Николай Задорнов - Золотая лихорадка
У ключа земля обобрана. Сняты мхи. Сорваны лоскуты с земли, чуть тронуты пески, едва начат колодец и все брошено. Тут же огнище от костра и от него полосы дыма по земле, следы пожара. Задымленная ель без игл и дальше деревья, как копченые рыбины, висят под лохмами туч. Пожар занялся недавно от костра. Бросили все. Бродяги прошли.
– Рвали землю… Торопились… Пробы брали, слыхали про богатое содержание, – сказал Егор сыну. – Жадность-то!
– Не умеют мыть! – ответил сын. – Может быть, сахалинцы?
По молчанию отца всегда можно почувствовать, согласен он или нет. Сейчас Егор не согласен.
– Отстань от меня немного, – сказал Егор, переходя гребень.
Василий снял винтовку и держал ее наготове, привычно слушаясь отца. Глаза Василия забегают вперед Егора, а сердце идет с отцом рядом. «Не было печали, попадем под обстрел!»
Хищникам продукты нужны.
Егор с Василием несут муку, соль и масло. Надо все перетаскать в новый табор. Будет у них новый участок. По камням текут ручьи, во мхах вязнет нога, тяжесть давит… Бродяги не знают, где мыть. На всех ключах рыто, рвано, схвачено… Зверье!
Внизу открылся пролом в скалах, деревья растут, как травинки, по отвесу камней и по венцам, а внизу шумит речка в сини и пене, с камнями в волнах. Тропа набита сапогами. «Это мы шли, но не только мы».
Очкастый рассказал про Катю. Она будто бы была острижена в больнице, лежала там в городе в тифу. Отец ее – бакенщик, бывший матрос, пьяница. Василий все это знает. Пьяница отец и стриженая голова и синяк под глазом! И все чудо как хорошо! А глазки – василечки гордые в голубом огне.
Если смотреть со скалы на тропу под отвесом, можно подумать, что молодой бредет по следу бородатого, хочет его подстрелить.
Весь июнь стояла холодная дождливая погода с ветрами.
Больных на прииске мало. С устьев реки весной доставляли купленный на баркасах лук, сухую малину, а теперь есть и зелень, и ягоды…
… – Вешать его или стрелять? – обсуждали выборные.
– Вешать! – сказал Родион. – Удавить, заразу, пусть крутится.
– Это надо виселицу делать, опять от работы отрываться.
Гаврюшка доложил, что преступник – беглый каторжанин, рецидивист. Ему сорок лет. Гаврюшка его не пустил на прииск, но он обошел где-то тропой и, выйдя на реку, нанялся сначала к гилякам в работники на промысел, а потом ушел…
Егор почти не спал ночь. Не хотел бы он убивать человека. Сам как с тяжелого похмелья! «Я должен лишить человека жизни!» Впервые. Если бы не на прииске, сдать бы его властям. Но ведь это то же самое. Егор отступиться не смеет. «А вот я винил Ивана».
– Я никогда не вешал. Как вешать? – спросил Егор. «Кто возьмется?» – спрашивал его взор.
– Я не вешал! – ответил Сашка. – Когда был солдатом – колол, рубил.
– Я видел, вы под Кантоном сражались, значки вынесли на пиках, – сказал матрос. – А у нас вешали на рее товарища. Жалко было. Он капитана ударил. Тот ему ухо откусил, зверь был.
«Сашка был солдатом… У каждого в жизни было что-то свое», – подумал Егор.
Повели убийцу. Егор посмотрел ему в лицо. Страшная, злая радость показалась Егору в его глазах, как будто мучения людей, приконченных им, не давали ему покоя и стояли перед глазами. Словно сам он рад, что сейчас прикончат его и с ним все зло и в то же время что-то жаль ему себя. И он сам боится.
Бродягу привязали к дереву, он дернул руку, когда кто-то затянул ее грубо. Теперь виден только его затылок с патлами скатавшихся волос. Все молчали и спешили. А Родион спокойно, словно делая нужное и полезное дело, все затягивал веревки, как гужи на хомуте.
Вышло много охотников. Каждый видел вчера растерзанных.
– Живучий! – сказал кто-то после первого залпа.
– Жить хочет! – подтвердил Родион.
– Такова жизнь! – говорил Полоз, шагая с президентом к прииску.
А земля была уже утоптана и дерево сожжено.
– Жизнь – борьба, и борьба не должна сдерживаться… Все равно она происходит в обход законам и условностям.
Егора встретила Катька. Она прыгала, и он подумал, не с ума ли сошла невестка.
– Маманя, маманя! – кричала Катюшка, показывая на подходившую лодку.
– Моя жена приехала! – сказал Егор и слабо улыбнулся, как выздоравливающий.
У Натальи видней седина на висках, лицо свежее и загорелое, она жмурится от сильного солнца и от радости. Лодку пригнал Алексей – младший сын Кузнецова.
– Наконец-то добралась до твоего прииска, – сказала Наталья. – Федя скоро приедет. Медведя хочет привезти на прииск, говорит, бадью качать будет. А как ты тут, удалая голова? Голова ты моя! – ласково молвила она, беря два узла в руки. Но тут же Катя и Татьяна отняли их.
Алексей кинулся к брату Василию.
– Ну, пойдем в забой, я тебе покажу, как золото добывают! – обнял его за плечи Василий.
– Штой-то ты его в забой! – воскликнула Ксеня. – Ты его своди в артель, где в карты режутся, на золото играют! Или в ресторан к китайцу. А трудиться ему еще всю жизнь придется, что там хорошего, в твоем забое? Че он работы в жизни не увидит? Иди к часовому мастеру, пусть поглядит!
– Маманя, маманя, – суетилась Катюшка.
Ксеня выскочила из пекарни и низко кланялась. «Вот же льстивая стервенка, – думала она, глядя, как Катя вьется подле свекрови. – Морская змейка, схватила узелок!»
– Ну, веди к себе! – сказала жена Егору.
– Пойдем, Наташа.
– Что невеселый, иль не рад?
Наталье все низко кланялись.
– Как бы тут мне не оступиться! – приговаривала она и почтительно отвечала поклонами на все стороны.
– Вы, мама, им сильно не кланяйтесь, – сказал Сашка. Он стал отгонять любопытных. – Вы тут супруга президента!
– Федя наш сзади едет! – сказала Татьяна. – С медведем!
* * *– Егор! Скорей! Беда, – закричал, распахивая дверь избы, Федосеич. – Скорей на выручку! Перепились артели! Вот кто-то боялся, что за кровь бог накажет. Вот люди не выдержали казни и перепились! Так всегда! Сволочи! Пьянчуги!
… Егор хотел после обеда показать жене штольни и шахты, свои и чужие. Он ни словом не обмолвился о том, что случилось.
– Иди скорей, Никита сгоняет китайцев… Там драка! Тимоха с Сашкой не могут справиться. Китайцы меня послали. Там артель перепилась.
Быстро пошла лодка к Силинскому берегу. «Никита спьяну не вытерпел… Давно эта китайская артель ему покоя не давала», – думал Егор.
Прииск почти не работал. Из лодки вслед за Егором выпрыгнул Федосеич, Илья, Васька и пьяный Ломов. Навстречу Егору из-за отвалов вышел китаец Литюфан. Он придерживал рукой левый глаз. Не сказав пи слова, китаец прошел мимо Егора к реке.
– Зверь, антихрист! – кидался Силин на Никиту. – Уходи!.. Только тронь, и тебя на виселицу! – Сплин тоже был пьян.
Теснились пьяные мужики из артели, тут же староверы, китайцы с дубинами и лопатами.
Никита еще рвался в драку с Сашкой, а Тимоха не пускал его.
– Не лезь, – сказал Сашка.
– Тварь, образина, я еще достигну тебя.
– Приехал? – спросил Котяй Овчинников. От него пахнуло водкой, как из донной бочки.
– Собака! За нехристей? Против бога! Против царя! – Егора взял за горло низкорослый Рыжак с дико дерзкими пьяными глазами.
– Кто собака?
Кто-то ударил Егора сзади по голове. Засверкали топоры и лопаты.
– Ты палкой сзади? – спросил Егор.
От сильного удара шляпа слетела у мужика с головы. Егор кинул Терешку на землю. Рыжак лег поперек Терешки, сбитый Егоровым кулаком. Егор вырвал у кого-то лопату и махнул вокруг себя.
Раздалась пальба. Илья и Васька выстрелили вверх из револьверов.
Егор подошел к толпе староверов.
– Из-за чего драка? Вы зачем здесь?
Староверы кинулись бежать.
– Давать всем! – крикнули из толпы.
У Егора разорвана рубаха, голова в крови. Китайцы сбились плотно и угрожающе подымали лес лопат и ломов. А мужики кидались, пытаясь вырвать кого-нибудь из их плотной массы.
– Межу не переступать! – сказал Егор Никите. – А то погоню.
– Меня?
– Тебя! – сказал Егор, взял его руками за рубаху и за ремень и поднял. – Я тебя разопну!
Толпа разошлась.
Егор велел выборным и артельным на трезвую голову собраться на другой день утром на резиденции.
… На заре первым пришел Силин и сказал, что люди отрезвели и хотят Никиту совсем выгнать.
… Наталье уже все рассказали, и она сидела на президентском табурете у окна с печальным лицом.
– Че у тебя зубы болят, кума? – спросил Тимоха.
А сыновья ее еще спали головами к железному ящику с общественным золотом. Пришел Гуран.
– Стих народ! – сказал он. – Сегодня Никита не приехал.
– А другие? – спросил Силин.
– Собрались все.
Солнце уже взошло. Егор опоясался, взял карту и вышел следом за Тимохой.
… Опять цвела сирень и пели птицы на все голоса. Где-то щелкнуло негромко.
Егор хотел сойти со ступеней крыльца, но оступился и упал, чего с ним никогда не бывало.
