Александр Антонов - Монарх от Бога
И всё-таки судьбе было угодно благоволить к Василию. На другую осень Данилиду пригласили участвовать со своими скакунами на скачках в Фессалонике, и она приняла это приглашение. Придя в очередной раз на конюшню и увидев Василия, она сказала ему:
- Я же говорила, что награда от тебя не уйдёт. Собирайся в путь. Мы отправляемся в Фессалонику. Ты будешь наездником на моём Вакхе, и за победу я дам тебе волю поцеловать меня.
- Если тебе, божественная, нужна победа, отправь меня в Фессалонику вместе с моим Тавроном.
- Полно тебе, Адонис! - воскликнула Данилида, забыв имя раба. - Это ты победил в скачках, а не твой конь. Мне ли не знать мужскую натуру!
- Как тебе угодно, госпожа. Согласен в первых скачках вести к победе Вакха. А во вторых поскачу на Тавроне.
- Своенравен ты, однако. Помни одно: не победишь на Вакхе, не увидишь больше своего Таврона…
Багрянородный замолчал. Пересохло горло. Он пил вино маленькими глотками, смотрел на сидящих рядом и на то, как скорописцы записывали его новеллу о Василии Македонянине. Когда Константин напился, Елена спросила его:
- И что же было дальше?
- В Фессалонике Василий победил в двух заездах на Вакхе и в одним - на Тавроне, - продолжал Багрянородный. - Но и за эти победы не получил свободы. Данилида стала дорожить рабом, как своим оком. А дальше всё было просто. О победах на скачках лошадей из конюшни Данилиды дошла весть до императора Византии Михаила. Весёлый нравом император, любящий торжества по всякому поводу, решил пригласить на скачки Данилиду. Но Михаил устраивал эти скачки не в Константинополе, а в Адрианополе. Он хотя и надеялся на победу над высокомерной «царицей» Пелопоннеса, но в душе у него затаился страх: а вдруг Данилида вырвет победу и тогда его ждёт позор. А проиграв скачки в Адрианополе, он может с улыбкой сказать, что так было задумано, чтобы угодить «царице» Пелопоннеса и заманить её в Константинополь, где она никак не желает показываться.
Данилида заявила трёх лошадей и двух наездников. Василию опять предстояло скакать на Вакхе, а во втором заезде - на Тавроне. Но в ту пору это было не принято: каждый наездник выступал на одной лошади. Однако император Михаил пошёл навстречу «царице» и дал своё согласие, но предупредил, когда Данилида приехала в Адрианополь:
- В случае победы я выкуплю у тебя того наездника. Сколько бы он ни стоил, заплачу золотом.
- Я своих рабов не продаю, - с холодной улыбкой ответила «царица».
Император был обижен вызывающим ответом Данилиды, но не показал своей обиды. Он затаил её.
На скачках, смотреть которые собрался весь Адрианополь и сотни любителей скачек из Константинополя, всё получилось так, как задумала Данилида. В первом заезде победил на пятнадцати стадиях Вакх с наездником Василием, а во втором - на десять стадиев - Василий позволил одержать победу Таврону. Император Михаил был взбешён. После заездов он прибежал в конюшню со сжатыми кулаками, чтобы наказать обидчика. Михаил счёл, что в его поражении виновен только наездник Василий. Но, найдя того возле лошадей, увидев перед собой красавца, Михаил опустил кулаки. Осмотрев Василия с головы до ног, он спросил:
- Откуда ты такой неповторимо-божественный?
Питая какую-то смутную надежду на свободу, Василий сказал:
- Я родился и рос в Дорищах рядом с Адрианополем. Да было мне лет семь, когда нас, нескольких подростков, похитили с пастбища болгарские разбойники и продали в рабство. Так я попал к Данилиде, где вот уже десять лет служу табунщиком.
- Выкуплю я тебя у Данилиды, никаких денег не пожалею, - загорячился император. - Сейчас же иду!
- Спасибо, Божественный. Будет за кого молить Бога моим детям и внукам, - ощутив в душе радость, ответил Василий.
- И коня выкуплю. Запомнил твоего Таврона! - Император похлопал Василия по плечу и добавил: - Жди свободы! - И ушёл.
Когда же Михаил встретился с Данилидой и завёл разговор о Василии, она весело засмеялась.
- Это же Адонис - божество. А богов не продают, Багрянородный.
- Он мой подданный, а ты его держишь в рабстве!
- Он язычник, и я купила его у болгар.
- У разбойников!
- Я их не видела.
Спор императора и «царицы» ни к чему не привёл, и Данилида покинула Адрианополь. А на третью ночь, когда остановились на отдых в селении неподалёку от городка Филиппы, Василий сбежал от Данилиды. За ним пустились в погоню и догнали бы, но его спас быстроногий Таврон. Василий знал, куда направить свои стопы. Он ехал в Константинополь и верил, что император Михаил даст ему приют. Спустя несколько дней он добрался до столицы. Он подъехал к ней в полночь голодный, усталый, вымокший под осенним дождём. Постучав в ворота, он попросил стражей впустить его в город. У него справились, кто он и откуда. Василий ответил, что ведёт к императору коня-победителя на последних скачках в Адрианополе. Стражи, рассмотрев при свете факела пегого одра, засмеялись.
- Коршунам на корм отведи своего «победителя», - сказал старший страж. - Да проваливай подальше, пока цел.
Василий не знал, куда деться. Денег у него не было, чтобы заплатить за постой на гостином дворе, и он отправился на кладбище, которое недавно проезжал. Там он нашёл старый дуб и устроился под ним на сухой листве бок о бок с конём.
Днём Василий беспрепятственно въехал через восточные ворота в город, ведущие к большому рынку, миновал его и вскоре подъехал к воротам Магнавра. Когда гвардейцы императора спросили, зачем он явился к дворцу, Василий ответил, что привёл победителя на скачках в Адрианополе. Гвардейцы не осмеяли Василия. Они слышали от своих сотоварищей, которые побывали в Адрианополе, о том, как лучших императорских скакунов опередил какой-то пегий горбоносый жеребчик. Один из гвардейцев осведомился:
- И что, этот одер победил императорскую чёрную стрелу?
Василии сказал, что всё так и было. Гвардейцы посмеялись и передали Василия подошедшим дворцовым гвардейцам.
В это утро император Михаил был не в духе. Болела голова после торжества, придуманного по его прихоти. Он не захотел видеть Василия, велел отвести его на конюшню и поставить к лошадям.
- Да смотри, чтобы не сбежал куда, как от Данилиды, - предупредил император логофета дворца.
Так началась служба Василия в Магнавре. Но приблизились новые скачки, уже в Константинополе, и Василий в двух заездах выиграл их на своём Тавроне. Император Михаил торжествовал. Он возвёл Василия в герои. Тот получил титул главного наездника императорской конюшни. Шло время, и благодаря своему уму и деловитости Василий стал быстро подниматься в чинах. «Здесь он возбудил внимание императора Михаила III и скоро был призван к высшим государственным должностям», - писали хронисты той поры.
В счастливой судьбе Василия Македонянина во дворце Магнавр было всё предельно просто. Он оказался на голову способнее и умнее многих сановников во всех делах, какие ему довелось исполнять. Но при нём свершились в Магнавре два трагических события, тень от которых пала на Василия Македонянина. Ему приписали убийство всемогущего дяди императора Никифора Варды. Это случилось в 866 году. Однако при всех заглазных обвинениях, никаких улик против Василия не нашлось, никто не произнёс против него слова публично, и Василий был возведён в титул кесаря вместо Никифора Варды.
Спустя год при неизвестных обстоятельствах погиб император Михаил Третий. В 867 году Василий Македонянин был коронован патриархом Фотием как император Византии. Как и после смерти Никифора Варды, Василия подозревали в причастии к гибели императора Михаила. На плечи одного человека возложили два убийства. Не слишком ли это большое преступление, чтобы доверить ему стоять на троне империи, к тому же выходцу из крестьян? - рассуждал Константин Багрянородный. - При всём желании не верится в то, как хронисты донесли до нас события полувековой давности. И теперь для меня нет важнее дела, как оправдать перед Византией чтимого ею императора. Честь моя будет поругана, если я не добьюсь своего. Только по этой причине мы плывём в Фессалонику, потому что нити преступления ведут в этот город. Но я не исключаю необходимости побывать на полуострове Пелопоннес. Там, говорят, жила вдохновительница преступления «царица» Данилида.
Константин Багрянородный закончил свой монолог лишь к вечеру. Слушатели были довольны. Симеон Метафраст, впитавший в себя монолог как губка, думал теперь о том, что Багрянородному Всевышний дал все, чтобы он вошёл в историю как сочинитель. Он преподносил события так, будто они протекали в их дни. Он даже рисовал портреты тех, о ком вёл речь.
Чуть позже Метафраст услышал от императора о том, что Пелопоннес он намеревается посетить не только для того, чтобы раскрыть подоплёку преступления, совершенного более полувека назад, но и для того, чтобы посмотреть на полуостров как на провинцию, которая входит в состав Византии. Выходило, что императору интересно узнать, по каким законам живут на Пелопоннесе и не пора ли вмешаться в дела полуостровитян. Известно было ему, что при Данилиде там было крупное восстание рабов, потому стоит определить, нет ли и сейчас предпосылок для волнений.
