Татьяна Осипцова - Ретт Батлер. Вычеркнутые годы
– Хорошо, я постараюсь. Можно задать вам вопрос, Скарлетт? Почему только один ребенок? Мне кажется, мы с вами не так молоды…
Скарлетт закусила губу и вздохнула:
– Наверное, мне надо все тебе рассказать.
– Все?..
– Нашу историю.
– Она длинная?
– Очень. Больше двадцати лет.
– Ого! Должно быть, рассказ будет долгим.
– Может, пройдем в библиотеку?
– Как вам угодно.
В библиотеке Ретт расположился в одном из кресел, Скарлетт присела наискосок от него и предложила:
– Не хочешь ли сигару?
– Сигару?
– Да, ты ведь и полдня не мог без сигары прожить. Я специально купила твои любимые.
Она достала с полки шкатулку с гаванами и гильотину. Сама отрезала кончик и подала сигару Ретту. Движением, которое она так хорошо помнила, он привычно чиркнул спичкой и поднес ее к кончику сигары. Когда он затянулся, на лице его отразилось блаженное удовольствие человека, который получил то, о чем долго мечтал.
– Как давно я не курил…
– Наверное, больше полутора лет, – пожала плечами Скарлетт.
Выпустив струю ароматного дыма, Ретт заговорил:
– В моем пиджаке чудом оказался кожаный футляр. Кроме него и ножа ничего не осталось. Футляр сохранил сигарный запах. Вдыхать его было мучительно, и я отдал футляр негритятам вместо игрушки.
– Ты всегда любил детей…
– Правда? Значит это во мне осталось.
– Как ты жил там?
– Просто жил, и все.
– Расскажи, если тебе не тяжело вспоминать, – попросила Скарлетт. – Я ведь знаю совсем немного, только со слов Уильяма.
Перед тем как начать рассказ, Ретт сделал еще одну затяжку, выдохнул и помахал рукой, разгоняя дым.
– Меня подобрали возле какого-то ручья охотники из племени къхара-кхой. Я был без сознания и рядом лежал леопард, которого я убил. Видимо, во время схватки мы с ним упали с обрыва. Я этого не помню, мне потом рассказали. На голове у меня была глубокая рана. Остался шрам, – он невольно поднес руку к затылку.
– Можно посмотреть?
Скарлетт встала со своего кресла, подошла сзади и приподняла сильно поседевшие волосы. Под ними открылся страшный, с неровными краями шрам. Она осторожно коснулась его пальцем, почувствовала углубление, будто кости под розовой кожей не было. Сердце переполнилось состраданием и любовью, и Скарлетт не выдержала, склонилась к его голове и поцеловала. Он вздрогнул и отстранился. Сглотнув подступившие слезы, она вернулась в свое кресло.
– А что было дальше? – поинтересовалась она после небольшой паузы.
– Охотники отнесли меня в свой поселок. Это крааль в саванне, в нем около двадцати плетеных хижин, формой напоминающих разрезанный пополам мяч. Батча – шаман племени – утверждал, что ему удалось отогнать смерть, и еще он лечил меня какими-то травами. Раны зажили, а память не вернулась. Как будто я появился на свет уже взрослым человеком, но без прошлого. Кстати, сколько мне лет?
– Пятьдесят пять.
– Надо же…
Он умолк на некоторое время, затем вздохнул и продолжил:
– Я все время мучился вопросом – кто я, откуда? Кое-что всплывало в памяти, но будто картинки из книги, и все это было не про меня. Я долго лежал в хижине Гдитхи. Она и ее сын Чхата ухаживали за мной, а малышка Бортхи – ей было чуть больше года – развлекала своими детскими играми. Наконец нога зажила, и я смог выходить из хижины.
– Правая нога?
– Вы заметили?
Скарлетт кивнула.
– Чака, вождь племени, дал понять, что не держит меня, и я могу уйти. Но я не знал – куда и к кому. Я понятия не имел, где искать людей, похожих на меня цветом кожи. Моим миром стал поселок африканских дикарей. Другого я не знал. Я даже не подозревал, что я американец.
На лице Скарлетт читалось страдание, которое она испытывала вместе с ним, сердцем ощущая его неприкаянность. Ретт заметил это и слегка улыбнулся, будто извиняясь, что заставляет ее переживать.
– А что было потом?
– Ничего особенного. Жизнь с туземцами, состоящая, в сущности, из добывания пищи. Из-за хромоты я не ходил на охоту, мне доверили пасти стадо буйволов вместе с подростками и еще сопровождать женщин в походах за водой.
– И так ты прожил полтора года?
– Да.
С минуту Скарлетт обдумывала услышанное и вдруг спросила:
– А где ты жил, кто готовил еду для тебя?
– Гдитхи.
Догадка, будто стрела, пронзила сердце, и в ужасе она воскликнула:
– Ты спал с ней?.. С негритянкой, дикаркой? Матерь божья!.. Как ты мог?..
Ретт смутился, но помолчав немного, пояснил:
– Если говорить о цвете кожи – то выбора у меня не было. А если вы о том, что я нарушил клятву верности вам – то я не помню, как давал ее.
Он говорил абсолютно искренне, но Скарлетт, униженная до последней степени, оскорбленная, не удержалась от злого сарказма:
– Вот это как раз очень похоже на тебя: забыть о том, что женат!
В бешенстве она вскочила с места и торопливо покинула библиотеку.
Ретт проводил ее удивленным взглядом, вновь раскурил сигару и глубоко задумался.
У себя в спальне Скарлетт дала волю слезам.
Боже милостивый! Как он мог! С негритянкой… Впрочем, возможно, это не первая негритянка в его жизни – в борделях издавна водились цветные девки. Вероятно, мужской натуре не претит связаться с черной женщиной!
В довоенные времена на некоторых плантациях можно было увидеть ребятишек с кожей светлее, чем у их матери-рабыни. И хозяйки имений предпочитали не замечать этого, не думать о том, что среди рабов есть единокровные братья и сестры их собственных детей. Они смирились с тем, что большинство мужчин ведут себя как животные – им все равно, с кем удовлетворить похоть.
Женщины не такие, подумала Скарлетт. Она не знала случая, чтобы белая женщина добровольно сошлась с негром. Зато была наслышана о судах Линча, которые учиняли над черными насильниками. И сам Ретт пристрелил ниггера за неуважительное отношение к белой женщине.
Утирая глаза, Скарлетт ревниво шептала:
– Грязная негритянка, да еще к тому же дикарка! И он спал с ней полтора года!
И тут ей пришло в голову, что глупо ревновать к черной. Было бы намного хуже, если бы все то время, пока она считала его пропавшим, Ретт спал с белой женщиной. Потому что спать с черной – это куда ни шло. Ведь полюбить ее он не мог!..
«И, в конце концов, – подумала она, – я не вправе винить Ретта. Ведь и я не была верна ему. Пусть невольно, считая себя вдовой, и все-таки…»
Немного успокоившись, Скарлетт более трезво оценила то, что узнала от мужа.
Он не виноват. То есть он был бы виноват, если бы это был прежний Ретт. Но он даже не знал, что его имя Ретт Батлер. Он забыл, что любит свою жену.
И это страшнее всего… Вместе с памятью он потерял любовь к ней.
Глава 26
На следующий день Уильям Дэвис уезжал в Нью-Йорк. Ретт вызвался проводить его до поезда, Кэт увязалась за ним. Не прошло и десяти минут, как Скарлетт доложили, что пришел с визитом Эдвард Дуглас.
– Жаль, что мистера Батлера нет, – посетовал с порога Эдвард, при этом взгляд его, устремленный на Скарлетт, говорил об обратном. – Придется мне заехать еще раз.
– Не стоит, – поторопилась ответить Скарлетт, отводя глаза. – Ретт еще не готов заниматься делами. Поэтому вы, как прежде, представляйте отчеты мне. Письменные отчеты.
– Вы делаете это специально, Скарлетт? – немного помолчав, спросил Дуглас.
– Что? – будто не поняла она.
– Вы не хотите, чтобы я появлялся в этом доме? Вы опасаетесь, что своим поведением я выдам себя, дам понять вашему мужу, что люблю вас…
– Оставьте, Эдвард, – оборвала она. – Забудьте о том, что было между нами.
– Как я могу забыть?
Дуглас приблизился к ней, взял за руку, но она решительно выдернула ее.
– Не забывайтесь. Вы в моем доме, здесь полно слуг и муж может появиться в любую минуту.
Она отвернулась. Дуглас зашел сбоку, пытаясь поймать ее взгляд.
– Вы чем-то подавлены, дорогая? Вас гложет чувство вины?.. Успокойтесь, вы ни в чем не виноваты.
Скарлетт молчала, не желая открывать ему истинную причину своего расстройства.
– Вы должны быть счастливы, Скарлетт, но отчего-то мне кажется, что это не так.
– Нет, что вы, – она постаралась улыбнуться как можно беззаботнее. – Все прекрасно, Эдвард. Как только Ретт будет готов принять вас, я извещу. А сейчас – простите, я срочно должна написать несколько писем.
Он сдержанно откланялся, а Скарлетт осталась размышлять о том, сколько еще раз ей придется выдумывать причины, по которым муж не может принять знакомых.
Сегодня последний бал сезона, и с завтрашнего дня можно ожидать визитов. Всем захочется лично увидеть Ретта. Они станут охать в удивлении, соболезновать, жалеть ее… Они с ума сведут ее своей жалостью! Нет, скорее в Лэндинг!
Она готова была уехать в этот же день, но тут появилась Салли Брютон с известием, что завтра их навестит доктор.
– Это профессор Каролинского университета, он изучает расстройства нервной системы и болезни мозга и считается большим специалистом в этой области. Его посоветовал мой знакомый. Будем надеяться, он сумеет помочь Ретту.
