Николай Костомаров - Кудеяр
В апреле 1571 года хан неожиданно собрал свой курилтай и объявил, что поход будет не на Литву, а на Москву.
— Я, — сказал он, — нарочно о том не говорил никому, чтоб наш ворог, московский князь, не узнал и не приготовился к обороне. Нападем на него врасплох. У него в государстве беда и нестроение — и голод, и мор на людей; лучших своих воевод он сам побил; теперь у него осталась дрянь. У нас есть ихние люди, которые поведут нас через броды и перелазы до самой Москвы. Возьмем Москву, дожжем ее, разорим все Московское государство, как еще никогда мы не разоряли. Помните, как они, неверные, услыхавши, что у нас хлебный недород, и на людей мор, и на скот падеж, умышляли в такую пору идти на нас, хотели наш крымский юрт покорить, как покорили Казань и Астрахань. Но великий пророк затмил разум их, помешал умыслы их… Теперь нам очередь пришла. И на них такая теперь беда, какая тогда была на нас. Не будем же мы глупы так, как они тогда были глупы. Учиним над ними то, что они хотели над нами учинить, да не сумели.
Мурзы были довольны. Во всем Крыму весть о том, что поход будет на Москву, а не на Литву, принята была с восторгом. Пробудилась тотчас старая вражда, старое чувство досады об утраченном господстве над Русью. Кудеяр отправил своих новокрещенов вперед к Окулу и Урману с приказанием, чтобы они дожидались его с ханом на Злынском поле около вешнего Николы. Через две недели он выступил в поход сам, а за ним следовал хан с ордою. В день самого выезда Девлет-Гирея из столицы, на остроконечии, вбитом в стену ограды Бахчисарайского дворца, появилась голова врага его Акмамбета, во святом крещении Федора. Девлет-Гирей, напугавши обещанием мучительной казни, продержал его в тюрьме до своего выезда, а потом сказал: "Я не Иван московский, чтобы мне тешиться муками людей" — и приказал отрубить голову преступнику.
V
Татарское нашествие
Кудеяр, в сопровождении двух русских изменников, с отрядом татар тысяч в пять, шел вперед через ногайские степи по Муравскому шляху. Громадные толпы ногаев ехали отовсюду к Муравскому шляху, верхом, с колчанами и луками за плечами, и вели с собою много запасных лошадей. Поход им предстоял тремя путями: одни должны были примкнуть к ханской орде, другие, свернув с Муравского шляха, переправиться через Донец на Изюмской сакме и, достигнув жилых мест, опустошать украинные земли московские, а третьи должны были идти восточнее, через Тихую Сосну, Потудань, к Дону, на рязанские земли. У них было одинаков назначение: все должны были сожигать русские селения, портить посевы, убивать людей, а лучших ловить на аркан и вести в плен. Им не было положенного срока пребывать в походе: какие успеют прежде других, награбят, наделают разорений, нахватают пленников и ворочаются, коли хотят, в свои степи. Сам хан Девлет-Гирей, со ста двадцатью тысячами орды, намеревался свернуть с Муравского шляха влево, перейти Оку в ее верховьях, по указанию русских изменников, потом перейти Жиздру, Угру и идти к Москве с запада, в надежде, что царь, если и спохватится, то будет ждать его с юга от Москвы, как прежде бывало. Хан не заботился о продовольствии своих ратных сил; каждый татарин брал себе что хотел, а не взял, сам виноват, хоть с голоду умирай; только дано было приказание брать с собою побольше ремней, чем вязать пленников. За ханом не ехал обоз; все везли на вьючных лошадях. Хан шел с необычною быстротой, чтобы внезапно напасть на столицу; поэтому за ним хотя и везли шатры, но они почти никогда не разбивались; хан отдыхал под открытым небом, на ковре, разостланном на траве. Только иногда, когда надобно было подолее покормить лошадей, для хана жарили бараний шашлык или какую-нибудь дичь; в другое время, торопя свою орду, он ел только сухую вяленую конину и показывал своим мурзам пример воздержания и сурового образа жизни.
Кудеяр с Лихаревым и Рустом, опередившие хана, прибыли к Оке на Злынскос поле, находившееся недалеко впадения в Оку реки Ицки. Здесь встретил он уже ожидавших его Окула, Урмана и братьев Юдинковых, а с ними было всего-навсего только десять человек.
Когда разбойники изъявили радость о встрече с Кудеяром, ханский тат-агасы держал себя уже не так, как прежде, и здоровался с ними хоть и с приветливым, однако, вместе с тем и с гордым видом, который шел к его расшитому золотом чекменю. Он важно и покровительственно объявил им от хана великие милости, если они благополучно переведут ханскую орду через реки, и тут же, через своего секретаря, выдал им по нескольку золотых монет. Окул с Урманом хотели было наперерыв рассказывать свои приключения, испытанные ими после погрома разбойничьего стана, близ озера, но Кудеяр, как будто не желая даже вспоминать о прошлом, прервал их и с важностью сказал:
— Говорите дело: что я у вас спрошу, то мне и говорите. Отчего вас так мало? Где вы были в последнее время?
— Мы были в Брянском лесу, — начал Окул, — когда мы с Урманом услышали, что хан идет, то стали говорить ватаге, что идти бы нам Кудеяру навстречу и проводить хана через броды и перелазы. Ватага так и заорала: как можно, чтобы христиане бусурманам на христиан помочь давали?
— Я им и говорю, — сказал Урман, — да ведь нам, братцы, лишь бы милость была, а теперь будет такой случай, что другого не дождешься. А они на меня: ты сам татарин и своим татарам норовишь: видно, хочешь в прежнюю веру повернуться и нас туда же тянешь.
— Я говорил им, — сказал Окул, — ведь мы шли же против царя-мучителя с Кудеяром, а теперь Кудеяр хана на того же мучителя ведет и нас просит с собою, отчего ж нам не идти?.. А они говорят: то иное дело было; мы тогда уповали, что вместо царя-мучителя иной царь христианский будет, а теперь хан-бусурман идет разорять народ. Да тут же стали кричать на нас: долой их с атаманства. Нас с атаманства скинули; атаманами поставили Захарку Мельницу да Матюху Курощупова. А те, как стали на атаманство, тотчас сказали кругу такову речь: пойдемте, братцы, прямо к царю с повинною, а Окулка с Урманком свяжем; авось нас государь-царь помилует за то, что мы не пошли служить крымскому хану. А ватага на это как крикнет: "Да, помилует! Как помиловал нашу братью, тех, что близ озера сдались. Вишь ты, — говорят, — что затеяли рассякие-растакие дети, рубить их, а то они нас выдадут", да тут же их изрубили. А мы стоим с Урманом, себе смерти дожидаем. Только нет: они нас рубить не стали, только все ругали. "И к царю не пойдем, — кричат, — и к хану не пойдем, а, кто скажет еще хоть слово про то, чтоб нам идти либо к хану, либо к царю, тому тотчас смерть". Так мы с Урманом посоветовались, что нам оставаться в стане не мочно, да ночью и убежали.
— А вот эти, что с нами пришли, — сказал Урман, — десять человек, все татары новокрещены; им також не мочно было оставаться, для того что им веры уж не будет, затем что татары; — и они бежали с нами, хотячи послужить хану и тебе.
— А мы, — сказал Ждан Юдинков, целуя полу одежды Кудеяра, — твои вечные холопы, твои дети верные; как прежде с тобой неразлучно ездили, так и теперь поедем близ твоего стремени.
— Служите верно светлейшему хану, — сказал Кудеяр, — и получите большие милости.
Он приказал угостить разбойников, но сам не садился с ними.
— Горд, — заметил Окул, — важным человеком сделался у хана!
— Нет, он милостив! — сказал Василий Юдинков.
Прибыл хан. Он заблагорассудил разбить себе на Злынском поле шатер и намеревался отдохнуть один день после продолжительного беспрерывного пути. Кудеяр привел к нему русских беглецов. Они целовали руки хана. Урман не утерпел и заплакал: национальное чувство, задушенное в молодости, воскресло при виде государя того племени, к которому принадлежал Урман, государя, говорившего языком, слыханным Урманом в детстве от отца и матери.
— Светлейший хан, — сказал Урман, — я твой прирожденный человек; и эти люди — он указал на новокрещенов — все это, как и я, твои люди; все мы прирожденные татары, нас неволею повернули на москвитинов. Ты наш настоящий государь. Все мы хотим тебе служить навек!
Новокрещены клялись в верности хану. Окул и Юдинков молчали, не понимая по-татарски.
— Я рад, — сказал хан, — что наши пришли к нам. Вы — дети мои, я — ваш отец. Московский мучитель набрал вас в мусульманских царствах и насильно отвратил от правой нашей веры. Много вас таких. За вас и за них иду я мстить ему, и вы за себя отомщайте. Послужите мне, так будете у меня ближними людьми. Вот Кудеяр вам скажет, как я умею благодарить и награждать услугу. Кудеяр сделал мне добро, и теперь важный человек в нашем юрте.
При помощи русских изменников, взявшихся быть вожами, хан с ордою перешел Оку на Быстром броде, перешел Жиздру в том месте, где когда-то разбойники ушли от калужан, наконец, перешел Угру и повернул к востоку. Татары шли неутомимо, не встречали нигде от русских сопротивления; в этом крае русской рати не было; царь, услышав чрез станичников, что ногаи стали появляться в украинных землях и за ними хочет быть сам хан, собрал наскоро рать; она стояла под Серпуховом, ожидая татар по дороге к этому городу.
