Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий
«Но гораздо менее ценными, чем то, что неуклюже бежит рядом со мной», — с гордостью подумал Ульдин. Во время своего пребывания в Константинополе он как-то раз, гуляя по дворцовому саду, повстречал человека, ведшего на поводке некое неизвестное ему животное. Покрытое короткой темно-желтой, с черными пятнами, шерстью, с головой кота и длинным хвостом, животное это чем-то походило на леопарда, но имело длинные ноги и сильную грудную клетку, какие бывают у гончих собак. Сгорая от любопытства, Ульдин спросил у дрессировщика, пожилого гота, которому, как выяснилось, удалось избежать высылки из империи во время осуществленного предыдущим императором Великого Изгнания готов, что это за животное. Старик отвечал, что это youze или chita, гепард, привезенный из Персии и развивающий невероятную скорость. «Блиц — так я его зову», — сказал гот, — «на моем языке это значит “молния”».
Существо это так понравилось Ульдину, что, когда настало время уезжать, он попросил императора разрешить ему взять с собой Блица взамен всех прочих подарков. Феодосий был против, но его сестра, Августа Пульхерия, с мнением которой императору, судя по всему, приходилось считаться, проявила неожиданную щедрость, дозволив Ульдину забрать и гепарда, и остальные дары.
На обратном пути — а от Константинополя до Трансильвании не менее тысячи миль — у Ульдина было достаточно времени для более близкого знакомства с Блицем; он часами разговаривал с гепардом и кормил его с рук. Такое внимание не осталась без ответа: Блиц часто вызывался сопровождать своего нового хозяина во время конных прогулок и спал рядом с ним по ночам.
Теперь же, чувствуя, как закипает в предвкушении погони кровь, Ульдин слез с лошади и надел на голову гепарда кожаный колпачок. Прикрепив к серебряному ошейнику Блица длинный повод, он вновь запрыгнул в седло и, приказав конюху следовать за ним, направил коня к стайке сайгаков. Быстро покрыв большую половину разделявшего их расстояния, Ульдин повернул влево, во фланг, чтобы не спугнуть антилоп, готовых при малейшем намеке на опасность сорваться с места.
В пятистах шагах от сайгаков Ульдин спешился и накинул поводья на голову лошади, подав тем самым ей знак стоять тихо. Он уже наметил цель: желтовато-рыжий сверху, кремово-белый снизу, с причудливо расширенным горбатым носом — сайгак-самец, определил по лировидной формы рогам Ульдин, — безмятежно щипал траву в стороне от общей группы. Отстегнув поводок и держа Блица за ошейник, Ульдин снял с его головы колпак. Напрягшись, гепард едва не вырвался из ослабленной хватки.
— Давай, Блиц, — прошептал Ульдин и отпустил ошейник. Гепард медленно пополз — нет, поплыл! — по земле в направлении антилопы, используя каждую кочку, каждый куст в качестве своего преимущества. Навострив уши, сайгак учуял наконец приближающуюся опасность и успел предупредить о ней стаю, которая тут же с грохотом унеслась прочь, но сам спастись не сумел — стремительно рванув вперед, гепард настиг жертву в доли секунды. Сбив антилопу с ног одним ударом лапы, Блиц распорол ее глотку и начал высасывать хлынувшую из разорванных артерий кровь.
— Молодчина, Блиц! — прискакавший на место расправы Ульдин не скрывал своего восторга. После того как с помощью лежавшего наготове в седельной сумке куска мяса ему удалось отвлечь гепарда от трупа, он приказал конюху оттащить тушу к стоявшему чуть поодаль обозу. «Друзья мои, — расплывшись в довольной улыбке, подумал Ульдин, — умрут от зависти, когда увидят, на что способен Блиц». Плохо лишь одно: Аттила может забрать гепарда себе. В порядке любезности ему придется предложить вождю полученные от императора подарки; остается надеяться, что Аттила, правитель справедливый и великодушный, не лишит любимого советника самого ценного из даров. Не без удивления Ульдин осознал, что расставаться с Блицем ему не хочется.
* * *— Да это же леопард! — ужаснулась жена Ульдина, когда тот, сопровождаемый Блицем и несшими привезенные из Византии подарки слугами, показался на пороге дома, стоявшего на окраине королевской деревни Аттилы. (Как и предполагал Ульдин, верховный вождь гуннов милостиво разрешил посланникам оставить себе все дары римлян, за исключением одного — кубка, сделанного из рога единорога, который, по словам прибывших, обладал ценной особенностью: менял цвет, когда в нем оказывалась отравленная жидкость.)
Не без труда Ульдину удалось убедить жену и многочисленных родственников, что Блиц не является леопардом и что эта милая пятнистая кошечка вполне миролюбива и любит, когда ее ласкают и балуют. (Многие гунны, особенно молодые, леопардов никогда не видели. Но от своих дедов и прадедов, когда-то кочевавших по степям Азии, они слышали, что животное это чрезвычайно опасно и может за несколько секунд разорвать человека на части.) А уж после того как Блиц оставил позади себя всех конных участников организованного Ульдином забега на короткое расстояние, гепард и вовсе стал всеобщим любимцем.
* * *Когда стрелка поплавка клепсидры достигла отметки, обозначающей час, «устроившаяся» рядом с выпускным отверстием цистерны маленькая позолоченная птичка раскрыла клюв и вывела веселую трель.
— Ах! — от удивления отец Ульдина открыл рот, глаза его светились восторгом. — Вот уж действительно бесценный подарок. Спасибо, сын!
Ульдин не сдержал улыбки. Все его попытки объяснить принцип действия водяных часов, хитроумной штуковины из бронзы и слоновой кости, не увенчались успехом. Время старик определял, исходя из позиции солнца на небе, и любая другая, более замысловатая форма его, времени, измерения была выше понимания пожилого гунна. Но это не имело значения: отец Ульдина находился в плену красоты причудливого механизма и его казавшегося магическим хода. Заполнившей фамильную юрту изумленной и обрадованной родне Ульдин раздал остальные привезенные из Константинополя «сокровища». Женщины и девочки получили шелка, серебряные зеркальца и ювелирные изделия, мужчины — кинжалы с украшенными драгоценными камнями рукоятями, серебряные конские сбруи и золотые кубки. После раздачи подарков в центр юрты были вынесены большие плоские блюда с жареным мясом и чаши с кумысом, и посыпались вопросы о чудесах и диковинах большого города.
— Может ли пасть Константинополь? — спросил один суровый пожилой воин.
— Поверь мне, дядя, захватить его нам не удастся ни за что на свете, — заявил Ульдин.
— Почему? — агрессивно наступал тот. — Вимитакий, Марг, Сингидун, Сирмий — эти и многие другие города пали под нашим натиском.
— Согласен, дядя, — уступил Ульдин, поглаживая по голове Блица. — Но взяли мы их лишь с помощью плененных римских инженеров, научивших нас сооружать и применять осадные башни. Константинополь стоит на выступе и с трех сторон окружен бурными водными потоками и волноломами, поэтому атаковать город с моря вряд ли возможно, да мы этому и не обучены. С суши же город защищен огромной стеной, простирающейся с юга на север.
— Стены можно преодолеть.
— Только не эти, дядя. Видел бы ты их — ничего бы не спрашивал. По сравнению с ними укрепления Сирмия выглядят как обычный частокол. Константинопольские стены — высокие и толстые. Они буквально усеяны громадными башнями с платформами для катапульт, так что любое приблизившиеся к ним войско непременно попадет под самый настоящий огненный град и будет наполовину разбито еще до того, как дойдет до самого бастиона.
— А большой это город? — спросил пучеглазый мальчуган.
Ульдин кивнул.
— Да, сынок, большой. Очень большой.
— Больше, чем наша столица?
Ульдин улыбнулся.
— В Константинополе двадцать таких поместилось бы и еще бы место осталось. Если же говорить о людях… — Ульдин замялся: как понятным языком объяснить, что такое полмиллиона человек, он не знал. Наконец, он нашелся: — Их там так же много, как скота на наших пастбищах.
Ульдин почувствовал, что его слова произвели впечатление: будучи человеком честным, он не имел склонности хвастаться или преувеличивать, и все это знали.
— А какой он, Константинополь? — застенчиво спросила молодая матрона.
— Вы себе и представить не можете, сколь красив и прекрасен этот город, — с чувством ответил Ульдин. — Попасть туда можно через пять ворот. Если пройти через северные либо же те, что ближе к югу, то по двум широким улицам (обе они называются Мезе) — по пути вам будут встречаться большие цистерны, огромный акведук, множество монастырей и храмов — можно выйти к громадной открытой площади, Амастриану. Сердце города лежит позади Амастриана, в восточной части полуострова — город в городе, можно сказать. Там находятся большой императорский дворец, казармы императорской гвардии, канцелярии советников императора, величественный храм Святой Мудрости и ипподром, на котором проводятся гонки на колесницах. Императорская ложа — кафизма — размерами превышает иные городские строения; венчают ее четыре огромные бронзовые лошади.
