Портрет Лукреции - О'
Только когда Эмилия шепчет в замочную скважину, что его высочество герцог с consigliere Бальдассаре на несколько недель уехал в Модену, Лукреция отодвигает засов.
Она просит Эмилию принести ей меховую накидку, ей хочется побыть на воздухе. Невыносимо сидеть в четырех стенах, а мужа все равно нет, и некому приказать ей сидеть в покоях. Ей нужно небо над головой, ей нужен ветер в волосах. Конечно, из castello выйти нельзя, стражники не выпустят ее без разрешения Альфонсо, поэтому она согласна на любое открытое пространство. Лукреция идет в оранжерею, бродит от стены к стене, блуждает среди деревьев, теперь уже совершенно голых, без листвы и почек. Поднимается по каменной лестнице на все башни, кругами ходит по зубчатым стенам. Шагает с террасы на террасу, смотрит на город, его крыши и водостоки, а еще на ровную долину с одной стороны и вершины Апеннинских гор с другой.
Как из ниоткуда накатывает внезапная тоска по дому. Захлестывает грусть, погребает под своей толщей, как тяжелая волна. Больше всего на свете Лукреция мечтает вернуться в коридоры палаццо, гулять по комнатам и террасам. С острой болью, похожей на зубную, она вспоминает вид на пьяццу из крытого перехода, верхушки статуй, привычный запах Арно. Как может зима во Флоренции начинаться без нее? Неужели деревья сбрасывают листву? Горожане достают из шкафов шерстяные шапки? Солдаты из Швейцарии надевают теплые плащи?.. Она рассеянно бродит по террасам, а сама перебирает в памяти ежедневные заботы домашних. Вот сейчас готовят стол в детской к полднику. Вот сейчас папа упражняется. Вот сейчас мама гуляет с придворными дамами. Вот сейчас зовет Изабеллу посидеть с ней в салоне. Вот сейчас София сбрасывает туфли и кладет ноги на табуретку у огня.
И все это — без нее. Как такое может быть? Лукреция ходит и ходит вокруг апельсиновых деревьев, гадает: «Почему они все там, а я — здесь?» Она ведь одна из них: форма глаз у нее, как у отца и братьев, а лоб и нос — как у мамы и сестры, они все выросли за одним столом, ее портрет висит среди их портретов. Она — одна из них. Ей не место среди тех, кто калечит людей, изгоняет родственников и сажает в тюрьму, убивает и строит козни, покидает дом и замышляет недоброе.
К концу первого дня без Альфонсо свита Лукреции устает от ее неуемности. Клелия не выносит высоты и потому не поднимается на зубчатую стену, только хныкает и жалуется из окна башни, упрашивает госпожу вернуться в комнату, поесть и наконец отдохнуть. Его высочеству, дескать, не понравятся ее прогулки на холоде, он рассердится, когда узнает. Эмилия тоже не любительница узких зубчатых стен, однако же не отходит от Лукреции. Служанка дрожит в тонкой шали, но наотрез отказывается взять накидку хозяйки: негоже это. Цепляясь за стену и отводя глаза от пропасти под ногами, она всюду следует за Лукрецией, растирает ее сжатые кулаки, убирает волосы с глаз, упрашивает пойти в покои, немного поесть, выпить вина.
Лукреции так страстно хочется сбежать отсюда, вернуться домой, что она заболевает. От одной мысли о еде ей становится дурно; она не может усидеть на месте. Стоит только сесть за стол или лечь, как перед глазами возникает красивое лицо Контрари, искаженное смертной мукой, кровоподтеки на его шее, или руки Бальдассаре с широкими костяшками и короткими пальцами, или прелестная Элизабетта, измученная горем. Как бы ни упрашивали служанки, Лукреция не останется в комнате. Тоска хочет повесить ей на руки и ноги свои кандалы, а потому останавливаться нельзя, иначе спастись не получится.
И вот она переходит с одной террасы на другую, с одной зубчатой стены на следующую, и непрестанно воссоздает в памяти палаццо. Неровные доски в детской, скрипящие в сырую погоду; бахрому скатерти, гладкие деревянные стулья, шаги братьев, расписной потолок салона, каждое лицо, каждый кусочек ткани, каждое облачко на небе.
Она просит Клелию вынести на лоджию сундучок и маленький стол. Получив нужное, останавливается ненадолго, берет лист бумаги и пишет родителям.
«Пожалуйста, — выводит она густыми чернилами, а ветерок колышет ее перо, будто хочет вырвать из рук. — Позвольте мне вернуться домой».
Хорошенько задумывается, что сказать, как выразить свою тоску.
«Я по вам очень скучаю, — выводит ее перо. — Пожалуйста, пришлите за мной».
Как описать произошедшее в castello? Рука отказывается написать имя Контрари, а мозг шипит: «Контрари, Контрари, Контрари», пока голова не начинает кружиться, но Лукреция все же называет его «капитаном гвардии». Она пишет: «убили», она пишет: «заставили смотреть», она пишет: «Элизабетта уехала» и «Она была моей единственной подругой». Перед тем как оставить подпись, она добавляет самое главное: «Мне страшно здесь оставаться».
Лукреция запечатывает конверт и передает Эмилии, не Клелии. Она не доверяет ей и никогда не доверяла. Ей неприятен хитрый, уклончивый взгляд, вечно потные бледные руки. Страдание открывает Лукреции глаза: Клелия всегда шпионила за ней для Нунциаты, описывала все ее поступки. Не важно, все равно Лукреция не заберет ее домой, они с Эмилией поедут одни. Если папа велит ей вернуться, Альфонсо не посмеет возразить. Через день-другой отец пришлет лошадей и охрану, и — домой, через Апеннины! И тогда, рано утром, перед ними раскинется Флоренция, река Арно меж домов и зданий, сияющий на солнце купол и зубчатые стены палаццо, похожие на крепкие зубы медведя. Мама с папой радостно ее встретят: они очень скучали по дочке и ждали ее возвращения. Они заметят, какая она стала взрослая, изысканная.
На третий день отъезда Альфонсо за ней отправляют придворную даму Нунциаты. Лукреция ушла на закрытую террасу в северо-восточной части castello и велела настежь открыть все окна — пусть по комнате гуляет свежий воздух. Придворная дама выглядывает из окна и, заметив, как Лукреция ходит из одного конца террасы в другой, закутанная в меха, велит Эмилии с Клелией сию же минуту завести ее светлость внутрь, иначе она простудится и заболеет. Лукреция не обращает на женщину внимания, не откликается даже на просьбы Эмилии зайти в комнату и хоть немного отдохнуть.
На следующий день, когда Лукреция бродит среди голых деревьев в оранжерее, к ней поднимается Нунциата собственной персоной. Запыхавшись, она прижимает ко рту платок, чтобы случайно не вдохнуть загадочную болезнь Лукреции. Так как Альфонсо пришлось уехать, говорит золовка сквозь ткань, теперь она ответственна за герцогиню. Говорят, Лукреция отказывается вернуться в дом? Что за странная блажь? Это из-за смерти Контрари? Такая чрезмерная скорбь по другому мужчине попросту неприлична, равносильна измене. Лукреция всегда должна быть верной Альфонсо, неужели она не понимает?
Лукреция, отвернувшись в сторону города, отвечает: она не желает это обсуждать. Нунциаты происходящее не касается.
— Не касается? — повторяет Нунциата глухо. — О чем ты?
— Я вам с самого начала не нравилась, — отчеканивает Лукреция. — Все равно я скоро уеду.
— И куда же? — сердито спрашивает Нунциата, дрожа от холодного ветра.
— Во Флоренцию, конечно, — ставит точку Лукреция.
Нунциата никуда не уходит, только шипит о чем-то с Клелией. У Лукреции жар? Почему она ведет себя так странно? Откуда взялась эта бессмыслица про Флоренцию? У нее заболевание кожи, кашель, боль в горле? Клелия каждый раз качает головой.
— Тогда что? — недоумевает Нунциата.
Клелия пожимает плечами, говорит: Лукрецию тошнит, она отказывается от еды, иногда получается уговорить ее на несколько глотков молока, и все. Нунциата сбрасывает с лица платок, задумчиво оглядывает Лукрецию всю, от бледного лица до ног, и поспешно уходит, загоревшись новой идеей и явно довольная.
Лукреция теряет счет времени. Она снова и снова обходит каждую лоджию, каждую террасу, каждую зубчатую стену castello и возвращается только к сумеркам. В полудреме беспокойных ночей она видит, как угасает огонь, оставляя одни угольки, и как его подпитывают дровами. Ранним утром иней рисует на окнах узоры, похожие на разветвленные листья папоротника — словно к стеклу прижали ледяное перо. Ей приносят бульоны и всевозможные варенья, но Лукреция отсылает служанок прочь. На рассвете она одевается потеплее и выходит на террасу или в оранжерею, а Эмилия плетется следом.
