Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис

Мирный покой Рождества был нарушен ужасающим налетом: в ночь на воскресенье 29 декабря немцы обрушили на Лондон град из зажигательных снарядов. Больше всего досталось Сити [76]. Многие офисные здания стояли закрытыми, для того чтобы проникнуть внутрь, пожарным и сотрудникам служб гражданской обороны пришлось изрядно потрудиться.

В небе над Темзой поднялось гигантское зарево, при свете которого было видно как днем. В Челси тоже кое-где возникли небольшие пожары, но с ними быстро справились. А вот Сити полыхал всю ночь, превратившись в отличную мишень для самолетов люфтваффе, продолжавших сыпать бомбами. Все пожарные расчеты Лондона были стянуты в центр города для борьбы с огнем. В Сити развернулось настоящее сражение, в котором люди проявляли чудеса мужества. Вопреки указаниям правительства двери большинства коммерческих помещений оказались заперты – владельцы опасались грабителей. По той же причине старинные церкви стояли закрытыми. В результате пожарные теряли драгоценное время, и пламя успевало полностью охватить здания. Вода в Темзе находилась на самом низком уровне. Нам в Челси тоже приходилось несколько раз сталкиваться с похожей проблемой: вместо обмелевшей реки – жидкая грязь, а из-за прорванного водопровода шланги подключить невозможно, зато по улицам несутся потоки воды такие глубокие, что по ним запросто можно плыть на лодке.

Информации о кошмарном налете 29 декабря было гораздо больше, чем во всех предыдущих случаях, когда происходили серьезные атаки со множеством жертв и разрушений, – просто катастрофу такого масштаба скрыть невозможно. Как нам позже рассказывали спасатели, рейд длился всего два часа. Очевидно, немцы улетели, намереваясь пополнить запасы бомб и вернуться с новой партией зажигалок, но почему-то не сделали этого. Небо над Лондоном налилось желтовато-оранжевым светом, похожим на восход солнца. Казалось, посреди ночи наступил рассвет. Мы поднялись на плоскую крышу нашего дома, с которой открывался великолепный вид на город. Зрелище было ужасающим и завораживающим одновременно: яркая кроваво-красная пелена – такое небо понравилось бы Тёрнеру. Я не могла ни о чем думать, в голове крутилась одна-единственная мысль: «Лондон горит. Лондон горит. Огонь. Огонь. Воды. Воды. Больше воды, иначе город погибнет». Должно быть, в ту ночь вместе со мной тысячи зрителей наблюдали за происходящим, задыхаясь от ярости и чувства беспомощности – мы ничего не могли поделать, чтобы остановить это безумие.

На этот раз пресса довольно быстро поведала нам об утраченных памятниках архитектуры. Чуть позже мы также узнали об опасности, которой подвергся собор Святого Павла. К счастью, охваченный огнем собор оказался незаперт, как это случилось со многими другими зданиями, и к тому же обладал собственной великолепной пожарной командой во главе с настоятелем. Рискуя жизнью, они первыми бросились тушить пожар, используя воду из специальных накопительных резервуаров, предусмотрительно устроенных неподалеку. Трудно передать чувство, охватывавшее нас по мере того, как появлялись всё новые и новые ужасающие подробности. Должно быть, так чувствовали себя горожане во время Великого лондонского пожара [77]: гораздо менее подготовленные к борьбе с огнем, они со страхом и негодованием смотрели, как пламя пожирает их дома, не в силах что-либо противопоставить стихии. Так чувствует себя человек, на глазах у которого умирает его близкий друг, а он ничем не в силах помочь. В ту ночь погибло много пожарных, еще больше получили повреждения глаз. Среди гражданских погибших почти не было, поскольку Сити – нежилой район, но все же без жертв не обошлось. Когда мы узнали о том, сколько исторических зданий и всеми любимых старинных церквей стали жертвами пожара, наша ярость разгорелась с новой силой. Гилдхолл [78] был сильно поврежден; церковь Святой Бригитты на Флит-стрит, церковь Святого Лаврентия, церковь Святого Андрея – вот некоторые из творений Кристофера Рена [79], подвергшиеся варварскому разрушению. Исторические здания Центрального уголовного суда, Общества аптекарей, Дома ливрейных компаний медников и шорников, Дом доктора Джонсона, штаб-квартира Тринити-хаус и Барбер-холл и множество других всемирно известных достопримечательностей лондонского Сити серьезно пострадали либо вовсе исчезли.

Лорд-мэр Лондона сэр Джордж Уилкинсон, прибывший в Сити, так описывал его обитателей: «Перед лицом страшных разрушений люди ведут себя мужественно, продолжая заниматься повседневными делами. Молодые и пожилые спокойно шагают по улицам, словно ничего особенного не происходит». Он назвал британцев «поистине несгибаемой нацией» и высоко оценил работу пожарных и полиции, которые даже к исходу изматывающей ночи продолжали действовать четко и слаженно.

Еще через несколько дней мы узнали, что продолжению смертоносной атаки помешала внезапно испортившаяся погода над северным побережьем Франции, так что немецкие бомбардировщики просто не смогли подняться с аэродромов. Публика пришла к выводу, что, как и во времена морских сражений сэра Дрейка [80] с Великой испанской армадой, Бог вмешался в ход событий и, чтобы помочь англичанам выстоять, изменил погоду!

Одним из последствий катастрофы 29 декабря стал законопроект о пожарной безопасности, внесенный членом Парламента мистером Гербертом Моррисоном уже 31 декабря, по которому каждая фабрика, офис, магазин и жилой дом обязывались иметь своих наблюдателей. На некоторых улицах Сити руины тлели еще несколько дней, а традиционный список новогодних награждений, опубликованный в прессе, затмевали всё новые и новые отчеты о размахе постигшего нас бедствия. Закон о пожарной безопасности мало что менял для жителей Челси, поскольку в нашем районе уже несколько месяцев исправно действовали отряды пожарных наблюдателей, однако теперь ответственность за организацию таких бригад несли владельцы больших зданий и крупных магазинов, а не волонтеры.

Я была рада, что не поддалась на уговоры Карлы и отправила ее обратно в школу. И особенно утвердилась в правильности своего решения после того, как стала свидетелем такой сцены: женщина выбирается из бомбоубежища, ведя за руку двух перепуганных мальчиков, и говорит им, указывая на окрашенное оранжевым заревом небо: «Это горит Сити. Смотри, Кен, смотри и запомни – это сделали немцы!» Слова матери поразили и без того ошарашенного мальчика. «Но они ведь не сожгут Челси, мам?» – пролепетал он. Дети, эвакуированные из города в начале «Блица» и до сих пор жившие в деревенской тиши, приехали в Лондон на рождественские каникулы и впервые столкнулись с бомбежками. Ничего удивительного, что теперь они дрожат от страха, как бы их мама не погибла в огне!

Мы с Ричардом встретили Новый год в «Кафе Ройял» в атмосфере чинного спокойствия, но в переполненных пабах Ист-Энда было довольно шумно, а со всех постов гражданской обороны доносились смех и веселое пение дежурных. Что касается беженцев – они ликовали: у них в стране сопротивление фашистской оккупации было самым сильным, особенно в колледжах и университетах. Теперь бельгийцы получили возможность читать собственную газету на французском и фламандском языках, печатавшуюся в Лондоне. Из нее-то они и узнавали, как обстоят дела на родине. Студенты Брюссельского университета были настроены настолько враждебно к новым властям, что тем пришлось назначить специального комиссара, чтобы следить за порядком. Однако университет не стали закрывать, как это случилось во время прошлой войны, но отныне бельгийские профессора должны были читать лекции в Германии, а в Льеж, Гент и Брюссель прибыли профессора-немцы.

Третьего января случился еще один массированный налет. Вражеские самолеты вновь предприняли попытку поджечь Сити, но на этот раз на улицах дежурили отряды наблюдателей и пожарные расчеты, со снарядами быстро разобрались, и они не причинили большого вреда. Уже к полуночи прозвучал отбой тревоги. Другие районы Британии тоже удостоились внимания люфтваффе, особенно Бристоль и Плимут. В середине января на Плимут обрушился настоящий град зажигалок, такого город не видел за все месяцы «Блица».