Виктор Поротников - Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
– Неужели это погоня за нами? – испуганно спросила Доминика.
Болгарка перевела ее вопрос на русский и чихнула.
– Тс-с! – В ответ Анфиска прижала указательный палец к губам.
Вскоре послышался нарастающий топот копыт, этот шум ширился и рос. По дороге скакали рыцари. Всхрапывали кони, бренчали уздечки. Мчался грозный железный поток!
Анфиска принялась было считать всадников, но скоро сбилась со счета. Рыцарей было много, с ними мчались их оруженосцы, знаменосцы и слуги.
Рыцарский отряд стал спускаться под гору и, удаляясь, постепенно затерялся в сгущающихся сумерках. Затих вдали и топот копыт.
– Куда поскакали эти рыцари? – оправившись от страха, спросила Доминика.
При этом она теребила за рукав служанку, чтобы та переводила ее вопрос скорее.
– Во всяком случае, не за нами, – успокоила гречанку Анфиска. – Я видела королевское знамя, значит, сам Конрад возглавляет этот отряд. А король не станет гоняться за беглой женой какого-то русича.
– Что же случилось? – беспокоилась Доминика. – Почему король оставил свое войско? Если Конрад поскакал не за нами, тогда куда же он помчался на ночь глядя?
Анфиска сама ломала над этим голову, поэтому ничего не ответила Доминике.
– Поехали, поехали! – ворчала она и первая стала выбираться из зарослей.
Проехав по дороге около двух верст, беглянки увидели впереди освещенный кострами лагерь, окруженный повозками.
– Так вот куда спешил король, – сказала Доминика, остановив своего мула рядом с мулом Анфиски. – Что это за стан?
– Это становище немецких крестьян, идущих в Святую Землю, – ответила Анфиска. – Вряд ли король спешил именно сюда. Нам лучше объехать крестьянский лагерь стороной.
Доминика согласилась с Анфиской.
Беглянки оставили дорогу и долго ехали по равнине, пересеченной неглубокими оврагами, покуда не достигли стоящего стеной темного леса. Царящий в лесу мрак был чернее опустившейся на землю ночи.
Анфиска уверенно правила своим мулом, выбирая наиболее верное направление движения. Она поторапливала постоянно отстающую Доминику, не обращая внимания на ее охи и вздохи.
Проехав по краю темной чащи, перебравшись через ручей и обогнув по склону обширный холм, три наездницы снова выбрались на дорогу.
Анфиска остановила усталого мула, заметив из-за деревьев какое-то движение на дороге. Скрипели повозки, чавкала грязь под множеством ног, слышались встревоженные голоса мужчин и женщин, разговаривающих по-немецки.
Дождь прекратился, но Анфиска даже не обратила на это внимания.
Повернув к вершине холма, Анфиска увлекла за собой своих недовольных спутниц, изрядно промокших и продрогших. С вершины было видно, что это темные толпы крестьян заполонили дорогу, двигаясь на запад. Однако крестьянский стан не опустел, там хозяйничали толпы других людей, конных и пеших, которые все прибывали по этой же дороге со стороны Дорилея.
«Похоже, сельджуки разбили крестоносцев! – подумала Анфиска. – Вот почему сбежал король и без промедления устремилась в обратный путь беднота».
Однако вслух Анфиска этого не сказала. Ей хотелось поразмыслить над тем, что им теперь делать: прибиться к крестьянам или же постараться обогнать их?
Доминика своими стонами и жалобами отвлекала Анфиску от размышлений. Гречанка настаивала, чтобы Анфиска развела костер – все равно как и все равно где! – ей необходимо обсушиться, иначе она умрет от простуды.
«Вот наказанье-то мне с тобой!» – недовольно подумала Анфиска.
Вернувшись обратно к ручью, Чернавка долго возилась с огнивом и пучками с трудом найденной сухой травы. Родившийся наконец слабый огонек вознаградил ее за старания, а обрадованная Доминика поцеловала Анфиску в щеку. Болгарка наломала сухих хворостин, чтобы разжечь пламя побольше.
Анфиска наскоро перекусила сыром и хлебом, затем стала укладывать спать своих спутниц. Умаявшись за день, Доминика и ее служанка быстро заснули на расстеленных возле костра попонах.
Прежде чем лечь спать самой, Чернавка вновь поднялась на вершину холма и стала смотреть на огни далекого стана. Мысли ее были о Василии Буслаеве. Жив ли он? Не ранен ли?
Перед самым рассветом Анфиска растолкала спящих Доминику и болгарку.
– Я хочу умыться, – капризно заявила гречанка.
– Некогда размываться! – сердито сказала Анфиска, седлая мулов.
– Я хочу есть, – добавила Доминика.
– И разъедать некогда! – отрезала Анфиска.
– Какая ты сегодня жестокая, Анфиса, – с укором промолвила Доминика.
Она покорно забралась на своего мула, чтобы продолжить путь.
Выбравшись на дорогу, грязь на которой была размешана колесами повозок, лошадиными копытами и несколькими тысячами людских ног, Анфиска оглянулась на виднеющийся в полуверсте позади них стан крестоносцев. Там царили тишина и неподвижность, лишь бродили оседланные кони по лугу и колыхались на ветру воткнутые в землю знамена.
«Дрыхнут горе-воители! – с беспокойством подумала Чернавка. – Поди и стражу не выставили! А коль сарацины навалятся ни свет ни заря?»
Понукая мулов, всадницы двинулись по разбитой дороге на запад.
Анфиска ехала впереди, постоянно поглядывая по сторонам и назад. Тревога не покидала ее. Далеко ли сарацины? И что им делать, ежели они наткнутся на них?
Полдня беглянки ехали по дороге, не останавливаясь.
Завидев вдалеке крестьянский обоз, медленно одолевающий подъем, Анфиска решила сделать привал. Наездницы свернули с дороги к небольшой роще посреди равнины.
Они не стали разводить огонь, расположившись на опавших листьях под кронами деревьев, похожих на липы и клены.
К большому огорчению Доминики, во фляге кончилось вино. Ей пришлось подкреплять свои силы всухомятку.
После скромной трапезы на Анфиску навалилась не то лень, не то усталость. Видя, что Доминика и ее служанка задремали в обнимку под деревом, Анфиска улеглась с ними рядом, завернувшись в плащ.
«Видит Бог, я заслужила небольшой отдых, поскольку уже второй день не снимаю с себя кольчугу и опекаю двух этих неженок!» – засыпая, подумала Анфиска.
Беглянок разбудил шум сражения.
Доминика и болгарка никак не могли сообразить, с какой стороны доносятся воинственные крики и лязг железа. Обе бестолково вертели головами спросонья.
Анфиска влезла на дерево со спины мула. Оглядев окрестности, она спустилась на землю.
– Крестоносцы бьются с сарацинами на равнине недалече отсюда, и на дороге тоже сеча идет, – поведала Чернавка своим испуганным спутницам. – Придется нам переждать, покуда битва закончится.
– Кто же одолевает, крестоносцы или сельджуки? – спросила Доминика.
– Не разобрала я, – ответила Анфиска, – но, по-моему, сельджуки сильно теснят крестоносцев. Всадников у сарацин очень много. Всюду, куда ни глянь, конница сарацинская скачет.
– Ежели сельджуки одолеют крестоносцев, что с нами будет? – забеспокоилась Доминика.
– Нам теперь в любом случае к морю выбираться надо, – сказала Анфиска, – поскольку и христианское войско тоже к морю отступает. – Она прислушалась, вытянув шею. – Кажется, стихает битва-то…
Доминика и служанка тоже вслушались в гул многих тысяч копыт, растекающийся по равнине. Звона мечей больше не было слышно.
Упав на колени, Доминика принялась исступленно молиться, сложив ладони и подняв лицо к небу.
Осенний лес с тихим шорохом ронял на землю темно-желтые листья.
Каркала стая ворон, кружившая над верхушками деревьев.
«Воронье слетается, значит, битва и впрямь закончилась», – промелькнуло в голове у Чернавки.
Когда на землю опустилась вечерняя пелена, беглянки осмелились наконец снова выбраться на дорогу. Они пугливо озирались по сторонам, объезжая попадавшиеся у них на пути тела убитых воинов. Иногда копыто мула цеплялось за валяющийся в дорожной грязи шлем или наступало на брошенный щит.
– Не лучше ли нам догнать войско крестоносцев? – робко обратилась Доминика к Чернавке. – А то мне страшно.
– Обратно к мужу захотелось? – криво усмехнулась Анфиска.
Сумерки все больше сгущались. Налетал порывами холодный ветер.
Доминика окликнула Чернавку:
– Я устала, Анфиса. Пора остановиться на ночлег.
– Не будет ныне ночлега, – отозвалась Чернавка. – Будем ехать всю ночь напролет, покуда не догоним крестоносцев. Верну тебя Василию, и дело с концом!
Доминика обиженно примолкла, когда служанка перевела ей ответ Анфиски.
Спустя какое-то время невдалеке раздался заунывный волчий вой.
Мулы испуганно запрядали ушами.
Наступила ночь.
Мулы шли усталым шагом. Доминика и болгарка постоянно клевали носом. Анфиске приходилось то и дело толкать в плечо то одну, то другую, чтобы те не свалились с седла.
Понемногу сон стал одолевать и Анфиску, ее голова в островерхом шлеме неумолимо клонилась на грудь, слипались глаза.
Неожиданно впереди через дорогу перемахнули какие-то смутные тени, еле различимые во мраке ночи, прозвучали торопливые удаляющиеся шаги.
