Джордж Бейкер - Юстиниан. Великий законодатель
В целом Нарсес оказался довольно гуманным человеком. Должно быть, он хорошо обдумал положение зимой, так как с наступлением весны приказал отвести полевую армию в Рим. Этим он не нанес никакого вреда крепостям, но мирное население Италии было оставлено на милость франков. Единственным поводом для действий, приведших к усилению страданий невинных людей, было желание Нарсеса спровоцировать франков на активные действия. Наихудшей перспективой стала бы затяжная война. Любая хитрость была оправдана, если она могла привести к решительному окончанию войны.
Хотя Нарсесу пришлось довольно долго ждать исполнения своего желания, но он дождался своего. Франкские силы были разделены. Меньшая их часть, ограбив Апулию и Калабрию, отправилась на север с добычей, часть которой была потеряна после внезапного нападения на франков гарнизона Писаура. Под Венецией, в Ченето, разразилась эпидемия чумы, жертвой которой пал Леутар.
Другая судьба выпала на долю второй части франкского войска. Букцелин довел своих людей до Мессинского пролива. На обратном пути он выслушал своих готских советников, которые обещали ему готскую корону, если он выгонит имперскую армию из Италии. Уверенный в том, что его сил хватит на завоевание Италии, Букцелин принял предложение.
Известие о том, что Букцелин «окопался» в Казилине на Вольтурне, буквально вытолкнуло Нарсеса из Рима. Две армии были почти равны по силе, хотя у франков было больше людей. В Капуе повторилась история Трикамарона. Франки рассчитывали смять центр римского войска грубым натиском, но Нарсес не стал подставлять центр, а на флангах выдвинул вперед конных лучников, которые практически истребили франков. Сообщалось, что из всего их войска уцелели пять человек. Потери имперской армии составили восемьдесят человек.
На сей раз это был конец. У готов больше не было сил воевать, их боевой дух был сломлен. Франки прекратили свои походы в Италию и на несколько лет оставили всякие попытки завоеваний между Альпами и По. Но цель франкских королей была достигнута: была уничтожена мысль о возможности присоединения Галлии к империи. С этого момента никто и никогда не оспаривал прав франков на Галлию,[55] их политика привела к созданию совершенно другой империи.
IV
В августе, после разгрома франков, Нарсес получил законодательные установления для устройства Италии. Нарсес провел на Апеннинском полуострове тринадцать лет, он оставался там и после смерти Юстиниана. Он оказался хорошим правителем, мудрым и добрым человеком.
На мир, казалось, опустился летаргический сон. Это состояние вряд ли можно назвать миром. Люди продолжали воевать друг с другом, но угасла жизненная энергия, которая некогда вдохновляла их на подвиги. Борьба стала либо бесцельной, либо была направлена на новые, неизвестные ранее цели. Императору удалось снова присоединить к государству Африку, Италию и часть Испании, был завершен свод римских законов. Хотя это были великие деяния, способные обессмертить имя Юстиниана, но мы не должны забывать, что это были частичные достижения. Великая мечта, притязания юности Юстиниана, дело всей его жизни: восстановление Римской империи, чему было подчинено все остальное, окончилось сокрушительной неудачей. Юстиниан, не дрогнув, смотрел в лицо всем трудностям, возникавшим на его пути по воле Бога и людей; он прошел сквозь огонь, землетрясения, войны, чуму и человеческую ненависть, твердо следуя предначертанному пути; но цель осталась недостигнутой, а силы стали иссякать. Никто не может сказать, что Римская империя, мировая держава исчезла незаметно. Нет, она вела за свое возрождение долгую и величественную битву. Но те люди, которые, подобно историку Прокопию (он стал единственным глашатаем деяний Юстиниана), увидели плоды этой борьбы, крушение судеб и бессмысленную смерть, отшатнулись от этой борьбы со страхом. На их взгляд, великий человек, который вел эту борьбу, был дьяволом, увеличивавшим мучения рушащегося мира. Но император был жив и следовал своему плану; он все еще не сдавался.
V
За год до разгрома войска Букцелина на Запад был привезен тутовый шелкопряд. Было это в том же году, когда Прокопий закончил писать свою «Историю».
Борьба с Персией носила чисто экономический характер, это были первые ступени конкуренции, которые впоследствии привели западные нации к открытию морского пути вокруг мыса Доброй Надежды в Индию, к открытию Америки и кругосветным путешествиям. В тот ранний период истории торговля шелком играла первостепенную роль в этой борьбе, и экономическая политика правительства Юстиниана была, если можно так выразиться, соткана из шелка. Большинство войн с Персией и Месопотамией велись ради достижения военных преимуществ, за счет которых выторговывались преимущества коммерческие. Правда, успех в этой войне оказался в итоге достаточно скромным. Полный контроль Персии над Шелковым путем из Китая, где находился его единственный естественный источник, делал незыблемым ее положение как монополиста в торговле шелком с Западом. Никакие войны в Месопотамии не смогли изменить это положение вещей.
Можно написать очень интересную и весьма ироничную книгу о том, как близорукая политика приводит к результатам, которых стремятся избежать творцы этой политики. В долгосрочной исторической перспективе Персии следовало бы пользоваться своей монополией в торговле шелком с большей умеренностью, так как ее последствия были настолько серьезны для западных купцов, что заставляли их пускаться на всяческие ухищрения и эксперименты, результатам которых Персии в конечном счете оставалось только завидовать.
В самом начале правления Юстиниана константинопольские купцы при активной поддержке имперского правительства завязали тесные отношения с арабскими и эфиопскими княжествами, расположенными на южных берегах Красного моря. Византийцам удалось восстановить некоторые прямые связи с Индией, которыми обладали их предшественники. Большой порт Адулиса служил одновременно рынком сбыта индийских и африканских товаров, а римские капиталы и римские торговые люди проникали в Индию и Африку.
Но попытки разрушить персидскую шелковую монополию соединением римского капитала и эфиопских агентов оказались бесплодными. Персидские торговые интересы были так сильны, что их практически было невозможно поколебать. После заключения в 532 году мира с Персией старое положение вещей продолжало существовать без изменений. Такая же обстановка сложилась и на северной границе Персии. Юстиниан всегда опасался оккупации Колхиды Персией, поскольку через Колхиду можно было попасть в Согдиану, минуя персидскую территорию. Едва ли подлинным мотивом щедрого расходования денег, привлечения больших людских ресурсов и преодоления многих трудностей во время войны в Лазике можно считать страсть к овладению скалами Кавказа. Император думал не о славе, а о китайском шелковом рынке.
Внимание Юстиниана к торговым интересам империи в этом районе мира не привело к значительному оживлению торговли во время его правления. Связи с Туркестаном укрепились только при Юстине II. Но косвенным результатом интереса Юстиниана к торговле явилось распространение римской торговли на просторах, занятых пастушескими народами степей к северу от Черного моря, и проникновение в эти страны римского влияния и римских идей. Диким народам стали знакомы многие новые для них понятия и предметы: дороги, средства связи и географические знания. То были провозвестники громадных изменений, совершенно преобразивших Восточную Европу в течение нескольких следующих столетий.
Но до тех пор, пока персидская монополия на торговлю шелком оставалась в неприкосновенности, промышленность и торговля империи постепенно приходили в упадок. Связь между этими двумя предметами заслуживает особого упоминания. Беспокойство Хосру по поводу политических результатов итальянской кампании заставило его в 540 году возобновить войну с Юстинианом. Закрытие персидской границы, последовавшее за объявлением войны, привело к резкому повышению цен на шелк-сырец. По указу императора была фиксирована цена, по которой шелк отпускали частным лицам, на максимально высоком уровне. Но поскольку он не мог контролировать цену сырца, то прибыль упала, шелк исчез с рынка, его производство было парализовано. Секретарь общественного казначейства Петр Барсим отчасти спас положение, взяв под государственный контроль часть разорившихся производств. Теперь это были правительственные шелковые мануфактуры. Таким образом, Петр преобразовал шелковую промышленность в государственную монополию. Эта мера помогла сохранить рабочие места и обеспечить людей куском хлеба.
Но в тот год, когда Леутар и Букцелин вторглись в Италию, был сделан прорыв исторической важности. Два монаха из Хотана[56] предприняли попытку культивирования тутового шелкопряда и провели опыт выращивания его на римской почве. Они сумели выполнить свою задачу, так как их всячески поддержало имперское казначейство. Яйца шелкопряда были контрабандой вывезены из Китая запечатанными в полом сосуде; за червями ухаживали согласно общепринятой методике, и в Сирии было налажено производство собственного шелка.
