Андрей Посняков - Разбойный приказ
– А ты – на заднем дворе карауль, у дальней калиточки.
Парни поклонились, разошлись, а Онисим, немного постояв у крыльца, направился к амбару. Подошел, пнул ногою ворота.
– Спишь, змей? Ну-ну, спи, недолго осталось.
– Как знать, как знать, – откликнулся из амбара Митька. – Зато я-то пожил, а ты-то, шпынь, считай что и нет!
Онисим оскорбился:
– Ты кого шпынем обозвал, пес?
– От пса слышу!
А дальше Митька пошел крыть такими гнусными словесами, что Онисим даже покраснел, – до того уж изощренной оказалась ругань. Дальше – больше. Всласть изругав Онисима, Митька перешел к обсуждению его личных качеств, а затем стал расписывать свои любовные встречи с Гунявой Мулькой, постоянно напирая на никчемность и любовную несостоятельность Жилы. Вот этого-то Онисим никак не мог стерпеть! Тем более что Митька упомянул Мульку, которая, скрывать нечего, вряд ли была довольна Жилой.
– Ах ты, ах ты ж псина! – Онисим едва не захлебывался слюною от гнева. – Ну, погоди, погоди… Сейчас, сейчас я с тобой то сделаю, что Акулин Блудливы Очи с отроками проделывает! Жди, пес…
Митька и в самом деле ждал – притаился в углу, у самого входа, приготовился, сжал кулаки… И с ходу изменил задуманную было тактику, едва только услышал, как Онисим кого-то позвал. Ах, сволочуга, не решился-таки один на один. Это худо. Но вполне поправимо.
Когда пылающий праведным гневом Онисим распахнул ворота, Митька, скорчившись, лежал в дальнем углу.
– Ишь, – Онисим обернулся к шедшему за ним парню, – разлегся, змей. А ну, вставай, морда поганая!
Кого Митьке было немного жаль, так это бабкиного холопа, дюжего, но вполне добродушного на вид парня. Да-а… жаль, что он слишком здоровый, это для него сейчас не очень хорошо. Ну да теперь не до жалости.
Словно поддавшись словам Онисима, Митька дождался, когда сторожа подойдут ближе, и резко, слово разжавшаяся пружина, вскочил на ноги и головой боднул Онисима в подбородок. И тут же прямо сразу ударил холопа в кадык костяшками пальцев – так, как показывал Прошка. Пусть подлый прием, да больше сейчас никак! Холоп захрипел, скрючился… Митька стрелой бросился мимо и, захлопнув ворота, всадил в пазы тяжелый засов. Сердце радостно билось – успел, успел, помогла Богородица Тихвинская!
А в амбаре орали, били ногами в ворота пришедшие в себя сторожа. Митька не стал долго раздумывать, действовал, не теряя набранной скорости – от нее, родимой, сейчас все и зависело. Некогда было искать яму с Мулькой – наверняка на усадьбе и еще кто-то есть, кроме тех, что заперты в амбаре, сейчас услышат крики, прибегут, кинутся… Значит, бежать! И бежать как можно быстрее – что Митька сейчас и делал, вынырнув из усадьбы сквозь маленькую калиточку на заднем дворе – бежал так, что только пятки сверкали. Еще бы – ведь от этого зависела жизнь, и не только его самого.
Второй холоп, прохаживающийся у самых ворот, почти сразу же услыхал подозрительный шум и, удивленно пожав плечами, заглянул на задний двор, сразу определив, что кричали из амбара. Неужели это пленный хныкающий шпынь этак вот разорался? Парень подошел к амбару:
– Эй! Почто орешь, пес?!
– Открывай, Мишка! – обрадованно заголосили изнутри. – То мы…
– Кто это «мы»? – подозрительно поинтересовался холоп.
– Онисим с Евстафием.
Надо признать, Мишка не раздумывал долго. Быстро сообразив что к чему, распахнул ворота.
– Где он? – сверкал глазами Онисим. – Через ворота не пробегал?
– Нет.
– Значит, через калитку ушел, гад! Евстафий, скорей в погоню!
Евстафия не надо было упрашивать – он давно пылал конфузливо-праведным гневом. Это ж надо, какой-то стручок его, не самого слабого на усадьбе парня…
– Ух, разорву шпыня!
Выбегая из калитки, Евстафий прихватил старую, давно валявшуюся в траве оглоблю.
– Р-разорву-у-у!
Выбежав из усадьбы, Онисим остановился, задумался: куда бежать-то? А куда направится беглец? Ясно, к посаду, тут и раздумывать особо нечего, дорожек-то других нет.
– Бежим, Евстафий, бежим! Ужо шпыня словим!
Удобно устроившись на ветке корявой сосны, Митька с большим интересом наблюдал, как, поднимая пыль, несутся по дороге к посаду двое незадачливых сторожей. Онисим что-то возбужденно кричал, а здоровенный холоп угрожающе размахивал над головою оглоблей. Интересно, кого хотел напугать?
– Ну, бегите, бегите, парни. – Усмехнувшись, отрок слез с дерева и направился к реке прямо некошеным лугом. Со стороны посада послышался малиновый колокольный звон.
Выйдя на крутой берег, Митька остановился, скинул одежку и, прежде чем броситься в реку, перекрестился:
– Благодарствую, матушка Богородица Тихвинская. Помогла!
Глава 18.
Тихвинская (продолжение)
Несмотря на это, они хитрее, нежели можно думать…
Дж. Флетчер. О государстве РусскомИван изобразил на лице улыбку:
– Анемподист?! Вот не ждал. Рад, рад, проходи в горницу.
– И я рад, – монах рассмеялся вполне дружелюбно, но в светлых, каких-то рыбьих глазах его застыла лютая злоба.
– Что ж ты, – Иван повернул к лестнице, – никак в книжники подался?
Анемподист хмыкнул:
– Не для себя стараюсь, для приятеля старого. Скоро вот в Новгород ехать – хочу подарок сделать. Он, приятель-то, зело как до немецких книжек охоч. Аристарх-чернец сказывал, ты хотел книжку одну продать, как ее, позабыл?
– «Пантагрюэль», – впуская тонника в горницу, напомнил Иван. – То не моя книжица, Митьки-отрока, да ты его знаешь и книжицу, верно, видал. Обожженная вся.
– Обожженная? Да, видал у Митьки такую… – В глазах чернеца на миг промелькнуло сожаление.
Ага, отметил про себя Иван, знать, ты про книжку не так давно прознал что-то такое важное, что она вдруг тебе понадобилась. Раньше-то сколько возможностей имел выкрасть – и ничего. Знать, и не нужна была. А вот теперь… Учитывая предупреждение Паисия, с тонником следовало быть очень осторожным. Во-первых, потянуть время, не дать ему понять, что книга здесь, в заплечной суме.
– Да, Митька давно книжицу ту продать хочет. – Небрежно бросив суму под лавку, Иван сел и предложил усаживаться гостю. – Коль в цене сойдетесь – продаст.
– А сколько он хочет? – немедленно поинтересовался монах.
– Гм… – Юноша взъерошил затылок. – Думаю, с полтину – уж точно!
– Полтину?! – Анемподист покачал головой. – Дороговато…
– Так и книжица недешевая…
– Но, сам же сказал, обгорелая! Ее еще в порядок привести надо. Эх, кабы не приятель старинный, ни за что б не купил… Ну, думаю, с Митькой и поторговаться можно. Книжица здесь? Митька ведь тоже здесь живет.
– Нет, – широко улыбнулся Иван, а дальше почти не соврал. – Отец Паисий, старец судебный, взял почитать. Завтра к вечеру обещал принести.
– К вечеру, вот как? – Монах поиграл желваками, бледное лицо его выглядело осунувшимся и усталым.
– Да, к вечеру, – Иван повторил.
– К вечеру меня не устраивает, – не раздумывая, решительно заявил тонник. Судя по всему, люди Паисия наступали ему на хвост, и шпион и в самом деле не мог ждать ни дня. Но зачем, черт побери, ему книга?! Что в ней такого написано?
Иванку внезапно осенило: он вспомнил убитого шведа, кажется, Юхана, который тоже интересовался «Пантагрюэлем». Может, именно из-за этой книги он и был убит? Скажем, тем же тонником, шпионом. Почему бы и нет? Анемподиста, спору нет, отпускать сейчас никак нельзя, ишь как глазами зыркает, наверняка почуял слежку и не поедет он ни в какой Новгород – уберется в Стокгольм со всеми сведениями: и о северных русских крепостях, и о пушечном наряде Богородичного монастыря, и о многом другом, тайном, что в случае войны может очень сильно помочь шведскому войску. Нельзя отпускать шпиона, нельзя. Вообще, лучше б его захватить, связать да послать слугу за Паисием.
– Вот что, – Иванко поднялся с лавки. – Коли так уж тебе нужна книжица, обожди малость – сейчас пошлю к Паисию служку, пусть принесет.
– К Паисию?! Служку? – возбужденно перебил тонник. – Нет-нет, не надо. Я не доверяю слугам. Давай лучше сходим вместе.
– Вместе? – Юноша не почувствовал в предложении чернеца ничего особенно угрожающего. – Что ж, пойдем… Только, э… не на ночь же глядя? Обождем до утра. Сейчас велю принести…
Иванко повернулся к двери.
– Сидеть! – повелительно приказал тонник.
Иван обернулся и увидел направленный на себя ствол пистоля!
– Ты чего это, Анем…
– Хватит играть в прятки! – жестко усмехнулся шпион. – Думаешь, я не догадываюсь, о чем ты говорил с Паисием в его келье? И даже знаю, о ком и что написал!
Однако! Юноша не смог скрыть удивления. Это что же, выходит, в монастыре имеется еще один соглядатай?! Или даже несколько?! И это не простой монах, а вхожий в высшие круги обители.
