Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис

Такой поворот встревожил меня. Моим первым естественным порывом было желание немедленно отправиться к месье Д. и предупредить о готовящейся засаде. Но именно этого мне и не велели делать. Офицер иммиграционной службы рассказал Ричарду о планируемой операции, и я согласилась принять в ней участие. Следующая ночь выдалась на удивление темной – ни единого проблеска луны среди низко плывущих облаков. Незадолго до полуночи приехала полицейская машина. «Едем, вам следует самой убедиться, – сказал дежурный констебль, – похоже, он действительно подает сигналы».

Мы прибыли на Сент-Леонард-Террас и припарковались под деревьями возле Бертон-Корт. «Надо понять, что тут происходит, – заметил полицейский. – Видите, окна его комнаты находятся прямо напротив того места, где установлен аэростат». Это было очевидно, и мне нечего было возразить.

Мы сидели в машине, слушали завывания сирен, гул вражеских самолетов и разрывы бомб – «Блиц» был в полном разгаре, так что скучать не приходилось. Внезапно сидевший рядом со мной полицейский подался вперед и воскликнул: «Смотрите – там, в его окне! Видели?» Я видела: за стеклом действительно мелькали какие-то быстрые всполохи желтого света. В кромешной тьме ноябрьской ночи они казались особенно яркими. Некоторое время мы наблюдали за вспышками, а затем полицейский открыл дверцу машины.

«Дом не заперт?» – спросил он у меня. Все дома беженцев во время налетов оставались открытыми, чтобы в случае попадания зажигалки дежурные могли легко попасть внутрь.

«Я поднимусь первым, – предложил инспектор. – Мы же не хотим напугать этого человека. Объяснение может быть самым невинным, но в любом случае нам следует предупредить его о нарушении режима светомаскировки».

Мы начали подниматься по лестнице. Грохот зениток был настолько мощным, что наверняка заглушал наши шаги. Двери в комнаты жильцов были закрыты, лампочки на лестничных площадках вывернуты, мы освещали себе путь специальными маскировочными фонарями. Я хорошо знала дорогу в комнату месье Д., поскольку в прошлом, когда он сильно простудился, мне приходилось навещать его. Миссис Фрит готовила еду, а я относила ее больному.

Мы поднялись наверх, остановились возле нужной двери и прислушались. Изнутри доносились голоса. Месье Д. не спал и явно был не один. Мне велели постучать и сразу входить, чтобы подозреваемый не успел спрятать улики, которые могут выдать его. Идея мне не понравилась, но пришлось подчиниться приказу полиции. По сигналу офицера я резко стукнула костяшками пальцев по деревянной двери и со словами: «Месье Д., месье…» – распахнула ее. Хозяин, потрясенный внезапным вторжением, уставился на меня с открытым ртом; из одежды на нем были лишь носки и рубашка. Поначалу он не заметил полицейских, маячивших у меня за спиной. «Marraine…» – пролепетал он. В руке у месье Д. был зажат фонарь – недобрый знак. Но в луче моего собственного фонаря я заметила ногу, высовывающуюся из-под стоявшей в углу железной кровати, – белая, стройная женская нога.

– Кто у вас там под кроватью? – спросила я, оборачиваясь к перепуганному мужчине. – Отвечайте немедленно!

Месье Д. начал что-то бормотать, запинаясь и заикаясь, но в конце концов выдавил:

– Вы ее не знаете, marraine.

Я сделала шаг вперед, нагнулась и посветила под кровать. Месье Д. ошибся – я прекрасно знала эту даму. Раздался протестующий визг, но в смотрящих на меня глазах было столько веселого лукавства и одновременно такой отчаянной мольбы, что я поспешила выпрямиться и встать так, чтобы торчащая из-под кровати нога не была заметна вошедшим вслед за мной полицейским. Я изложила месье Д. обвинения, выдвинутые против него соотечественниками. Он слушал разинув рот, на этот раз от возмущения. Он подает сигналы врагу? Он – немецкий шпион? Да он лично, своими руками задушил бы любого, кто вздумал бы сигнализировать этим грязным бошам! [73] Я перебила поток его гневной брани:

– Да, я уже поняла, чем вы тут занимаетесь, и я знаю вашу подругу, но полицейские желают знать, что вы делаете со своим фонарем. Ваши моральные принципы нас не касаются, а вот нарушение режима светомаскировки – этот дело полиции!

Месье Д. смущенно потупился, вертя в руке злосчастный фонарик.

– Она потеряла чулки… вы же понимаете, marraine, новые чулки нынче трудно купить. Вот мы их и искали с фонарем, потому что верхний свет я включить не могу – на окнах нет затемнения. Мне каждый вечер приходится раздеваться при свете фонарика, но я стараюсь не поднимать луч слишком высоко, так что снаружи его не должно быть заметно.

В разговор вмешался инспектор:

– Как он объясняет вспышки света в окне? И кто там прячется у него под кроватью?

– Женщина. Месье Д. говорит, она залезла туда, когда услышала стук в дверь. А фонарик они зажгли, чтобы найти чулки, которые потеряла подруга месье Д. Поскольку на окнах нет штор, он каждый вечер раздевается при свете фонаря. Этим объясняются вспышки в окне.

Инспектор пересек комнату, подошел к кровати и заглянул под нее. После чего распрямился и, не говоря ни слова, вернулся к порогу.

– Переведите, пожалуйста, – обратился он ко мне, – что полиция выносит ему предупреждение о нарушении режима светомаскировки. Если подобное повторится, его оштрафуют, а то и в тюрьму могут посадить. Скажите как можно строже. Он должен понимать – дело серьезное, – закончил инспектор. Затем нагнулся, поднял с пола шелковый чулок и протянул его перепуганному мужчине.

Я передала слова инспектора и добавила:

– Завтра попытаюсь раздобыть для вас плотные шторы.

Месье Д. ухватил меня за руку и пустился в долгие путаные извинения по поводу столь щекотливого положения, в котором мы застукали его.

Полицейские уже спускались по лестнице, предупредив, что подождут меня в машине.

– Оденьте даму, – посоветовала я месье Д. – Здесь ужасно холодно. Кстати, вот и второй чулок нашелся! – Луч моего фонарика выхватил валяющуюся на полу вещь. – А почему бы вам не повесить на окно одеяло? – спросила я.

– Marraine, мы думали об этом, но вы же сами сказали – жуткий холод, – кашлянул месье Д. – Без одеяла мы мерзли в постели!

Я пожелала бедолаге спокойной ночи, сбежала вниз по лестнице и со смехом рухнула на сиденье полицейской машины. Подруга месье Д. была хорошо известна не только мне, но и стражам порядка. Ночные авианалеты и отключение электричества благоприятствовали ее ремеслу, но создавали некоторые неудобства при обслуживании клиентов. Мы сидели в машине и хохотали до слез, снова и снова вспоминая историю о потерянных чулках. Я пообещала инспектору проследить за тем, чтобы у месье Д. была надежная светомаскировка. Полицейские отвезли меня домой, всю дорогу мы продолжали хихикать над незадачливым любовником.

На следующий день месье Д. явился с извинениями.

– Вы должны понять, marraine, мне очень неловко. Такая неприятная ситуация, но, в конце концов, я ведь одинокий мужчина. А девушка она хорошая, и денег берет с меня совсем немного – знает, что я на пособии.

Это последнее замечание особенно позабавило Ричарда. Все беженцы получали социальное пособие. В мои обязанности входило еженедельно сопровождать бельгийцев в офис иммиграционной службы, где им выдавали положенное содержание. Месье Д. переживал: что подумают чиновники, узнав, на что идут выделяемые государством средства.

Пару дней спустя у нас случилось еще одно приключение, связанное с полицией, правда на этот раз не столь забавное. Начавшийся авианалет был необычайно интенсивным, возможно, один из самых сильных налетов, которые мы видели за последнее время. Мы не спали, поскольку нам предстояло идти тушить зажигалки – занятие, ставшее для нас чуть ли не ежевечерней обязанностью и которое, по словам Ричарда, позволяло немного размяться и от души повеселиться. Сделав обход отведенного нам участка, мы благополучно вернулись домой и уже собирались ложиться, когда раздался истеричный стук в дверь. Мы открыли. Стоявший на пороге констебль буквально рухнул нам на руки. Казалось, человек близок к обмороку. Мы помогли ему пройти в комнату, превратившуюся в нечто вроде гостиной и спальни одновременно. Констебль был в ужасном состоянии – он дрожал, словно в лихорадке, плакал и стонал. Я решила, что человек в шоке. Мы дали ему выпить, но, когда я собиралась налить второй бокал, Ричард остановил меня, сказав по-французски, что констебль, похоже, уже пьян. Тем временем гость повалился на нашу кровать и лежал там, жалобно стеная и охая. Добиться от него каких-либо внятных объяснений было невозможно. Мы видели, что это не местный полицейский. Как он оказался в Челси? Мы пытались выяснить, где находится его участок, – увы, безрезультатно. За окном продолжал бушевать «Блиц», отчаянно грохотали зенитки, но мы с Ричардом не отказались бы немного отдохнуть, однако на нашей кровати валялся едва живой незнакомец.