Ольга Рогова - Богдан Хмельницкий
– Куда же мы направим свой путь? – спросил войсковой писарь.
– На Украину, конечно, на Украину! Моя душа не будет покойна, пока не узнаю, что сталось с моим войском.
– В Чигирине ничего не слышно, – отвечал Выговский. – Носятся какие-то неясные слухи, что казацкое войско потерпело поражение; но мне некогда было проверить их.
– Скорей, скорей! – в тревоге торопил Хмельницкий.
Он скакал день и ночь, почти не останавливался, угрюмо молчал, когда обращались к нему с вопросами, наконец достиг местечка Паволочи. Гетмана окружила густая толпа народа. Тут еще никто не знал о поражении под Берестечком, и все дивились, видя Хмельницкого одного без полковников и войска.
– Отчего, твоя милость, идешь один? – с беспокойством спрашивали его. – Что это значит?
Хмельницкий принял беспечный вид и старался успокоить горожан.
– Ничего, ничего! – отвечал он. – Я оставил против ляхов сильное войско и оно может долго обороняться, хоть три месяца.
– А Радзивилл не придет к нам? – спрашивали обыватели.
– Нет, нет! Он охраняет только границу Литвы, – отвечал гетман. Он остановился в Паволочи отдохнуть в ожидании ханской помощи. Хан обещал тотчас после его отъезда собрать отряд и послать вслед за ним.
На душе у гетмана было очень неспокойно.
– Гей, хозяйка, горилки мне покрепче! – то и дело кричал он женщине, у которой остановился.
– Пан гетман, – уговаривал Выговский, зачем нам дожидаться татар, лучше ехать вперед.
– Надо мне душу залить, сердце чует что-то недоброе, – говорил Богдан и принимался за горилку.
Три дня он провел в Паволочи. На третий день к вечеру прискакал один из старшин, бывших под Берестечком, Хмелецкий.
– Где гетман? – спрашивал он у горожан, собравшихся на площади.
– А вы откуда?
– Из-под Берестечка…
Прослышав про Берестечко, толпа плотнее сдвинулась и с любопытством стала прислушиваться.
– А что делается под Берестечком?
Казак махнул рукой.
– Все пропало! Мы разбиты так, что из каждого полка двух и трех не осталось… Как я покажусь гетману? Я один и идти к нему боюсь, убьет он меня.
– Ну, пойдем вместе! – охотно отозвались мещане в надежде услышать более подробные новости.
Хмельницкий сидел за чаркой горилки, задумчиво опустив голову.
Мещане с Хмелецким вошли к нему в комнату; он встрепенулся, увидев знакомого казака.
– Ты из табора? – вскрикнул он, вскочив с места.
– Нет больше табора! – отвечал Хмелецкий, – казаки бежали…
Хмельницкий вздрогнул и схватился за голову.
– Как вы смели? – вскрикнул он.
– Чего тут сметь! Как ты уехал, такая бестолочь поднялась, что никто и биться не захотел.
– А знамена где? – Пропали все!.. – А грамоты?
– И грамоты тоже! – А шкатулка с червонцами?
– Про то я не знаю! – уклончиво отвечал казак.
– Трусы, бессовестные! – закричал гетман в диком неистовом гневе. –Вы продали меня и Украину! Вы могли бы целые месяцы продержаться на такой крепкой позиции, а вы бежали от ляхов, как зайцы. Прочь с глаз моих! Отрубить ему голову!
Казак подвалился было в ноги, но Выговский вытолкал его, сказав тихо: – Молчи! Обойдется. Он всегда так.
Писарю уже не раз приходилось спасать осужденных, так как он знал, что сам гетман жалел о своей горячности.
Вслед за Хмелецким прискакал Джеджалык и нашел гетмана в самом печальном настроении. Богдан плакал навзрыд, как ребенок, бил себя в грудь, кричал, что все пропало, проклинал хана, казаков и ляхов. На Джеджалыка он бросился со сжатыми кулаками и не хотел слушать его оправданий. Наконец, он успокоился и велел позвать прогнанного им Джеджалыка.
Джеджалык начал свой рассказ:
– Я долго держался, но потом войско вместо меня выбрало Богуна; одни остались за меня, другие стояли за Богуна; пошла разладица. Все думали, что ты больше не вернешься. Мы и послали к полякам просить мира; но Потоцкий потребовал, чтобы мы выдали тебя и Выговского и не хотел подтвердить Зборовский договор. Казаки волновались, выбирали то меня, то Богуна, нам самим надоело сменяться. Мы видели, что в лагере долго не продержаться: если поляки не возьмут, свои выдадут. Мы стали втайне мостить болото, чтобы отступить. Только и это нам не удалось. Один казак перебежал к полякам и рассказал им об этом. Поляки поставили за болотом отряд. Что было делать? Хлопы зверями смотрели на нас, пришлось занимать их то вылазками, то горилкой, чтобы они не мешали утекать из лагеря. Ночью стали переходить через болото. Где было топко, бросали возы, кожухи, свитки, мешки, попоны. На другом берегу поляки, услышав крики и шум, подумали, что весь табор на них наступает, бросились врассыпную. Мы перебрались до зари, а хлопы и не знали об этом. Сидят себе утром, попивают горилку да закусывают кулешом. Как вдруг кто-то крикнул: "Хлопцы! Уж ни одного полковника нет в таборе, утекли все!" Тут такой крик поднялся по всему табору, что даже ляхи испугались, стали строиться в ряды, думая, что на них нападают. Хлопы побросали всех пленных, а сами все побежали к плотине, и не было силы их остановить, они валились в болото, как мухи; толкали друг друга, вопили от страха и ничего не понимали. Никому бы из нас не спастись, если бы ляхи сразу поняли, в чем дело. Но они смотрели на нас, вытараща глаза, думая, что это хитрость с нашей стороны. Они, говорят, опомнились только тогда, когда к ним прибежали пленные ляхи из нашего лагеря. Тут они бросились в наш лагерь, да и то с голоду прежде всего накинулись на еду. Вот так-то и случилось, что мы остались еще в живых.
– А митрополит? – спросил Богдан, безмолвно с поникшей головой слушавший рассказ.
– Убит, – отвечал Джеджалык. – Он вышел в полном облачении, хотел удержать хлопов, но его заколол шляхтич.
– А казна моя? – спросил гетман нерешительно. – Спасли ли ее?
– Где тут было спасать? Поляки все расхватали, и письма, и печать запорожская, и знамена, все досталось королю.
Гетман несколько минут угрюмо смотрел в сторону, потом начал спрашивать о казаках.
– Много храбрых осталось в болоте; целых три тысячи казаков не успели переправиться и засели за холмом, в числе их были и Брыкалок, и Ивашко… Много ляхов перебили они, но из них в живых осталось только тринадцать человек. "Сдавайтесь!" – кричали им ляхи. В ответ они побросались в реку и засели на небольшом островке. Опять осадили их ляхи и стали их обстреливать. Коронный гетман послал к ним парламентера и уговаривал их сдаться, обещая богатую награду за их храбрость. "Жизнь нам не дорога, а блага мирские мы ни во что не ценим!" – отвечали они. "Вот смотрите!" –прибавили они и побросали в воду золото, серебро и драгоценности, взятые ими на остров. "Не продадим своей свободы!" Сам король прискакал посмотреть на храбрецов. Две хоругви подступили к острову. Казаки перецеловались на прощанье, громко прочитали молитву и бросились на ляхов; всех их перебили. Брыкалок держался дольше других, вскочил в лодку и стал отмахиваться косой. Король послал сказать, что дарует ему жизнь за храбрость. "Зачем мне жизнь, когда все братья умерли!" – крикнул он. "Лучше смерть, чем неволя!" Тогда несколько немцев вошли в воду по шею и закололи его копьями.
– А Ивашко? – спросил Богдан.
– Я видел, как он свалился, когда еще бились на холме.
Хмельницкий еще ниже опустил голову и задумался.
Прибежали и другие полковники, кто с двумя стами, уцелевшими от его полка, кто с сотней, а то и менее.
– Больше войска нет? – спрашивал Хмельницкий.
– Нет, пан гетман! Все на поле остались!
Гетман не знал что ему делать. Войска было так мало, что о продолжении войны нечего было и думать.
К вечеру гетман увидел волнение среди столпившегося люда и вышел узнать, в чем дело. Прибежало несколько беглецов из Литвы и сообщили, что Радзивилл разбил Небабу и находится уже в пределах Украины.
Мещане приступили к гетману.
– Пан гетман говорил, что Радзивилл не пойдет на нас, а он уже и на Украине?
– Что же мне с ним делать? – в отчаянии отвечал Хмельницкий. – Не сдержал слово Радзивилл.
Среди казаков тайно начало распространяться недовольство гетманом; его обвинили во всем, что случилось. "Он дружит с ляхами, он изменил нам!" – говорили они. "Соберемте-ка черную раду, выберем нового гетмана!" Решили собраться на Масловом Броде на реке Русаве.
Богдан был в это время в Корсуне и вел переговоры с Москвой. Как-то под вечер он сидел в хате, составляя новый универсал к народу, как вдруг отворилась дверь и вошел казак, закутанный в бурку. Хмельницкий всмотрелся в загорелое лицо и чуть не вскрикнул: перед ним стоял Ивашко. Гетман вскочил с места и невольно попятился; ему пришло в голову, что он не совершил панихиды по усопшему и что тот пришел теперь требовать с него поминок.
– Сгинь, сгинь! Наше место свято! – шептал он в страхе.
Ивашко оскалил свои белые зубы.
– Чи пан гетман думает, что я с того света утек? – со смехом спросил он.
