Морис Дрюон - Свидание в аду
Жан-Ноэль решил воспользоваться удобным случаем и в очередной раз попросил об отсрочке векселя.
– Дорогая Лидия, мне очень неловко, – пробормотал он. – Клянусь вам, что все эти три дня…
И он принялся придумывать различные небылицы, а затем вновь предложил ей закладную на замок Моглев.
Герцогиня рассеянно слушала его беспомощный лепет.
Внезапно она остановилась и повернулась к юноше.
– Неужели вы не понимаете, дорогой, что я даже и не думаю об этих деньгах?! – воскликнула она, глядя ему прямо в глаза.
Жан-Ноэль удивленно поднял брови.
– Неужели вы в самом деле ничего не понимаете? – продолжала она. – Как по-вашему, зачем я заставляю вас подписывать эти жалкие векселя? Не считаете же вы меня до такой степени мелочной! Я делала это только потому, что хотела быть уверенной в одном: по крайней мере раз в три дня я буду видеть вас у себя! Господи, до чего же все мужчины глупы, все-то им надо растолковывать!
Если Жан-Ноэль и не мог с уверенностью объяснить себе, для чего герцогиня давала ему такие короткие отсрочки, он тем не менее отлично понимал, что нравится ей. За две недели они исчерпали все темы общих рассуждений; они говорили обо всем: о любви, об искусстве, об окружающих людях, касались в разговорах всего, что могут сказать мужчина и женщина, совершенно чуждые друг другу и между которыми существует почти пятидесятилетняя разница в возрасте.
Молодой человек понимал, что рано или поздно возникнет вопрос о характере отношений между ними.
Герцогиня де Сальвимонте походила на княгиню фон Меттерних: когда эту знатную даму спросили, в каком возрасте женщину перестают волновать плотские помыслы, она ответила: «Не знаю, мне ведь всего лишь шестьдесят пять лет».
Усаживаясь в машину, Лидия де Сальвимонте неизменно старалась прижаться к Жан-Ноэлю, и он все время чувствовал прикосновение ее подагрической ноги или ее подвязки; все это было настолько красноречиво, что молодой человек внутренне вздрагивал.
Однако он надеялся, что все ограничится этими в общем-то невинными заигрываниями: ему казалось, что людям в весьма пожилом возрасте должна быть свойственна застенчивость.
– Но в конце концов, дорогой, – продолжала она, – чего вы ждете? Вот уже две недели, как мы видимся почти ежедневно. Сначала я думала, что это все из-за денег. Но нет, теперь я понимаю – вы просто не можете обходиться без меня. Чего же вы ждете, дружок? Неужели я сама должна вас поощрять? Не теряйте же драгоценного времени, ведь пока я еще не потеряла привлекательности! Увы, у меня не так много лет впереди! Но здесь, но здесь, – продолжала она, ударяя себя в иссохшую грудь, – у меня таится сокровище нерастраченной молодости, которое еще не оценил по достоинству ни один мужчина.
«Кажется, я перестарался, играя комедию, – подумал Жан-Ноэль. – Усердствуй я меньше, она, пожалуй, забыла бы о моем долге в двести пятьдесят тысяч франков».
Он думал только о том, как ему теперь себя вести, и даже не подозревал, какую мучительную надежду заронили в душу старой герцогини эти две недели их постоянного общения.
– Дорогая Лидия, я испытываю к вам величайшую нежность… Но ведь вы отлично знаете, что женщины меня не привлекают. Мне нравятся мужчины, – лицемерно проговорил он, опуская голову и проводя кончиком ботинка по песку, которым была усыпана аллея.
– Но ведь это неправда, дорогой, – воскликнула она. – Вы были близки с Инесс Сандоваль, а потом, в Венеции, – как мне рассказывали – с Памелой Рокаполли…
– Не отрицаю, но это были такие неудачные опыты…
– Вам просто не повезло! Ведь обе они ужасные создания, poveretto![72] Одна – колченогая, другая – просто обезьяна!.. А потом, они еще слишком молоды и думают лишь о себе. Но я, поверьте, обращу вас в истинную веру. Ведь я обладаю не только редкой интуицией, но и опытом в любви.
Они стояли возле закраины бассейна. На листе водяной лилии сплелись две стрекозы.
– Взгляните на них, – проговорила герцогиня внезапно охрипшим голосом.
«Да ведь она просто какая-то полоумная, помешанная», – решил Жан-Ноэль.
Он перевел взгляд со стрекоз на лицо старой герцогини.
Она была одновременно отвратительной и жалкой. Кровь прилила к ее выступающим скулам. Старческие глаза с накрашенными тушью редкими ресницами слезились.
И в первый раз в жизни Жан-Ноэль почувствовал, что он сильнее человека, оказавшегося рядом с ним, почувствовал, что тот целиком находится в его власти.
Посреди водяной чаши юный Вакх выжимал гроздь винограда в пасть льва…
– Но скажите, tesoro, вы нормальный юноша?.. Я имею в виду – в физическом смысле… – произнесла герцогиня вполголоса, но с тем же пылом.
– Да… – протянул Жан-Ноэль. – Но только вот… Ничего не могу с собой поделать: я не способен думать о любви, когда нуждаюсь в деньгах.
На сей раз он сказал правду.
– Но ведь денег у меня сколько угодно, мой ангел, вы это отлично знаете! – воскликнула герцогиня. – И мой девиз: «Если хватает для одного, хватит и для двоих». К тому же я создана, чтобы дарить! И с радостью избавлю вас от всех забот, если они мешают вам быть мужчиной! Что нужно сделать? Сколько?
Жан-Ноэль не ответил. Он подсчитывал. «Миллион? Могу ли я попросить у нее миллион? Но тогда мне придется подчиниться. Двести пятьдесят тысяч франков – это, конечно, было только вступление. Ну а уж дальше… Но смогу ли я?»
– Ах, сокровище мое! Знаете, в первый же раз, когда я увидела вас на том балу, два года назад, – снова заговорила герцогиня, – и когда вы пригласили меня танцевать или, быть может, я вас сама пригласила, уже не помню… так вот, я почувствовала, что меня бросило в жар, от вас исходили какие-то флюиды. Я ощутила удар, понимаете, удар, как от электрического тока… А тот день, когда мы сидели в моей гондоле во время похорон нашего милейшего Пимроуза, когда мы вместе плыли по тихой лагуне, направляясь к кладбищу, – день этот останется одним из лучших воспоминаний в моей жизни.
Герцогиня волновалась, как девочка, и ее костлявая грудная клетка высоко вздымалась.
«Сколько времени она еще может прожить?» – подумал Жан-Ноэль.
– Сколько дивных минут я подарю вам, дорогой! – продолжала она. – Мы можем жить в моих дворцах в Италии, можем отправиться в кругосветное путешествие. Я покажу вам весь мир! У вас будет все, что захотите…
Он наклонил голову точно в глубокой задумчивости, потом выпрямился, и на его лице появилось выражение печали и оскорбленного достоинства.
– Нет, Лидия, не искушайте меня. Это невозможно, – сказал он. – Поймите же, я не могу согласиться на то, чтобы вы меня содержали, не могу. Как это будет выглядеть со стороны?
– Но что нам до мнения других, если речь идет о любви? Неужели вы обращаете внимание на пересуды?
– Дело не во мнении других, а в моих собственных взглядах. Я бы стал презирать себя… А потом, я должен подумать и о своем будущем. Без сомнения, я чудесно прожил бы несколько месяцев, ну а дальше? Я должен сделать хоть какую-нибудь карьеру. И у меня, не забудьте, есть сестра, о которой я обязан позаботиться… Ведь мы – двое разоренных сирот, дорогая Лидия…
Он мысленно перебирал различные возможности – дарственную запись или завещание в его пользу. Как бы ей это подсказать? И внезапно в его голове мелькнула новая мысль. Почему бы Лидии не удочерить Мари-Анж или не усыновить его самого? Невольно он все еще смотрел на нее как на бабушку.
– В таком случае, мой дорогой, – начала герцогиня де Сальвимонте, внезапно становясь серьезной…
И Жан-Ноэля на мгновение невольно охватил панический страх: он подумал, что его доводы убедили ее и она сейчас пойдет на попятную.
– В таком случае я торжественно объявляю вам: почему бы нам не пожениться? Все женщины, как вы знаете, хотят выйти замуж. А у меня в этом деле есть опыт, ведь я вдова.
Несколько мгновений Жан-Ноэль не мог прийти в себя – так он был ошеломлен.
– Ну да, это самое правильное решение, – продолжала старуха, вновь настроившись на лирический лад. – У вас будет вполне достойная роль. И никто не посмеет сказать, что вы у меня на содержании. Ведь брак – это союз двух людей. Денежные вопросы, которыми мне, увы, приходится заниматься, – все эти дворцы, земельные владения, дворецкие, – всем этим должен ведать мужчина. И это прекрасное положение, можете мне поверить! Я же создана для любви, и только для нее!
Жан-Ноэль быстро прикинул в уме: ее собственное состояние, да еще и состояние Бена, которое она недавно унаследовала… Он был потрясен открывшимися перед ним головокружительными возможностями.
«Только безумец, – подумал юноша, – откажется от такого богатства, когда оно само плывет тебе в руки».
Их брак покажется в обществе смешным? «Никогда состояние в сорок миллионов не покажется смешным, – сказал он себе. – Нет, это просто божье благословение. На близость с нею до свадьбы я не пойду. А там видно будет…»
