Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2
Бабушка Таня тихо прошептала ему на ухо:
— Не сопротивляйся, так надо. Это по-церковному имя у тебя такое, а так ты будешь Саввой, как и был. Не расстраивайся.
Но у Саввы побежали слезы из глаз. Он никак не мог понять, зачем ему два имени: церковное и то, что ему дали отец с матерью.
К сожалению, многое в церковной жизни противоречит здравому смыслу. Весь мир живет по григорианскому календарю, в том числе и католики, а мы по юлианскому. Правда, у мусульман и буддистов тоже свои календари, но они как-то не так выпускают свое отношение к обычному календарю. И только в России два новых года, два рождества, да и вообще много чего, что не свойственно другим народам и религиям. Разве нельзя быть скромней, не выпячивать свое золото и дорогие иномарки, когда поства сидит на хлебе с солью. Нет. Как раз с точностью наоборот: чем беднее прихожане, тем богаче батюшка. Помните сказку А.С. Пушкина «О попе и его работнике Балде», там как раз о таких и говорится. И вот смех: современная церковь, чтобы не оскорблять свое имя в глазах современной молодежи, классику решила переделать и теперь за свой счет издает книгу Пушкина с другим названием — «Сказка о купце и его работнике его Балде». Впрочем, название сути не изменило, и тот и другой по своей идеологии мало чем отличаются. Недаром русские, особенно в таких городах, как Великий Новгород, где купечество было сильным и зажиточным, ставило церкви и содержало прихожан. Вот и сейчас многие церкви возродились благодаря новым русским купцам по имени бизнесмены. Это они отвалили немалые деньжищи на восстановление храмов, надеясь, кто их еще поймет и простит. Покаялся, значит, прощен. Просто и сердито. Никаких тебе душевных переживаний, мук и угрызений совести. Принес мешок денежек, поставил за алтарь, и все, грехи твои отпущены. И Савва Николаевич поймал себя на мысли, что и сам он, наверное, такой. Иначе зачем он ходит в церковь, покупает свечи, ставит их под образа Богородицы, пытаясь высказать все, что наболело у него на душе, и попросить помощи. Свечи-то он покупает, значит, вносит плату за отпущение греха.
Савва Николаевич вспомнил свое последнее посещение церкви. Было это накануне его 65-летнего юбилея, который он планировал отметить в узком кругу членов семьи и близких друзей. Но, как всегда в таких случаях, сотрудники клиники возмутились:
— Савва Николаевич, мы очень хотели отметить ваш юбилей вместе с вами и не желаем ничего слышать о домашнем сабантуйчике. Вы человек общественный, и общественность должна вас чествовать, согласны вы или нет.
Савва Николаевич какое-то время сопротивлялся, а потом сдался: народ хочет праздника — пусть будет так, и дал согласие на праздничный обед со своим участием.
Накануне он решил поехать в церковь Варлаама Хутынского, что возвышается белым лебедем в центре Хутынского монастыря, месте историческом и мистическом. Именно Варлаам Хутынский один из немногих подвижников Древней Руси, помог православным укрепиться и по-настоящему пустить корни на Русской земле. Новгородское княжество, долго не признававшее верховенство Москвы и близкое по своим торговым связям к Ганзейскому союзу, могло запросто повернуться на Запад к своим соседям с их Католической церковью или предложить народу верить своим древним богам во главе с Перуном. Перунский скит действовал у самых стен Святой Софии. Всего в трех километрах от нее грозная статуя Перуна смотрела на просторы Русского моря, так в древности называли озеро Ильмень, смотрела туда, на запад. Варлаам Хутынский на противоположном, северном, направлении заложил свое скромное жилище — землянку, где начал службу православной вере. И только его подвижническая жизнь да чудеса исцеления калек, слепых и глухих заставили новгородцев поверить в силу православной религии. На месте землянки Варлаама возник монастырь, ставший со временем знаменитым на весь православный мир: Хутынский монастырь со своей красавицей церковью, в которой покоится прах основателя — Варлаама Хутынского. Прикосновение к его мощам приносит исцеление от многих бед, постигших человека. Десятки тысяч паломников и просто страждущих приходят для исцеления в этот монастырь со всех просторов России, приезжают из зарубежья.
Савва Николаевич приехал в храм где-то в середине дня, в обеденное время. Для себя он решил сегодня попоститься и вот так прямо и поехать, постоять под образом Божьей Матери, дотронуться до саркофага Варлаама, попросить у них помощи и благословения в завтрашнем дне. Шутка ли, шестьдесят пять лет, и впервые он так широко будет праздновать свой юбилей. Внутреннее неудобство и дискомфорт испытывал Савва Николаевич от предстоящего торжества, что-то давило на его сознание, и он не мог понять, что? Решил поехать в церковь, постоять и почувствовать сопричастность своим древним корням, уходящим в глубь веков, здесь, в цитадели русской духовности.
Оставив машину, Савва Николаевич обратил внимание, что откуда ни возьмись налетел страшной силы ветер. Он пригнул к земле молодые деревья, посаженные вокруг отреставрированного монастыря. Черные тучи заходили так, что вот-вот разразится гром и ударит молния.
«Конец ноября, что-то не припоминается, чтобы так поздно бывали грозы». Остатки листьев с деревьев подхватил ветер и в бешенном танце закружил вокруг Саввы Николаевича, не давая ему сдвинуться с места. «Что же это такое? Неужели кто-то не хочет моего прихода в церковь? Да нет, ерунда, совпадение». Но ветер все усиливался и усиливался, среди дня наступила темнота, как ночью. Савва Николаевич, сделав усилие, оторвался от машины и шаг за шагом, словно на нем какие-то вериги, побрел в сторону храма. В воротах, ведущих в монастырь, Савву Николаевича подхватил ветер и вышвырнул наружу, почти к его машине. «Да вы, дьяволы, смотрю — не шутите, но и я не из робких». — И, сжав зубы, Савва Николаевич, хватаясь за стены и почти прижимаясь к ним, протащился внутрь монастыря. Медленно, шаг за шагом, по ведущей вверх дорожке он дошел до ворот храма, схватился за ручку огромной двери, с трудом открыл врата, преодолевая сопротивление ветра, и, наконец, оказался внутри.
Передохнув в небольшом тамбуре и приведя себя в порядок Савва Николаевич вошел в храм. Там было пусто и тихо, но бесновавшийся вокруг ветер шумел и гудел в каких-то невидимых глазом щелях, в оконных створках и дверях.
Седая, в черном платочке монашенка сидела за церковными книгами и что-то читала из молитвенника, шевеля губами.
— Мне две свечки, — попросил Савва Николаевич.
Женщина взглянула на Савву Николаевича.
— Возьмите сами, деньги вот туда положите. — И она показала на тарелку рядом со свечами.
Савва Николаевич достал крупную купюру, выбрал две самые дешевые восковые свечки. Он не любил толстые и сальные свечки, от которых во время горения пахло угаром, и к тому же считал, что не цена определяет веру, а сам человек.
— Сдача нужна? — тихо проговорила монашка за прилавком, не выпуская молитвенник из рук.
— Нет…
— Спасибо, и храни вас Бог! — Она перекрестила Савву Николаевича в спину, когда он повернулся и вошел в церковь.
Полумрак, тишину и благодать ощутил Савва Николаевич. Он сразу почувствовал себя ребенком, плывущим по тихой теплой летней речке… Слезы сами по себе появились на его щеках. Он подошел к своей любимой иконе Божьей Матери, зажег свечку и поставил ее на подставку под иконой. Савва Николаевич был крещеным, но никогда не крестился, лишь склонял голову в знак признания. Но тут рука как бы сама по себе осенила Савву Николаевича крестом. Он перекрестился невольно, сам этого не замечая. И чудо! Бушевавший ветер, черные тучи в ту же секунду куда-то исчезли. Исчезли тоска и боль из груди Саввы Николаевича. Он почувствовал себя легко и свободно, словно рядом за его спиной стоит любимая бабушка Таня.
— Божья Матерь, спасибо тебе. Я так мучился, не знал, как поступить. Столько лет я учился, работал. Устал, выдохся, чувствую, что на пределе мои силы. Я всего себя отдал делу, людям, семье, близким и родным. О себе никогда не думал. Считал, что меня хватит не на одну жизнь. И вот стою перед тобой и прошу помощи: помоги мне, дай сил еще лет десять-пятнадцать поработать. Внуков воспитать, дела доделать, науку российскую не дать похоронить. Дел много, а времени нет.
И он еще долго-долго шептал свои сокровенные мысли Божьей Матери. А та смотрела с иконы на него с такой любовью и материнской теплотой, как на своего собственного ребенка.
Потом он подошел к большущей иконе Иисуса Христа и там, у его ног поставил свечку за упокой своих родных: «Отец, мать, братья, сестра, бабушки и дедушки, тети, все, кто меня знал и ушел в мир иной, я стою перед вами и прошу прощения и понимания. Прощения за то, что редко хожу в церковь и поминаю вас, хотя в сердце моем вы всегда и везде, а понимания… Завтра у меня трудный день — шестидесятипятилетие, может быть, последний рубеж перед приходом к вам… Не знаю, слышите ли вы меня, но хочется, чтобы вы тоже были рядом со мной. Мне не страшно. Главное, что нужно сделать человеку, я сделал, и деревья посадил, и сына с дочкой вырастил, и трое внуков появились, и дом у меня имеется. Но, наверное, этого мало для полного счастья, да и бывает ли оно полным. Одинок я, бабушка Таня, одинок, как и в детстве. Нет у меня надежных помощников и последователей по жизни, по науке. Дети — они сами по себе, друзья куда-то подевались. Перезваниваемся или когда кому-либо трудно, обратятся. Сам, наверное, виноват. За работой, за заботами о доме растерял их… Ладно, не буду больше о грустном. Внуки растут, похожи на вас, Мартыновых, и это главное. Спасибо вам за то, что жизнь мне дали, берегли меня, мою семью…»
