Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис
Дженни провела с нами большую часть Рождества, она с негодованием рассказывала о том, что происходит в Нидерландах: голландские нацисты, предавшие страну, теперь возглавляли национальное радио, в Голландии оно не было государственным, но являлось корпорацией, в состав которой входили четыре частные радиостанции. Похоже, бои шли по всем фронтам: война между Японией и Китаем, начавшаяся в 1937 году, разгоралась с удвоенной силой. Генерал Чан Кайши выступил по радио с заявлением, в котором говорилось, что 1941 год станет решающим для Китая.
Британия готовились к штурму Тобрука [81]. Самолеты Королевских ВВС подвергли город массированной бомбардировке. В Судане также шли непрерывные бои. Южноафриканские войска при поддержке абиссинцев заняли Эль-Барду, армия Родезии атаковала оккупационные части Италии в Восточной Африке. Войска Британии, Индии и Судана преследовали отступающих итальянцев. Камиль Гутт – министр финансов правительства Бельгии в изгнании – сообщил, что подразделения бельгийской армии на территории Конго действуют совместно с британскими и суданскими частями, а также что дополнительные контингенты вскоре будут направлены в зону боевых действий.
В первой половине января нам пришлось пережить несколько налетов, получивших название «бей и беги». Самолеты противника двигались на большой высоте, затем внезапно выныривали из полосы низкой облачности, сбрасывали бомбы и улетали, преследуемые британскими спитфайрами. Атаки приносили много разрушений, причем зачастую они опережали сигнал воздушной тревоги: гудение двигателей, свист падающих бомб и вой сирены раздавались почти одновременно.
Осада Тобрука завершилась к ночи 22 января. Штурм возглавляли австралийцы при поддержке частей «Свободной Франции», сыгравших важную роль в победоносном сражении, в ходе которого в плен было взято более 20 тысяч солдат противника. Мы уже начали привыкать к фотографиям в газетах: толпы военнопленных теснятся за колючей проволокой, вид у солдат измученный и жалкий, а на лицах некоторых читается выражение признательности за то, что отныне они избавлены от участия в кровопролитной бойне.
Восемнадцатого января 1941 года император Хайле Селассие во главе двухтысячного отряда эфиопских воинов пересек суданскую границу и после пяти лет изгнания торжественно въехал на территорию Абиссинии. В знак победы он лично установил желто-красно-зеленый флаг на земле своей родины. Хайле Селассие I стал первым монархом, изгнанным оккупантами после начала войны, и первым, чей трон был восстановлен. Это событие давало надежду тем, кто также вынужден был покинуть родину и нашел приют в нашей стране.
В конце января на Тедуор-сквер упала неразорвавшаяся бомба. К счастью, она приземлилась в парке, но жителей близлежащих домов эвакуировали, в том числе и наших подопечных бельгийцев. Теперь днем им приходилось отправляться в городской приют, а на ночь перебираться в бомбоубежища, находившиеся неподалеку от него.
Беженцам это очень не нравилось – столь близкое падение бомбы нарушило их хрупкий быт. Как и тысячи лондонцев, они привыкли к собственной койке и к самому пространству убежища, к которому были приписаны и которое стали считать частью своего дома, и не желали ничего менять. Нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы успокоить людей и распределить по приютам, пока саперы не обезвредили бомбу.
Великан ходил мрачнее тучи, он даже бросил свои бесконечные шуточки и ядовитые замечания. Горько было видеть этого энергичного человека таким угрюмым. Бомба, упавшая рядом с убежищем, куда они с семьей обычно отправлялись на ночевку, окончательно выбила его из колеи. Великан считал, что события на полях сражений развиваются самым неблагоприятным образом, и сомневался в исходе войны. Но лишь уныло покачивал головой и молчал. Поэтому я особенно обрадовалась, когда ему предложили временное пристанище в другом доме для беженцев на Ройял-авеню. Находиться в общем городском приюте было бы для него мучительно. А затем случилась новая беда: не успели саперы вывезти неразорвавшийся снаряд, как почти сразу упал еще один, на этот раз он взорвался посреди площади. Это произошло 8 февраля. Печальное стечение обстоятельств. Однако беженцы вновь пришли к убеждению – либо среди них есть шпион, который подает сигналы врагам, либо люфтваффе известно, что все они находятся именно здесь, в Челси. Хотя подлинной целью бомбардировщиков были две электростанции – Баттерси и Лотс-Роуд. И рейды в стиле «бей и беги» служили этому подтверждением: всякий раз, когда самолеты выскакивали из-за облаков, они старались опуститься как можно ниже и проходили над электростанциями. Бомбы сыпались и сыпались в реку, но, к счастью, не причиняли вреда ни им, ни мостам через Темзу. И всякий раз после налета мы смотрели вдаль и видели, что высокие трубы электростанций по-прежнему изрыгают клубы дыма, а мосты, как и прежде, поднимаются над водой.
Число работников служб гражданской обороны сокращалось. Ходили слухи, что в марте штат урежут еще больше. Теперь, когда бомбить нас стали чуть реже, некоторые неблагодарные люди словно позабыли, какую важную роль сыграли дежурные в самый разгар «Блица». То тут, то там начали звучать недовольные голоса: дескать, работники бездельничают, режутся в карты, играют в дротики или спят у себя на постах дни напролет, точно как во время «Странной войны».
Теперь, когда у меня появилось больше свободного времени, я начала ходить на концерты с Ларри. Он любил музыку и, если ему удавалось улизнуть со службы, с радостью присоединялся ко мне. У меня был портативный патефон, я не расставалась с ним в поездках по Дальнему Востоку и Азии. Ларри дарил мне пластинки с записью концертов, на которых мы побывали. У меня собралась замечательная коллекция классической и джазовой музыки. А из путешествий по Индии, Китаю и Японии я привезла записи этнической музыки, они неизменно очаровывали Ларри. Он был мягким и невероятно чувствительным человеком, казалось странным, что такой парень пошел добровольцем в канадскую армию. Но у него имелись идеалы, и он готов был сражаться за них, хотя сама войны была ему противна. Слушая мои рассказы об ужасных последствиях налетов, о пострадавших и о той работе, которую приходилось выполнять медсестрам и дежурным, Ларри смотрел на меня и говорил, что, коль скоро я взялась за такое дело, у меня должны быть те же идеалы, что и у него. Но, положа руку на сердце, я не могла бы сказать, что отстаиваю какие-то идеалы, просто мне было ненавистно все, связанное с войной, насилием и жестокостью, – только и всего.
Рисовать на улицах стало почти невозможно: без разрешения министерства труда категорически запрещалось делать даже эскизы разрушенных бомбежками зданий. Каждый такой рисунок следовало заверять особым штампом, но и после проверки нельзя было делать копии изображения. Рекс Уистлер научил меня, как подать заявку в министерство. Получив разрешение, я нарисовала несколько городских пейзажей в районе Челси, а также начала писать большой портрет Ричарда. Эллиот Ходжкин женился и переехал на Ройял-Хоспитал-роуд. Я скучала, не видя больше в окне дома напротив моего соседа, привычно погруженного в работу. Этель Уокер перебралась в деревню Робин-Худс-Бэй в Северном Йоркшире и звала к себе погостить. Она также убедила меня перенести недавно купленные полотна, в том числе и написанный ею мой портрет, в подвал. По словам Этель, все дома, стоящие вдоль Темзы, рано или поздно попадут под бомбежку.
Леон Андервуд изредка наведывался в Лондон, в основном ради бесконечных препирательств с военным ведомством. Люди искусства терпеть не могут бумажной волокиты, а отдел камуфляжной росписи, на который он нынче работал, судя по всему, погряз в бюрократии. И всякий раз Леон непременно наведывался к нам на Чейн-Плейс. Встречи с ним доставляли мне подлинное удовольствие; подобно Рексу Уистлеру, Леон умел привнести нечто новое в любое дело, за которое брался.
Энн и Сесил продолжали встречаться. Энн работала на предприятии, производившем продукцию для армии. В самый разгар «Блица» она ни разу не уклонилась от опасного путешествия в Сити, где находился их офис, и никогда не отказывалась от дежурства в отряде наблюдателей. У девушки было много друзей, но всех их разметала война; единственный, кто постоянно находился рядом, – Сесил. Молодые люди много времени проводили вместе, и, как шепнул мне однажды Ларри, его сослуживец чрезвычайно серьезно относился к Энн. Мне и самой не раз приходилось видеть в дни рождественских каникул влюбленную парочку, прогуливающуюся вдоль набережной Темзы.
