладить тихую и спокойную семейную жизнь на маленькой вилле, принадлежащей его жене Франческе. Все это было разграблено, сожжено и разрушено, гражданская война и здесь не обошла их стороной.
Рихард спрыгнул с коня, привязал его к плетню и прислушался, наслаждаясь прелестным голосом своей жены, напевавшей их малышу милую итальянскую колыбельную песенку. Он распахнул полог палатки и тихонечко вошел. Франческа, склонившись над кроваткой их мальчика, тихонько покачивала ее. Она вскинула голову и, увидев его, улыбнулась, приложила пальчик к губам и произнесла полушепотом:
– Т-с-с… он засыпает…
Рихард на цыпочках прошел к кровати, сел на нее и стал осторожно снимать с себя короткую кольчужную котту, боясь издать лишний звук.
Франческа убаюкала мальчика, встала и, наклонившись над его постелью, поправила покрывало. Она повернулась к мужу, и устало улыбнулась, тихо прошептав:
– Руджеро стал какой-то беспокойный… – на ее прекрасном, но посеревшем от усталости и жизненных невзгод, лице двумя большими синими сапфирами блестели глаза, оживляя ее, насколько хватало сил. – То ли зубки режутся, то ли еще что…
Она устало присела рядом с Рихардом, положила голову к нему на плечо. Немец прижал ее к себе и, склонившись над ее волосами, стал нежно целовать своими обветренными от усталости и переживаний губами нежные волосы Франчески.
– Потерпи еще немного, милая, скоро все наладится… – он попытался успокоить и поддержать ее насколько мог, но его голос прозвучал как-то неубедительно.
– Ты, сам-то, уверен?.. – тихо прошептала она. – Господи, как же я измучилась. Меня утомляет вся эта кочевая жизнь, доводят до изнеможения эти разговоры и бесконечные обещания, что, мол, завтра все, наконец-то, наладится. Порой мне кажется, что мы, словно белки в колесе, с остервенением крутим, это проклятое колесо жизни, а сами остаемся на месте, так и сидя в клетке, из которой нет выхода. Мне плакать хочется, прежде всего, за нашего мальчика, который живет в походном лагере, как убогий или нищенка. Даже игрушек нормальных нет…
– Скоро все будет… – Рихард приподнял ее голову и, заглядывая в ее бездонные глаза, улыбнулся и произнес. – Еще чуть-чуть…
– Милый, мне сон плохой приснился… – Франческа с дрожью и волнением прижалась к его широкой и крепкой груди. – Господи, может быть, нам уехать отсюда?..
– Я не могу бросить своего принца. Я дал слово его покойному отцу, который слишком много сделал для меня и тебя… – взгляд его серых глаз стал жестким и стальным. – Потерпи еще, умоляю…
– Хорошо… – устало выдохнула она. – Такова, видимо, моя доля…
Рихард бережно обнял ее, втянул ноздрями ее запах, сердце его заколотилось, голова закружилась.
– Я клянусь, что скоро…
Она перебила его:
– Не надо клятв, милый. Я слишком сильно люблю тебе, чтобы принуждать к несбыточным клятвам. Мне и так хорошо с тобой, даже в этой дырявой и грязной палатке, хотя в глубине души понимаю, что ты с головой отдался призрачным идеям Конрадина возвратить себе отнятое королевство…
В это время мальчик зашевелился в своей кроватке и заплакал во сне. Франческа приподнялась и, бросив на него встревоженный взгляд, успокоилась, устало улыбнулась и сказала:
– Вот, видишь, даже Руджеро спит неспокойно. Судьба что-то готовит для нас…
На сердце у рыцаря похолодело. Он удивленно и немного испуганно посмотрел на жену. По его спине пробежал холодок испуга.
– Господи, о чем ты?..
– Тише, мальчика разбудишь… – Франческа погладила его небритую щеку своими нежными пальчиками. – Зарос, словно кабан… – Она улыбнулась и поцеловала его щетину. – Мой любимый вепрь…
– Хрю-хрю… – пошутил он.
Франческа приложила пальчик к его губам и тихо сказала:
– Не шути так, милый, и так тошно, хоть волчицей на луну вой… – она спохватилась, поднялась и направилась к очагу, над которым висел старый и закопченный котелок. – Ой, прости, совсем забыла! Ты, наверное, есть хочешь…
