Виктор Поротников - Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Неожиданно впереди через дорогу перемахнули какие-то смутные тени, еле различимые во мраке ночи, прозвучали торопливые удаляющиеся шаги.
Анфиска вынула меч из ножен и положила длинный клинок себе на плечо.
Вместе с запахом полыни ветер донес до Анфиски запах крови. Скоро Чернавка различила в темноте на обочине мертвую лошадь, на бугристой равнине справа от дороги белели плащи убитых крестоносцев, лежащих как попало.
«Похоже, еще одна сеча была здесь», – подумала Анфиска. Мул под ней зафыркал, чуя близость хищников, и поскакал резвее.
Вдруг сзади раздался негромкий жалобный вскрик Доминики. Анфиска резко натянула поводья. Она увидела, что подъехавшая к ней Доминика все больше заваливается на шею мула. В боку у Доминики торчала стрела.
– Поддерживай свою госпожу в седле, – приказала Анфиска служанке, – и скачем поскорее отсюда!
Болгарка взяла Доминику за руку, поравнявшись с нею. Чернавка же схватила поводья мула гречанки, потянув его за собой и что есть силы понукая своего.
Они не проехали и ста шагов, когда служанка встревоженным голосом сообщила Анфиске:
– Доминика ранена стрелой! Ей плохо!
«Только что заметила, дуреха!» – со злостью подумала Анфиска. И коротко бросила в ответ:
– Знаю!
Доминике и впрямь делалось все хуже и хуже. Она стонала и жаловалась, что ей трудно дышать. Потом гречанка потеряла сознание и свалилась с мула на землю, несмотря на старания служанки ее поддержать.
Две молодые женщины, спешившись, склонились над упавшей.
– Умерла? – чуть не плача, воскликнула болгарка.
– Жива пока, – ответила Анфиска, осторожно приподнимая гречанку.
– Надо выдернуть стрелу из ее тела, – сказала болгарка.
Анфиска возразила:
– Коль выдернем стрелу из раны, кровь сразу хлынет ручьем, а вместе с кровью уйдут и все силы. Тогда Доминика не то что верхом ехать, даже рукой пошевелить не сможет.
– Что же ей, бедняжке, так и мучиться со стрелой в боку?
– До рассвета потерпит, а как развиднеется, я перевяжу ей рану потуже. Оставлю тебя с Доминикой в каком-нибудь укромном месте, а сама постараюсь догнать крестоносцев, чтобы вернуться за вами с повозкой.
Доминика пришла в себя и попросила пить.
– Нельзя тебе сейчас пить, – сказала Анфиска.
Вдвоем с болгаркой они посадили стонущую Доминику на мула, велев ей крепко держаться за гриву. Двинулись дальше. Болгарка держалась подле гречанки, придерживая ее рукой.
У Доминики начала кружиться голова, ее мучила жажда.
Анфиска велела болгарке сесть на мула Доминики, чтобы поддерживать раненую сзади. Служанка нехотя повиновалась. Вскоре Доминика опять лишилась чувств.
Очнувшись, гречанка уже не просила, но настойчиво требовала воды. У нее начинался жар.
Анфиска свернула с дороги к темнеющим невдалеке деревьям.
Лес встретил беглянок шелестом опадающих листьев и тягучим шумом ветра, запутавшегося в ветвистых кронах дубов и буков.
Анфиска и болгарка нагребли большую кучу сухих листьев, уложив на них Доминику.
– Снимай с себя исподнюю рубашку и рви ее на ленты, – повелела служанке Анфиска.
Сбросив с головы шлем и отстегнув от пояса меч, Чернавка полила себе на руки воды из фляги.
– Анфиса, дай мне напиться, – взмолилась раненая. – Я умираю от жажды.
– Непременно дам, милая, – ласково промолвила Чернавка, – но сначала извлеку из тебя стрелу, чтобы тебе стало легче дышать.
– Не надо, – застонала Доминика. – Я боюсь!
Болгарка расторопно разрывала на ленты свою льняную тунику.
– Все, – закончив, сказала она.
– Иди сюда, – велела ей Анфиска, – будешь помогать мне.
Между тем темнота ночи сменилась призрачной серой мглой: до рассвета оставалось совсем немного.
Болгарка держала Доминику за руки, покуда Анфиска со всеми предосторожностями тянула из раны стрелу. Гречанка пронзительно закричала от боли, вырываясь изо всех сил. Наконец стрела была извлечена, из раны хлынула кровь, и сознание вновь покинуло Доминику.
Болгарка громко зарыдала, решив, что ее госпожа скончалась.
Анфиска прикрикнула на нее:
– Неча причитать, помоги лучше кровь унять. Жива твоя Доминика! Горе мне с вами с обеими!
Две пары заботливых женских рук наложили на рану бесчувственной Доминики тугую повязку, затем укутали раненую плащами, подложив ей под голову свернутую попону.
Видя, что болгарку колотит сильная дрожь, Анфиска насобирала сухих веток и разложила костер.
Над горизонтом показалось солнце, и сразу повеяло теплом.
В лесу пробудились птицы, наполнив тишину своим громким щебетом.
Анфиска сидела у костерка и вертела в руках окровавленную стрелу.
– Не сарацинская стрела, – сказала она. – Кто-то из отставших крестоносцев выстрелил из лука в Доминику, приняв нас в темноте за сельджуков. – Чернавка сунула злополучную стрелу в свой колчан и добавила: – Пригодится, коль на сарацин нарвусь.
Болгарка с невольным восхищением глядела на нее, такую умелую и отважную!
Пожевав хлеба, Анфиска стала собираться в дорогу. Она оставила болгарке свой щит и плащ, подумав, отдала ей и свой засапожный нож. С собой Чернавка взяла меч и лук со стрелами.
– Мне страшно, Анфиса, – призналась служанка, едва сдерживая слезы. – Может, поедем все вместе?
Чернавка отрицательно мотнула головой:
– Не выдержит Доминика верховой езды. От тряски ее рана опять кровоточить начнет, помереть она может от потери крови. Уж лучше ждите меня с подмогой здесь. Ветки сырые в огонь не бросай, чтобы дыма было меньше. Ежели и смогут вас обнаружить нехристи, то лишь по густому дыму. Уразумела?
Болгарка молча кивнула, утирая слезы кулаком.
Анфиска вскочила на своего крепконогого мула, взмахнув рукой на прощанье. Она подстегнула мула пятками и скрылась за кустами дикого ореха. Среди деревьев раза два мелькнул ее блестящий шлем. Треснула в отдалении сухая ветка под копытом мула. И все стихло. Лишь выводила трели какая-то пичуга да потрескивал костер.
Болгарка печально вздохнула и подсела поближе к огню, зябко обняв себя за плечи.
Поначалу Анфиска нещадно погоняла мула. Ей все время казалось, что вот сейчас за следующим холмом, вон за тем перелеском покажется стан крестоносцев. Однако дорога уходила в сиреневую даль, а вокруг по-прежнему не было ни души, если не считать парящего в небе орла. О том, что христианское воинство недавно прошло этим путем, говорили брошенные вещи: ножны от кинжала с изображением крылатого архангела, рваная перчатка, помятый шлем…
В одном месте недалеко от дороги лежали пятеро крестоносцев, утыканные стрелами. У одного из мертвецов не было головы.
Анфиска постояла над телами несчастных и поскакала дальше.
Когда мул выдохся, Чернавка поехала шагом.
Припекало солнце. От влажной земли веяло теплым паром.
По краям от дороги начался лес. Когда лес закончился, взору Анфиски открылись следы недавнего стана у развилки двух дорог.
Чернавка спешилась с бьющимся от волнения сердцем.
Земля хранила отпечатки лошадиных копыт и множества ног. Тут и там виднелись черные пепелища потухших костров, колеи от колес повозок. Даже при беглом осмотре можно было догадаться, что здесь ночевало войско крестоносцев.
Побродив по стану, Анфиска нашла полусожженый белый плащ с красным крестом, сломанную рыцарскую шпору, кусок бахромы, оторванной от попоны рыцарского коня, много окровавленных тряпок…
«Ушли воины Христовы еще до рассвета, – думала Анфиска, щупая пепел кострищ. – Похоже, очень спешили!»
На нее вдруг навалилась усталость и какое-то уныние, будто разом рухнули все ее надежды. Пересилив желание прилечь на ворохе рваных мешков, Анфиска вернулась к пасущемуся на лугу мулу, подобрала волочившиеся по траве поводья и потянула мула за собой.
«Надо спешить и непременно до полудня догнать крестоносцев! – мысленно твердила себе Анфиска. – Некогда отдыхать. Некогда!»
Чернавка еще не села в седло, как вдруг до ее слуха долетел топот копыт. Она глянула на дорогу, и по спине у нее забегали мурашки от страха. Со стороны Дорилея скакали четверо сарацинских всадников.
Сельджуки тоже заметили Анфиску. Двое из них остались на дороге, остановив коней, а два других повернули в ее сторону.
До сельджуков было еще шагов триста, когда Чернавка уже изготовилась к бою. Прячась за мула, она вытащила из седельной сумки лук и наложила стрелу на тетиву. Зазвенела тугая тетива, отправив в полет острую стрелу. Один из приближающихся всадников опрокинулся на круп коня с пробитым горлом. Второй всадник прикрылся круглым щитом и обнажил саблю.
Увидев все это, находившиеся на дороге наездники тоже поскакали к Анфиске.
Вторая стрела, выпущенная Чернавкой, отскочила от сельджукского щита. Сарацин быстро приближался, понукая коня и угрожающе размахивая саблей.
Анфиска стремительно выскочила из-за мула и с колена пустила третью стрелу в одного из дальних всадников, делая вид, что целится в ближнего сарацина. Выхватывая из колчана четвертую стрелу, Анфиска заметила, как упал с лошади наездник со стрелой между глаз, так и не доскакав до нее.
