Наталья Павлищева - Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом
— А надо было? — повернулся к Мальфрид князь.
Та, с трудом сдерживая довольную улыбку, скромно протянула:
— Золотник только…
— Ах! — всплеснул руками лекарь. — Это же почти в десять раз разница!
С лица князя еще не сошла улыбка, но он все же поинтересовался:
— Ты кому состав говорила?
— Как кому?
— Ну, кому из боярынь рассказала, сколько чего надо?
— Да никому, — пожала плечами Мальфрид, — самой княгине на ушко и сказала, чтоб другие не слышали.
И снова терем потряс хохот князя. Он решил, что Анна сама увеличила количество помета, чтобы отбелить лицо скорее. Мальфрид уехала обратно, все также довольно улыбаясь, а Владимир долго еще не мог поцеловать свою жену не столько потому, что лицо было красно и сильно болело, но и потому, что, оказавшись рядом, живо представлял фунт голубиного помета на ее щеках.
Боярин Старой постарался скорее увезти свою супругу подальше, чтобы еще чего не насоветовала.
* * *По весенней воде в Киев на торжище прибывают ладьи отовсюду, в том числе и из вятичских земель, не так давно взятых твердой рукой князя Святослава. Привезли и дань, и то, чем поторговать можно.
Парням, что идут на торг впервые, все любо и интересно.
Много раз водивший вятичские ладьи на киевский торг Хотей постарался встать чуть в стороне. Лучше спины погнуть да притащить, что надо, издалека, чем в этом шуме и гаме быть весь день. Пристали к берегу почти на краю, подальше от Почайны, чтобы ее вода не тащила лодьи по течению. Парням долго разглядывать торг в первый день не пришлось, Хотей быстро разыскал данника, что скору переписывал, привел его к костру, который разожгли вятичи у своих лодей, усадил, угостил, подарил связку вевериц, чтоб был снисходительней. Тот быстро все пересчитал, выправил виру, что дань с племени уплачена, велел тащить к княжьим кладовым, а сам отправился прятать свою скору. Хотей взял с собой четверых, в том числе и Власка. Они подняли на плечи огромные тюки со шкурками и потопали на княжий двор. Там еще один приставленный все пересчитал, сверил с вирой и объявил, что не хватает двух десятков шкурок. Вятичи возмутились, а Хотей отвел хитреца в сторону, что-то говорил, показывая рукой на сложенные тюки, тот сначала отрицательно качал головой, потом кивнул. Вятич позвал к себе Власка, дал в руки связку вевериц и велел идти за киевлянином, куда скажет.
Пока остальные распаковывали тюки и разбирали скору по кладовым, вятич отправился со смотрящим подальше от княжьего двора. Шел, стараясь не глазеть по сторонам, все боялся, что рот раззявит и потеряется. Было от чего, народ вокруг шумел и сновал туда-сюда, слышался говор и смех. Девушки, одна другой краше и разряженней, вовсю завлекали симпатичного парня, но тот молча топал за киевлянином. Наконец, они пришли к какому-то двору, гораздо меньше княжьего и беднее его, но тоже со столбовыми воротами, за тыном, какой не каждая вятичская весь имеет. Киевлянин постучал ногой в закрытые ворота, там зло отозвался пес. Ждать пришлось довольно долго, потом калитка сбоку от ворот слегка приоткрылась, в нее выглянуло заспанное лицо румяной глуповатого вида девки. Киевлянин потребовал:
— Стрыя покличь!
Девка для начала переспросила:
— Чево?
— Стрыя, говорю, зови!
— А-а… — протянула соня, и было непонятно, осознала ли она, что требуют. Вряд ли, но со двора уже доносился грубый мужской голос:
— Кого там несет?!
Киевлянин сразу стал очень ласковым, точно это не он только что грубо говорил с девкой.
— Стрый, это я, Никоня…
Калитка распахнулась, за ней стоял, видно, еще не проснувшийся после вчерашней попойки огромный волосатый мужик. Он вперился взглядом сначала в киевлянина, потом во Власка, потом снова в первого и протянул:
— А-а… чего надо?
— Дык… скору принес.
Мужик немного подумал, потом хлопнул любопытствующую девку огромной ладонью по заду, от чего та чуть не упала, и велел Никоне:
— Проходи!
Но дальше забора пройти не удалось. На цепи толщиной с руку по двору мотался огромный пес, из его рта от злости капала слюна, а голос даже чуть охрип. Хозяин пошел к крыльцу, не обращая внимания на собаку. Киевлянин и Власко остановились, не решаясь сделать шагу. Девка что-то сказала мужику, тот обернулся и довольно расхохотался:
— Чего стоите? Он не сожрет, ну разве маленько потреплет за зады!
Власко вдруг взяла злость, почему он должен вот так дрожать перед хозяйским псом?! Вятич никогда бы не позволил псу подать голос на гостя, тем более пришедшего с дарами. Он решительно скинул тюк с плеч под ноги Никоне:
— Ну я пошел!
— Куда?! — возмутился тот.
— Я псов дразнить не нанимался!
Уже за воротами Власко услышал хохот хозяина двора и невнятный лепет киевлянина. Только тут парень задумался, куда теперь идти, пока добирались сюда, старался по сторонам не смотреть, не думал, как станет возвращаться, а теперь стоял столбом, крутя головой по сторонам. Его кто-то легонько толкнул сзади, раздался насмешливый мужской голос:
— Эй, блажной, чего встал? Потерялся?
Вятич оглянулся:
— Мне на торг надо. Куда идти?
Дружинник усмехнулся:
— А ты прислушайся, торг весь день с любой улицы слышно.
И впрямь немолчный шум торга доносился и ко двору, перед которым стоял Власко. Благодарно кивнув, парень зашагал на шум. Добрался не скоро, пришлось поплутать и даже отбиваться от собак.
Хотей сурово поинтересовался:
— Ты где так долго?!
— Сам же отправил! — незлобиво огрызнулся Власко. Спорить не хотелось, он уже устал от непривычного многолюдья, гомона и толчеи. И как люди могут в этом Киеве жить?
На третий день увидели князя. Тот откуда-то возвращался. На торге враз зашумели, засуетились, отводя свои лодьи в сторону и освобождая место для трех княжеских. Вятичи во все глаза смотрели на богато одетых людей, спускавшихся по брошенным сходням на берег. И объяснять не надо, который из них князь, по тому, как радостно приветствовали кияне высокого человека в красном расшитом златом корзно, Власко понял, что это и есть Владимир. Хотей усмехнулся:
— И впрямь Красно Солнышко!
— Кто? — подивился Власко.
— Да князь же! Князя Красным Солнышком прозвали, — пояснил старший и, видя непонимающий взгляд парня, пояснил, — за красоту и ласковость.
Почему-то именно это прозвание князя Власку запомнилось прежде всего. А еще то, как кияне приветствовали княгиню. Ее вятичи увидели на следующий день после встречи с князем. Если самого Владимира приветствовали радостно, то его цесаревну настороженно и чуть насмешливо. Богато одетую невысокую женщину не сразу и разглядишь среди множества окружавших, также богато разряженных людей. Княгиня Власку не понравилась совсем, бледная, худая, точно выморенная какой болезнью, с большим животом — на сносях, видно, она хоронилась за спинами сопровождавших, боясь глянуть в толпу. Вятич вполголоса заметил:
— Не тянет против князя-то…, хилая…
На него рыкнул кто-то из близстоявших:
— Поговори еще!
Власко язык прикусил, но мнения о княгине не изменил. И чего же князь красивую не мог найти? Всезнающий Хотей на такой вопрос огрызнулся:
— Ты, Власко, рот на замке держи, ляпнешь чего сдуру, расхлебывай потом. Княгиня родовитая, она нынешних византийских императоров сестра и сама императорская дочь.
Парень вздохнул, никакая родовитость не исправит обличье, коли некрасива, так и в царевнах некрасива. А какая холопка и на скотном дворе в старой рубашонке так хороша, что глаз не оторвешь. Власку стало жаль князя, вынужденного жениться на дурнушке. Но Хотей не согласился:
— С лица воды не пить, а у нее, говорят, душа мягкая да ласковая…
— А-а… — согласился вятич, но остался при своем.
* * *Рогнеда улыбаясь спешила в свою келью. Ее пришла навестить дочь — княжна Предслава. Конечно, не одна, при ней мамка Вятична, что следит, чтоб маленькая княжна была всегда сыта, опрятно одета и не наделала глупостей. Девочка смышленая, знает буквицы, умеет складывать слова, уверенно считает быстрым счетом.
Мать с радостью прижала дочку к груди, видела ее редко, каждой встречи ждала с нетерпением. Предслава очень вытянулась за последние месяцы и продолжает расти, оттого почти долговязая, пока нескладная, острые коленки, острые локти, тонкая шея. А еще большой рот и огромные глаза под пушистыми темными ресницами. Но внимательный взгляд легко заметит, что дочь будет очень похожа на свою красавицу-мать. Лебеди сначала тоже не слишком красивы, маленький лебеденок супротив курчонка куда как уродлив, но пройдет время и станет красавцем, а цыпленок превратится в толстую наседку. Так и княжна, пока голенаста, но сквозь детские черты уже проглядывает обличье будущей красавицы.
