А. Сахаров (редактор) - Елизавета Петровна
И граф уже ласковее взглянул на молодого офицера, спрашивая:
– Да хочет ли тебя ещё сама Наденька-то?
– Ох, ваше сиятельство! – всплеснув руками, воскликнул Мельников. – Так хочет, так хочет!..
И Миних и Головкин рассмеялись.
– Ну, ин быть по-твоему! – сказал последний. – Разве я могу такому свату, как его высокопревосходительство, отказать? Только придётся вам со свадьбой обождать; оба вы ещё молоды, да и спешить некуда! Сначала покажи, что ты за человек!.. Да приходи к нам сегодня обедать! – уже совсем ласково кинул он.
Итак, приходилось ждать. Но это не пугало ни Мельникова, ни тоненькой, вертлявой, кокетливой Наденьки. Они были довольны и тем, что одна только ночь сделала возможным к утру то, что ещё с вечера казалось неосуществимым, и надеялись, что впереди им предстоит ещё много таких же счастливых неожиданностей… Они были молоды, могли ждать… Будущее представлялось им ровным, светлым, счастливым – то самое будущее, которое так трагически, так предательски обмануло их ожидания.
VII
«ЛОВИСЬ, РЫБКА, БОЛЬШАЯ И МАЛЕНЬКАЯ»
Ванька Каин был немало сконфужен, когда преследуемый им купец внезапно исчез, словно растворился в сгущавшемся тумане. Он кидался с перекрёстка по всем четырём направлениям, спрашивал прохожих и будочников, не видал ли кто-нибудь купца, но все отвечали, что им не попадались навстречу пешеходы. Наконец попался солдат, который мог дать необходимые разъяснения, так как видел, что высокий мужчина с коробом за плечами проехал, уцепившись за задок крытых саней. Это хоть объяснило Каину, как удалось скрыться преследуемому, но куда он скрылся – так и осталось загадкой.
Обескураженный неудачей, постигшей его на первых же шагах петербургской деятельности, Ванька закатился в кабак и жестоко пропьянствовал там чуть не до утра. Но на следующий день всё-таки пришлось идти с докладом к Кривому…
Каин ждал насмешек, упрёков, но Семён, казавшийся в этот день необыкновенно озабоченным, принял известие об исчезновении преследуемого совершенно спокойно.
– Сегодня мне некогда с тобой говорить, – сказал он, подумав немного. – У нас случились большие перемены, и хлопот у меня полон рот То, что ты рассказал, наводит меня на мысль… Но об этом потом, теперь некогда. Пока прощай, приходи дня через три, у меня для тебя будет кое-что приятное: сразу, брат, сможешь барином стать!
Ванька стал уходить, рассыпаясь в выражениях благодарности.
Однако Кривой вернул его от порога.
– Да, кстати! – сказал он. – Твоя Милитриса Кирбитьевна готова, «владей, Фаддей, своей кривой Маланьей!»
– Как готова? – с испугом крикнул Ванька. – Да уж не очень ли отделали её твои молодцы?
– И пальцем даже не тронули, – улыбнулся Кривой. – Я просто заставил её посидеть да посмотреть, как других пытали. Теперь вот что: есть у тебя поп, который вас без дальних слов окрутит?
– Нет, ведь я в Питере – человек новый…
– Ну так вот тебе записка к отцу Василию на Выборгскую у Сампсония. Сходи к нему сейчас же, сговорись да и бери свою Алёну прямо к венцу – иначе я её не выпущу. Жена на мужа доносить не пойдёт…
– Да согласится ли ещё она? – спросил Ванька, который на первых порах никак не мог освоиться с нежданной радостью.
– Не беспокойся! – с тонкой улыбкой ответил Кривой. – Чтобы отсюда выйти, твоя красавица даже за самого чёрта лысого замуж пойдёт, а ты, хоть и немногим, да всё же лучше чёрта… Ну ступай, ступай, нечего время зря терять!
Кривой был прав. Когда Ванька, слетав на Выборгскую и столковавшись с попом, вернулся обратно к Кривому, его провели в маленькую комнату, где содержалась Алёна. Увидев входившего Ваньку, Трифонова чуть ума не лишилась от радости и с воем кинулась ему на шею: после виденных ею ужасов бедной женщине действительно было слаще выйти замуж хоть за чёрта, только бы не оставаться в этой мучительной неизвестности среди вечных стонов, хруста ломаемых костей, свиста плетей и рыданий, доносившихся из пыточной камеры. Таким образом Ванька Каин стал обладателем желанного тела и ещё более желанного капитала Алёны.
Неделя медового месяца пролетела для новобрачного быстро и упоительно. Алёна была покорна, покладиста и, казалось, спешила ловить на лету малейшее желание мужа. Но по мере того, как душа молодой женщины отходила от ужаса виденного и того, что могло ожидать её, в ней медленно, но упорно стала нарастать какая-то двойственная работа. Алёна понимала, что достаточно было желания Ваньки – и она очутилась на пороге мучительной смерти, что достаточно было одного знака его руки – и все ужасы пролетели мимо, словно тяжёлый сон. Это внушало ей священный трепет к мужу, уважение, преклонение, почти обожание, в котором явно нарастала непреодолимая ненависть. Так – ненавидя – обожать должен был бы легендарный Фауст дьявола, во власть которого он волей судеб попал душой и телом.
Женщины инстинктивно хитры, инстинктивно дипломатичны. Алёна открыто показывала своё уважение к мужу, но нараставшую ненависть прятала глубоко и искусно. И Ванька радостно потирал руки, благодаря судьбу за доставшийся ему клад.
Но восторги первой недели любви не заставили молодожёна потерять голову и забыть о деле, а потому в назначенные день и час он в точности и аккурат явился к поджидавшему его Кривому.
– А, молодожён! – весело приветствовал сообщника Семён. – Ну что, блаженствуешь?
– Да, уж так я тебе, Семён Никанорович, благодарен, что и сказать не могу! – ответил Ванька.
– Ну-ну, это тебе от меня маленький задаточек за службу, которой я от тебя ожидаю. Только вот что, брат: ежели у тебя брачный хмель всё ещё из головы не вышел, то лучше ступай ещё на недельку к жене, а то у меня дела серьёзные, и к ним надо с полным вниманием относиться!
– Да что ты, Семён Никанорович? – даже обиделся Ванька. – Разве я не знаю? Делу время, потехе час!
– Тогда садись да слушай! Прежде всего должен тебя предупредить, что всё мною сказанное должно почитаться великой тайной. Ты меня знаешь и обо мне слышал: не такой я человек, чтобы пускать слова на ветер. Если ты только подумаешь нарушить мой запрет и если у тебя хоть в мыслях промелькнёт предательство – тут тебе и конец!
– Да что это тебе в голову пришло, Семён Никанорович?
– Молчи и не перебивай меня! Начну с теперешнего времени. Ты уже знаешь, что регент свергнут и у власти стали родители малолетнего императора. К принцу Брауншвейгскому я очень вхож; это – мой благодетель, и я ему предан всей душой. Только он да его жена – люди-то очень беззаботные Я носом чую, что уже давно что-то против императора затевается Иностранные послы заваривают какую-то кашу и интригуют против правительства за царевну Елизавету. Помни, нам теперешнего правительства просто зубами держаться следует, потому что низложат его, и нам с тобой конец. И коли они сами себя не очень-то стерегут, то нам с тобой надо постараться устеречь их. А это – штука нелёгкая. Конечно, царевну Елизавету можно бы силком в монастырь постричь, но тогда наши вороги начнут мутить за её племянника, принца Голштинского, а принц находится сейчас в Швеции, так что нам гораздо удобнее, если царевна Елизавета будет на свободе, чтобы мы могли за ней следить да вовремя предупредить заговор. Вот это-то я тебе и хочу поручить Ты – парень хитрый, осторожный и смелый. Если будешь вести себя умно, то многого добиться сможешь.
– Спасибо тебе, Семён Никанорович!
– Погоди попусту болтать, успеешь поблагодарить, когда будет за что. Ты со мной все эти фигли-мигли брось – меня словами не проведёшь. Лучше слушай хорошенько! По моему поручению ты выслеживал одного молодца и был очень огорчён, когда он от тебя скрылся. Но огорчаться тут пока нечего. Конечно, было бы приятнее доследить его до дома. Но и так мы многое узнали. Раз он от тебя скрылся, значит, у него совесть нечиста. Это – либо тот человек, которого я заподозрил, либо какой-нибудь другой опасный человек. Да только не ошибся я. Словом, мы знаем теперь, что за этим молодцом надо во все глаза смотреть. Второе – ты говоришь, что он около Фонтанки долго крутился, а потом уж исчез. Что это значит? Что дом, в который он шёл, находится в тех краях и преследуемый хотел со следа сбить, чтобы на подозрение не навести. Какой же дом в тех краях? Не один там дом, да живут там всё такие люди, которые не станут против императорской фамилии мутить. Зато там дворец царевны Елизаветы! Не к ней ли пробирался наш молодец? Думаю, что так, а когда ты узнаешь, кто это такой, и сам со мной согласишься. Я расскажу тебе одну историю, которая была здесь несколько лет тому назад, а ты мотай себе имена на ус – пригодится!
Года два с небольшим тому назад, а то и все три будет, жила на Васильевском острове вдова канцеляриста Пашенная с дочерью Ольгой. У них был жилец, вольнонаёмный сверхштатный подканцелярист сената Пётр Столбин, сын капитана флота Андрея Столбина. Отец умер опороченным, как тать и бунтовщик, – его Бирон сгубил. Сын в отца пошёл – человек он смирный, но горячий и непокорный. Да, забыл тебе сказать, что Пётр Столбин был женихом Оленьки Пашенной.
