Уинстон Грэм - Росс Полдарк
- Я могу... сесть и немного с вами поболтать?
Поразительная перемена. Зачесанные кверху волосы меняли овал её лица, делая его округлым. Юные черты лица были светлы и чисты, а взгляд стал взрослым. Росс чувствовал себя, как человек, пригревший тигренка, не зная, в кого тот вырастет. Этот чертенок, упрямо не желающий занимать должное положение, вызывал у него смех.
Но случившееся не было смешным. Будь так, Росс бы от души посмеялся. Он не знал почему, но ему было не до смеха.
- Ты пришла в этот дом, как служанка, и хорошо справлялась со своими обязанностями, - угрюмо произнес он. - Поэтому тебе былa дозволена определенная свобода. Но надевать это платье тебе никто не позволял.
Край кресла, на котором Росс ранее сидел, осталось наполовину отодвинутым, и Демельза опустилась на него. Она нервно улыбнулась, но в её улыбке было больше очарования, чем она предполагала.
- Пожалуйста, Росс, разве я не могу остаться? Никто никогда не узнает. Пожалуйста... - слова замерли у нее на устах, перейдя в шепот. - Я не желаю вам зла. Я прошу лишь того, что делала не один вечер до этого. Я не хотела обидеть вас, надев платье. Оно всё равно бы сгнило. Мне стало жаль, что все эти прекрасные вещи гниют в сундуке. Я лишь хотела сделать вам приятное. Я думала, вам понравится. Если я останусь с вами, пока не придет время уйти...
- Отправляйся спать и больше не будем об этом, - сказал Росс.
- Мне семнадцать, - непокорно произнесла она. - Мне семнадцать уже несколько недель. Вы всегда будете обращаться со мной как с ребенком? Не надо обращаться со мной как с ребенком! Я уже женщина. Разве не могу я сама решать, когда мне следует лечь спать?
- Нет, ты не можешь поступать, как тебе вздумается.
- Я думала, я вам нравлюсь.
- Нравишься. Но это не дает тебе право заправлять всем в доме.
- Я не хочу заправлять домом, Росс. Я только хочу сидеть здесь и говорить с вами. У меня только старые платья, в которых я работаю. Это так... даже просто носить такое платье...
- Делай, как велено, или на рассвете отправишься домой к отцу.
С самого начала своей робкой и отчаянной попытки Демельза сумела пробудить в себе чувство обиды на Росса. И в какой-то миг она действительно верила, что их разговор сводится к тому, будет или нет ей предоставлена определенная свобода.
- Давайте, - выкрикнула она, выгоните меня! Выгоните меня сегодня же! Мне всё равно. Ударьте, если хотите. Как мой отец. Я напьюсь и буду кричать на весь дом, и тогда у вас будет повод!
Демельза повернулась и схватила стакан со стола, налила себе бренди и сделалa глоток. Затем она выжидающе посмотрела на Росса, чтобы увидеть, какое впечатление произвел на него этот поступок.
Росс быстро нагнулся, подобрал деревянную кочергу и хлестнул её по пальцам. Стекло разбилось, и содержимое стакана выплеснулось на платье, о котором они спорили.
Мгновение Демельза смотрела на Росса скорее удивленным взглядом, нежели полным боли, а потом поднесла пальцы ко рту. Взрослая и непокорная семнадцатилетняя девушка внезапно превратилась в несчастное и несправедливо обиженное дитя. Она посмотрела на платье, которое пропиталось бренди. В её глазах выступили слезы, повиснув на густых темных ресницах, пока она их не смахнула. Они показались вновь и зависли на кончиках ресниц, не падая. Попытка обольстить Росса болезненным образом провалилась, но ей на помощь пришла сама природа.
- Мне не следовало так поступать, - сказал Росс.
Он не понимал, почему произнес эти слова или почему извинялся за своевременный и нужный выговор. Он чувствовал, что вступил на зыбучие пески.
- Платье, - произнесла она. - Вам не следовало портить платье. Оно было таким прекрасным. Завтра я уйду. Как только наступит рассвет, я уйду.
Демельза поднялась со стула и попыталась что-то произнести, но внезапно упала на колени у кресла, положила голову ему на колени и всхлипнула.
Росс опустил взгляд на её густую копну темных волос, которые слегка курчавились у основания шеи. Он коснулся её волос, переливающихся темными и светлыми тенями.
- Малышка, - произнес Росс. - Оставайся, если хочешь.
Демельза пыталась не плакать, но глаза вновь наполнялись слезами. Впервые за всё время Росс коснулся ее и поднял. Еще вчера прикосновение ничего бы не значило. Демельза невольно оказалась у него на колене.
- Вот.
Росс достал свой платок и вытер ей глаза. Затем он поцеловал её в щеку и погладил по руке, пытаясь убедить себя, что его поступок - всего лишь отеческая забота. Но его власть над ней исчезла.
И это больше не имело значения.
- Мне это нравится, - сказала Демельза.
- Наверное. А теперь ступай и забудь о том, что случилось.
Она, вздохнув, сглотнула.
- У меня ноги мокрые.
Демельза задрала подол розовой нижней юбки и начала вытирать коленку.
- Ты знаешь, что о нас говорят люди, Демельза? - зло выговорил Росс.
Она покачала головой.
- Что?
- Если продолжишь себя вести подобным образом, то сплетни станут правдой.
Она посмотрела на него, но в этот раз открыто, без страха и кокетства.
- Я живу лишь для вас, Росс.
Ворвавшийся ветерок приподнял одну из штор у распахнутого окна. Птицы наконец смолкли. Стемнело. Росс вновь поцеловал ее, на этот раз в губы. Демельза неловко улыбнулась сквозь непросохшие слезы; сияние свечей придало её коже светло-золотистый блеск.
А затем, к несчастью, Демельза, подняв руку, откинула назад прядь волос, и этот жест напомнил Россу мать.
Росс вскочил и так резко поднял её на ноги, что она едва не упала. Он подошел к окну, встав к ней спиной.
Дело не в ее движении, а в платье. Может, запах; что-то пробудило в нем ароматы и вкусы прошлой жизни. Частичка матери навсегда осталась в этом платье, в этой комнате, кресле. Её дух витал здесь и сблизил их друг с другом.
Призраки и тени прошлой жизни.
- В чем дело? - спросила Демельза.
Росс обернулся. Демельза стояла, держась за край стола, с разбитым стаканом у ног. Он попытался вспомнить того худенького и маленького сорванца, который вместе с Гарриком бродил по полям. Но это не помогало. Сорванец исчез навсегда. Не красота вдруг проявилась в Демельзе за одну ночь, это был призыв юности, который уже сам по себе прекрасен.
- Демельза, - произнес он, и даже имя её прозвучало странно. - Я отобрал тебя у отца не для того, чтобы ...
- Неужели так важно, ради чего вы меня забрали?
- Ты не понимаешь, - сказал он. - Уходи. Ступай прочь.
Росс чувствовал необходимость смягчить свои слова, необходимость объясниться. Но даже легкий намек на отступление от своей позиции отбросит в сторону ограничения.
Росс посмотрел на нее, но Демельза молчала. Возможно, в глубине души она смирилась с поражением, но Росс не знал, не мог прочесть в ней этого. Её глаза таили в себе взгляд незнакомки, сменивший нечто привычное. Они смотрели на него с вызовом, в котором росли боль и враждебность.
- Я иду спать. - сказал Росс. - Ты тоже ложись и попытайся понять.
Росс взял свечу и задул другие в подсвечнике. Он бросил на нее взгляд и выдавил улыбку.
- Доброй ночи, дорогая.
Демельза не произнесла ни слова и не шевельнулась. Когда за ним закрылась дверь, и она осталась в безмолвной комнате лишь в обществе расстроенного мотылька, Демельза повернулась и взяла свечу для себя, задув остальные, которые оставил Росс.
***Уже в спальне Росса охватила волна осуждения своей непредвиденной ярости. В какого же скопца и затворника он превращается? Казалось, даже тень отца восстала и прошептала ему:
- Юный ханжа!
- Боги! - взмолился он. Что за кодекс чести он выработал для себя, что вынужден подчиняться этим праведным разграничениям? Можно растратить всю юность, лавируя между моральными обязательствами. Хрупкой и изящной Элизабет, худощавой и распутной Маргарет, Демельзой с её расцветшим девичеством. Пылким ребенком, катавшимся в пыли вместе со своей собакой, девочкой, погонявшей волов, женщиной... Разве имеет еще что-нибудь значение? Он ни к кому более не привязан; определенно, не к Элизабет. Она больше для него ничего не значит. Это чувство - не слепая погоня за удовольствиями, чтобы утопить в них боль, как это произошло в ночь бала. Господи, да он никогда еще не был столь пьян от такого малого количества бренди. Это старое шелковое платье, частичка былой любви.
Росс в смятении присел на кровать и попытался собраться с мыслями. Он попытался вспомнить события сегодняшнего дня. День начался с разочарования, им же и закончился. "Говоря начистоту, мистер Полдарк, я склонен согласиться со своим коллегой, мистером Холсом. Безусловно, несчастье для заключенного, если он страдает этим заболеванием". Ну кто еще, кроме остолопа, мог ждать, что судьи вынесут иной приговор, а не просто сговорятся друг с другом. "Мы должны поддерживать друг друга ради блага нашего дела, общества и сословия". А вот он это упустил. Нельзя со свидетельской скамьи публично обвинять людей своего сословия, не говоря уже о тирадах в их адрес перед лицом толпы зевак в суде.
