Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть
Общежитие, куда пришел наш герой, оказалось снаружи сумрачным серым зданием старой постройки с серыми гранитными колоннами у входа. Когда он нашел коменданта и тот открыл ему дверь в отдельную комнату с широкой деревянной кроватью, шкафом и письменным столом, гость был приятно удивлен. Комендант пожелал ему приятного отдыха и ушел, не сделав никаких предупреждений о порядке проживания. Февзи, который был прошлой осенью на педагогической практике в Смоленске, был удовлетворен демократичностью здешних общежитий, а также их чистотой и просторностью.
Приняв с дороги душ, - душевая находилась в подвальном помещении, - Февзи перекусил остатками прихваченной из Ленинграда еды и отправился по уже знакомому маршруту назад в Университет, где в два пополудни должен был состояться сбор всей экспедиционной группы.
В самом отряде аспиранты и студенты приняли его холодно. Были с ним вежливы, и не более того. Февзи быстро почувствовал это и в свою очередь только выполнял поручаемую работу, не пытаясь сблизиться. Потом только из случайных обращенных к нему вопросов и реплик в разговоре он понял, что причиной холодного к нему отношения было то, что он занял в экспедиции чье-то место. Уяснив это, Февзи при удобном случае не преминул заметить, что находится он в Вильнюсе по программе обмена студентами между университетами, примолвив, что там, в Ленинграде, его место в отправляющейся в Херсонес экспедиции отдали кому-то из Прибалтики, - возможно и в самом деле так было.
- Но я не жалею, что попал в Литву, - великодушно добавил он.
Трагический жизненный опыт был причиной того, что Февзи замечал и откладывал в своем сознании социальные явления, которые его сверстники если и замечали, но не вникали глубоко в их содержание и тем более в их исторический подтекст. Наблюдая жизнь, точнее – внешние приметы жизни в Литве, Февзи испытывал зависть, вызывающую душевную боль. Он никогда не забывал о горе своего народа, каждый миг каждого дня помнил о нем, а ночами ему часто снился сарай посередине хлопкового поля, где один за другим умирали его родственники, его односельчане. Даже в заполненные ежедневными открытиями и просветлениями студенческие годы в Ленинграде, в этом прекрасном городе, все текущие события, радости, влюбленности являли собой тонкую, едва застывшую корку на расплавленной лаве, вытекшей из страшного разлома в истории его народа. Он по этой корке перемещался, выполняя какие-то дела, осуществляя жизненные функции, но никогда не прекращал ощущать гнетущий жар, идущий из-под подошвы ног, из-под почвы, тонкого слоя почвы, которая стала его судьбой и на которой он пытался возделывать свой если и не сад, то все таки какие-то посадки, позволяющие ему жить этой временной жизнью – своя жизнь, как завещал ему покойный Мурат-эмдже, могла реализоваться только на родной земле, где он обязан был продолжить свой род. И целью этой теперешней его временной жизни было не достижение прочного личного благополучия, а намерение окрепнуть, набраться сил, чтобы вернуться к своему племени, чтобы личными усилиями или в общей борьбе изменить то будущее, которое ему и его народу желали бы навязать враги.
Наблюдая с доброй завистью жизнь в Литве, он не знал о том, что в те еще годы, когда крымскотатарский народ жил на своей родной земле и славил Сталина и его свору, хладнокровные чекисты со стальными взглядами и с маузерами в руках рушили ворота хуторов, выламывали двери городских квартир и грузили «счастливых» литовцев, как и жителей Латвии и Эстонии, в такие же вагоны, в которых через несколько лет вывозили за Урал, в Сибирь, в Азию на запланированную гибель крымцев, калмыков, кавказцев.
О той горькой судьбе прибалтов не сообщали университетские учебники истории…
Через некоторое время отношения между Февзи и его товарищами по экспедиции наладились, но у молодого мужчины были уже в городе Вильнюсе другие интересы…
Однажды под вечер Февзи зашел на почту, чтобы отправить письмо в Питер. У окошечка стояла, повернувшись задом…, нет, - спиной, пышноволосая девушка… Да чего уж там! Надо признаться, что прежде пышных белокурых волос Февзи увидел прелестный задик - не большой и не малый, как раз в меру, изумительно округлый. Это прелестное образование имело естественное продолжение в виде длинных, немного полноватых ножек, видневшихся из-под пышной юбочки несколько более откровенно, чем предусмотрено модой, но виной тому было низкое расположения почтового окошечка, заставляющего владетельницу описываемых объектов принять не вполне, возможно, скромную позу.
Вопрос, с которым Февзи обратился к девушке был из числа самых банальных, но недовольная настороженность быстро покинула лицо обернувшейся девицы, когда она увидела перед собой высокого стройного молодого человека с правильными чертами смуглого лица, с горящими под густыми черными бровями карими глазами. Она с улыбкой ответила, и молодые люди вместе вышли из здания почтамта. Уже на улице Февзи представился девушке, которую звали Иреной, и которая говорила по-русски с милым акцентом.
Вечер они провели отлично. Ирена, студентка-заочница третьего курса экономического факультета, приехала на экзаменационную сессию из Паланги, где работала в бухгалтерии какого-то учреждения. Уютную столицу своей республики она знала вполне хорошо, и после прогулки по городу они зашли в недорогое молодежное кафе, где чудно провели время. Потом они сидели в сквере, окруженном старинными костелами, и целовались до умопомрачения. Февзи, наконец, сказал, что это невыносимо и предложил Ирене пойти к нему.
- Нет, я боюсь, я девушка, - просто ответила Ирена.
- Ну и что, - от неистовства гормонов Февзи был почти что груб. - Надо с этим состоянием заканчивать.
- Мужчинам легко об этом говорить, - засмеялась Ирена. - Если ты сам был бы девушка, ты по-другому все понимал. Ты был бы самая большая недотрога!
- Почему ты так обо мне думаешь, - возмутился Февзи, и процитировал:
- Ты б, наверно, умерла,
Если б только знать могла,
Что теряют недотроги!
Последовала пауза, во время которой Ирена вникала в смысл русского текста, потом рассмеялась и проговорила, ласково проведя рукой по волосам возбужденного молодого человека:
- Хорошие русские стихи. Но не сегодня, милый. У нас впереди есть много дней…
Гормональное буйство не вполне оставило молодого мужчину, но напряжение слегка спало, и он проворчал:
- Не русские, а французские, - на что Ирена опять же с легким смехом ответила:
- Ну да, французы хорошо понимают это дело!
- Так почему ты себе не позволяешь то, в чем себя не обделяют француженки? - опять вспылил Февзи, а Ирена, приблизив к нему лицо, тихо произнесла:
- Я собираюсь быть твоей француженкой, только не сегодня, - и ласково поцеловала его около губ.
Нежность порой гасит пламя разбушевавшейся страсти.
Проводив не поддавшуюся уговорам девушку до университетского общежития, Февзи возвращался к себе пешком. Назавтра, точнее уже нынче днем, Ирена сдавала свой первый экзамен, очень для нее важный, и молодые люди договорились, что в три часа дня Февзи придет к ней на факультет, и после экзамена они придумают, как им отметить это событие, в успешном исходе которого девушка была почти уверена.
…Ирене не повезло. Как обычно большинство девушек она тщательно готовилась к экзамену, но в теме, которую она вызубрила даже, может быть, лучше, чем другие разделы учебника, оказалась некоторая ловушка, которую она не заметила. Должно быть, преподаватель на установочной лекции обратил внимание слушателей на эту тонкость и теперь был очень недоволен несерьезным отношением студентки к своему предмету, иначе как объяснить, что Ирине было сказано, что ранее, чем через месяц пересдача ей не разрешена:
- Вторично явитесь через месяц. Дни консультаций указаны в вывешенном в деканате расписании. Идите и готовьтесь! - такая строгая реакция преподавателя оправдана: растолковываешь на лекциях им, студентам, каждую мелочь, обращаешь их внимание на трудности и особенности, но все пролетает мимо их сознания!
Как раз в тот момент, когда появился Февзи, однокурсницы Ирены кратко рассказали ей о пропущенном ею финансово-юридическом хитросплетении и девушка, схватившись за голову, корила себя, что однажды, действительно, пропустила предэкзаменационную лекцию. Но делать нечего, надо было возвращаться в свой городок и ждать назначенного срока. Увидев Февзи, она почувствовала себя бесконечно несчастной. Подбежав к юноше, она быстро поцеловала его в щеку и, не утирая катящихся из глаз слез, произнесла:
- Я не могла сдавать экзамен, я сейчас должна уехать!
И уже убегая, крикнула:
- Не искай меня в общежитие, я туда не вернусь! Прости, милый! - это были последние слова Ирены, мгновенно скрывшейся в узких коридорах старинного здания. От неожиданности поначалу замешкавшийся Февзи бросился за ней, надеясь найти ее, бог знает за какой из темных дверей скрывшуюся.
