Валентин Рыбин - Огненная арена
— Так точно! — отвечал один.
— Постараемся, ваше превосходительство, — обещал другой.
— Рады стараться! — чеканил третий.
— Господин полковник, — полюбопытствовал Косаговский. — А что же Евгений Евгеньевич не захотел, что ли, присутствовать на нашем ужине? Или другие какие причины?
— Отказался, ваше превосходительство.
— Вот как? А я думал занят: с чемоданом возится, готовясь к отъезду, с женой в платочек плачет, а он, вишь ты, не захотел повидаться со мной. Когда же отбывает господин Уссаковский?
— Утром, с московским, ваше превосходительство.
— Так, так… Значит, с московским? А есть ли среди офицеров охотники проводить Евгения Евгеньевича?
Жалковский встал из-за стола:
— Господа, господин генерал спрашивает: есть ли охотники проводить бывшего начальника области?
Посыпались легкие смешки: никто не вызвался в провожатые.
— А проводить надо бы! — сказал, вставая новый генерал. — Надо бы воздать ему почести за его либерализм и слюнтяйство… Впрочем, простите, у меня личная нелюбовь и неуважение к этому человеку. Прошу не обращать внимания и продолжать веселье…
Снова поднимали тосты: за нового генерала, за верность государю и отечеству, за Махтумкули-хана и прочих ханов… Потом заиграл оркестр. Начались танцы. И веселье затянулось до самого утра.
На рассвете несколько изрядно подвыпивших офицеров отправились к дому начальника Закаспийской области. В окнах было темно. Часовой, охранявший здание, сообщил господам, что генерал Уссаковский только что уехал на вокзал. Офицеры направились туда.
Поезд попыхивал на первом пути, готовясь в трехтысячеверстную дорогу. Шла посадка в вагоны. Несколько солдат внесли в мягкий вагон вещи генерала. Сам Уссаковский прогуливался с женой по перрону.
Прозвенел первый предупредительный звонок об отходе поезда. Генерал помог жене войти в тамбур и сам взялся за поручни. И тут услышал:
— Господин генерал, вы оскорбили нас своим холодным безразличием. Вы не удостоили чести…
— Простите, мне некогда с вами разглагольствовать!
Грянул пистолетный выстрел. Пуля чиркнула над ухом Уссаковского, сорвав погон. Вторая пуля попала в дверь. Брызнуло со звоном стекло. Уссаковский успел скрыться в вагоне.
Свист патруля и переполох, возникший на перроне, остановили офицеров от дальнейших попыток застрелить бывшего командующего. Бросившись вниз, на привокзальную площадь, они скрылись в сером утреннем рассвете. Поезд тем временем отошел от вокзала и, набирая скорость, загрохотал, выходя в предместья города…
О покушении на Уссаковского доложили и новому начальнику области. Косаговский хмуро спросил:
— Кто стрелял?
— Кто-то из наших офицеров, — сказал Жалковский.
— Ну, что ж, каждый получает — что заслужил, — сухо заметил генерал, — Но если по чести, то здешние офицеры и стрелять-то по-настоящму еще не научились. Где уж им с революционерами воевать… Ну, ничего, научатся.
Через день Косаговский поселился в доме бывшего Закаспийского начальника, и кабинет его принял. Ознакомился с делами и принялся за обновление уездных властей и прокуратуры. Правитель канцелярии давно уже заготовил приказы на этот счет.
Начал с полицмейстера и начальника уезда: обоих вызвал к себе с адресами членов забастовочного комитета и других неблагонадежных.
— Итак, господа, хотел бы спросить у вас: почему смутьяны, поднявшие забастовку, ходят до сих пор на свободе?
— Ваше превосходительство, но тут творилось такое! — хотел было пояснить Куколь-Яснопольский.
— Попустительствовали, вот и творилось! — со злостью осадил Косаговский. — Дошло то того, что официальная газета выступает с крамольными заметками. Где это было видано!
— Ваше превосходительство, редактор газеты — сам член забастовочного комитета. Что еще можно было от него ожидать! — пожаловался Пересвет-Солтан.
— Вот, вот, — недобро усмехнулся начальник уезда. — Вы какого-то несчастного редактора боитесь, а на вас вся Россия надеется, ждет, что с корнем вырвете демократическую полынь. Чего уж ожидать-то от вас, родимые? Идите к правителю канцелярии да доложите, чтобы подыскал он вам места службы более подходящие.
— Но ваше превосходительство! — воскликнул Пересвет-Солтан.
— Марш! — вскричал генерал. — Марш оба! И чтобы духу вашего тут больше не было.
На крики прибежал Жалковский.
— Господин генерал, не извольте гневаться: все будет сделано самым лучшим образом.
— Отправьте полицмейстера в Байрам-Али, а Куколя — в Мары или Чарджуй. Вы свободны, господа офицеры! — еще раз прикрикнул он, видя, что оба топчутся возле двери.
— Господин генерал, — сказал с некоторым сожалением Жалковский, когда те вышли, — поспешили вы немного. Я хотел изгнать обоих из Асхабада после того, как они помогут мне арестовать забастовщиков. Они же всех знают.
— Ну, так пусть займутся арестами немедленно, пока еще не уехали. Возглавьте эту кампанию сами, полковник. В Москве идут баррикадные бои. Как бы дым восстания не перекинулся опять сюда. Постарайтесь взять весь забастовочный комитет.
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Если нет иных указаний, то разрешите действовать?
— А что ж сидеть-то. Действуйте…
Спустя час, правитель канцелярии был в полицейском управлении. Заняв кабинет полицмейстера, он сел за стол, вызвал самого Пересвет-Солтана и приказал — до утра арестовать всех активных забастовщиков. Жалковский предупредил, что не уйдет из полицейского управления до тех пор, пока не увидится лично с Нестеровым, Вахниным, Шелапутовым, Любимским и прочими.
— Смею доложить, господин полковник, Вахнин и Шелапутов находятся в отъезде… Мои люди их видели в Красноводске, когда они садились на пароход. Что касается остальных, не извольте сомневаться: всех доставим сюда, — заверил полицмейстер.
— Приступайте, — распорядился Жалковский, и когда Пересвет-Солтан удалился, велел принести ему чаю.
К шести вечера привезли Любимских. Обоих ввели к Жалковскому.
— Честь имею, господин полковник. Чем вже могу служить? — с достоинством раскланялся Соломон.
— Похоже на то, что вы опять собираетесь нас закрыть? — спросила Фира Львовна. — Если эта так, то вы, господин начальник, совершенно не представляете, что такое газета. Это сплошные убытки, господин полковник. Сядьте на наше место — и вы разоритесь быстрее самого заядлого картежника.
— Присаживайтесь, господа, — сухо указал на стулья Жалковский. — Если не ошибаюсь, мы уже четырежды подвергали вас штрафу за противоправительственные выступления?
— Было вже, а что поделаешь! — с улыбкой обреченного человека сказал и пожал плечами Соломон,
— Если вам опять нужны наши деньги, — добавила Фира Львовна, — то вы зря на нас надеетесь. Мы, господин полковник, выпотрошены на нет.
— Прошлым летом приказом министра внутренних дел России газета «Асхабад» была прикрыта. Не так ли? — напомнил Жалковский.
— Да, мы не могли найти общий язык с министром, — согласился Любимский. — Его не устраивала наша вывеска. Так мы сменили ее! Что вже вы еще хотите?
— Соломон, ради аллаха, — взмолилась Фира Львовна. — Давай уплатим еще один штраф и уйдем отсюда!
— Штрафом на этот раз вы не отделаетесь, — усмехнулся Жалковский. — Новый начальник Закаспийской области, генерал Косаговский приказал арестовать вас за печатание крамольных заметок. Кто вас снабжает информацией о событиях в Москве?
— Ладно, господин полковник, — отозвался с досадой Любимский. — Говорите вже, сколько мы должны, да мы пойдем.
— Увы, на этот раз придется вам задержаться, — возразил Жалковский. Выйдя из-за стола, он приоткрыл дверь и попросил охрану, чтобы проводили господина редактора с женой в камеру.
— Господин полковник, вы преступаете приличия! — возмутилась Фира Львовна, но Жалковский поспешно закрыл дверь…
В десять вечера к правителю канцелярии доставили слесарей— Гусева и Заплаткина. С ними полковник разговаривать не стал. Уточнил лишь фамилии, место работы и велел посадить.
Еще через час был доставлен Эмануил Воронец.
— По какому праву вам дозволено поднимать спящих из постели и гнать через весь город, толкая в спину прикладами! — возмутился он. Воронец был непричёсан. Пуговицы на рубахе не застегнуты, и пальто — нараспашку.
— Косаговский велел арестовать вас, господин председатель, — с усмешкой пояснил правитель канцелярии.
— За что? За то, что мне удалось потушить пожар забастовки?
— За то, что пытались остановить эшелоны Прасолова, идущие из Кушки.
— Но разве я виновен в этом? Спрашивайте за все с Нестерова. Он приказал оставить солдат посреди песков.
— С Нестерова спросится, но и с вас потребуем отчета, вы ведь председатель забастовочного комитета.
